Уезжали от обиды: насколько искренни вернувшиеся из зоны боевых действий казахстанки

Открытые вопросы

Сегодня эти вопросы остаются открытыми, считает эксперт в сфере социетальной безопасности, доктор исторических наук Ирина ЧЕРНЫХ. Вместе с коллегами из Центральной Азии казахстанский специалист приняла участие в конференции “Женщины во время конфликта”, организованной общественной организацией “FemAgora”.

Ирина Черных остановилась на теме “Жизненные стратегии женщин-мусульманок в зонах конфликта и по возвращении из Сирии”.

– Почти все страны Центральной Азии инициировали возвращение своих граждан, которые участвовали в ирако-сирийском конфликте и построении так называемого халифата. С весны 2019 года в ходе 4 этапов операции “Жусан” (“Степная полынь”) из Сирии на родину возвращено 595 казахстанцев, в большинстве своем это женщины и дети. Была еще операция “Русафа” по возвращению из Ирака 14 детей, – отметила спикер. – Весной 2019 года Таджикистан эвакуировал 84 ребенка из зоны ирако-сирийского конфликта (как сообщали СМИ, это дети таджикских боевиков экстремистских групп, находившихся в лагерях или тюрьмах Ирака. – Прим. авт.). Узбекистан провел операцию “Мехр” (“Доброта”): в страну из зон вооруженных конфликтов на Ближнем Востоке и в Афганистане вернулся 261 человек, среди них только один мужчина, остальные – женщины и дети.

А соседний Кыргызстан пока не провел ни одного акта возвращения своих граждан из “горячих точек” – централизованно при государственной поддержке, но вопрос прорабатывается правительством.

Боевик в юбке

– Важен не столько сам процесс возвращения граждан на территорию страны, сколько последующие процессы их включения в общество: реабилитация, ресоциализация, решение проблем, с которыми в зонах военных конфликтов столкнулись женщины и дети, – акцентировала Ирина Черных. – В этом смысле в связи с деятельностью ДАИШ (другая аббревиатура – ИГИЛ: Исламское государство Ирака и Леванта) мы наблюдали новый феномен: большое количество женщин хотело быть в той или иной степени причастно к строительству халифата наряду с иностранными боевиками. Женщины составляют порядка 10 процентов от общего числа иностранных боевиков.

По мнению эксперта, наблюдается несколько измерений роли женщин в зонах боевых действий.

– Во-первых, женщина как объект насилия. Это достаточно распространенная практика в период военных действий. Мы помним трагичные события, когда женщин-езидок, захваченных в плен ИГИЛ, превращали в сексуальных рабынь. Во-вторых, женщины являются активными субъектами насильственного экстремизма. Женщины входили в состав экстремистских групп и террористических организаций, брали на себя роль смертниц-шахидок, разведчиц, медиков, осуществляли “сексуальный джихад”, – продолжила Ирина Черных.

Еще один интересный факт – молодые женщины являлись активными вербовщиками в сети террористов.

– По данным одной из исследовательских групп, среди 40 тысяч аккаунтов в социальных сетях, которые вели рекрутинг боевиков в зону ирако-сирийского конфликта, 16 тысяч аккаунтов модерировали женщины! И именно они вели активную пропагандистскую работу среди ровесниц, – сказала эксперт.

Третье измерение роли женщин, вернувшихся из зон боевых действий, связано с тем, что они выступают субъектами профилактики насильственного экстремизма.

– Сегодня мы должны говорить о женщинах как о первой линии защиты в контексте процесса радикализации, противостояния насильственному экстремизму и терроризму, – сказала эксперт.

Право выбора

Ирина Черных вместе с коллегами недавно закончила исследование по теме репатрианток из зон боевых действий на примере Казахстана (результаты еще не опубликованы). Как опыт Казахстана по реабилитации граждан, вернувшихся из Сирии, может помочь всему миру

– Мы провели глубинные интервью с женщинами, возвращенными в Казахстан, опрашивали экспертов, которые были задействованы в процессе их реабилитации, и местное население, высказавшееся на тему отношения к возвращенцам из “горячих точек”, – рассказала Ирина Черных.

Задачей экспертов было выявить, какую роль женщины играли в этом конфликте, какие факторы побудили их покинуть родину, что они испытали в зоне боевых действий.

– Был выявлен целый спектр факторов, которые способствовали выезду: социально-экономические причины, большинство уехавших в Сирию казахстанок воспитывались в неблагополучных семьях. Многие выезжали в Сирию под влиянием мужей. “У нас не было выбора”, “Как исламская жена, я должна следовать за мужем”, – говорили они. Кейсов, когда мать отправилась вслед за сыном, было мало, и всего 2 кейса были связаны с девушками, которые по Интернету познакомились с боевиками, влюбились и уехали в Сирию, – сообщила Ирина Черных.

Отмечались психологические проблемы, обиды на государство и общество, а также возможность самореализоваться, практиковать ислам и получать профессиональные рекомендации от имамов.

– Важным фактором выступил кризис самоидентификации женщин, поиск себя и идеалов, низкая грамотность и другие причины, которые в совокупности и определили желание уехать из Казахстана. Было также ожидание материальной поддержки. Женщин не просто звали в новую жизнь – им обещали обеспеченное существование, богатство. И в 2012–2014 годах уехавшие действительно жили хорошо, ролики о домах и машинах были правдой, говорили нам интервьюируемые женщины, – рассказала эксперт.

Верить или нет?

Ирина Черных подняла и вопрос искренности возвращенных из “горячих точек” соотечественниц.

– Насколько женщины откровенны в своих ответах? Мы, эксперты, не всегда можем доверять им. Возвращенные давали типичные ответы на вопрос, почему вернулись обратно, – здесь фиксировался нарратив раскаяния: “Мы ошиблись, нам дали второй шанс, и мы им воспользовались”. Но надо разбираться, насколько откровенны эти ответы, – подчерк-нула Ирина Черных.

– Сами женщины в интервью себя объективизировали и виктимизировали: я уехала вслед за мужем, у меня не было выбора, хотя в ходе разговоров о том, откуда они узнали о пункте назначения, с какой целью покидали Казахстан, мы понимали – женщины были хорошо осведомлены о том, куда они уезжают. А уезжали они на хорошие материальные условия. То есть такое двоякое положение: с одной стороны, они – жертвы, с другой – они сами выбрали этот путь и знали, куда едут, – отметила эксперт.

В ходе интервью репатриантки рассказывали о тяжелейших условиях, в которых им приходилось жить в Сирии, голоде, отсутствии продуктов, медицинской помощи (многие родили детей в Сирии, у многих минимум четверо детей), постоянных обстрелах и бомбежках.

Говорили о потере кормильцев – мужей, из-за чего были вынуждены выйти замуж повторно – “иначе не выжили бы”.

При этом женщины демонстрировали нежелание признавать, что мужья погибли в боевых действиях.

– Да, Казахстан достаточно успешно и одним из первых в Центральной Азии на системной основе провел репатриацию граждан из зон боевых действий. Но сейчас возникает вопрос ресоциализации, реинтеграции возвращенных в общества. Среди прочего женщинам нужно доказать факт потери кормильца – скорее всего, в судебном порядке; возможна стигматизация детей (хотя власти обещают, что информация о возвращенных из Сирии несовершеннолетних будет недоступна одноклассникам). Также возникают вопросы у местных сообществ – почему мы должны оказывать поддержку взрослым, которые сами выбрали этот путь.

Сегодня мы не имеем достаточно факторов верификации, насколько женщины интегрировались в среду, насколько не склонны совершать насильственные действия или продолжать какую-то деятельность, связанную с радикализацией местного религиозного сообщества. Это вопрос времени и эффективности соответствующей программы. И здесь Казахстану нужно будет поучиться у других стран, – заключила Ирина Черных.

НУР-СУЛТАН