Лук и слезы: что происходит в Масанчи после погрома

Газ будет. Честное слово

– Здравия желаю. Сержант Усманов. Предъявите документы, – с двух сторон Масанчи стоят блокпосты Нацгвардии: поперек дороги шашечками расставлены бетонные блоки. Машины пропускают по одной. – Откройте багажник.

Сержант забирает удостоверения и техпаспорт на машину и уносит их в полицейский автомобиль, где наши имена от руки записывают в журнал.

Через пару минут документы вернули, нас пропустили в село. Мы проезжаем на полсотни метров вперед. Здесь у нас назначена встреча с провожатыми.

Такие же блокпосты стоят вокруг других дунганских сел – Булар Батыр, Сортобе и Аухатты. Это такой дунганский анклав в окружении казахских сел – Отеген, Кызылсай, Каракемер, Кунбатыс, Байтерек. По пути мы видели патрули в Отегене и Карасу.

Считается, что во время погрома 8 февраля были убиты 11 человек, 185 ранены, сгорело 39 домов, 20 магазинов и складов, 47 легковых и грузовых машин. Материальный ущерб составил 1,7 миллиарда тенге. Чтобы не было повторения беспорядков, в район ввели войска. В дунганских селах установили режим ЧС.

Буквально за пару часов до нас здесь побывал новый аким Жамбылской области Бердибек Сапарбаев. Он попросил сельчан готовиться к посевной кампании. Пообещал, когда установится теплая погода, помочь восстановить село. И провести газ.

На самом деле ущерб гораздо больше. Подсчитать его никто не может. Как и восполнить. Как всякая закрытая группа, дунгане большую часть дел ведут без бумаг, под честное слово.

Говорим по-дунгански

Зашли в дом на окраине. Познакомились. Суфур ИДРИС. Пенсионер. На руках – ребенок.

– Заходите в дом, чаю попейте, пока ждете. Сейчас вы никого не найдете. Слышите, азан читают. Все в мечети. Я один остался с ребенком.

– А разве мечеть не в центре? – недоумеваю я. – Обычно ее на окраине не ставят.

– Так у нас 12 мечетей. Ходим в ту, что рядом.

Заходим в ворота и будто попадаем в узбекский дом на современный лад: в центре – двор, вокруг него стоят сарай с сеном, жилой дом, второй дом, большой навес, летняя кухня. Только чинары не хватает. Дальше, в глубине, огород.

– Этот дом я построил сам. Другой – мой сын недавно поставил. Всё с земли.

– А чем вы занимаетесь?

– Я уже лет семь за внуками смотрю, – улыбается старик. – Сейчас мои дети лук выращивают. Наверху, на богаре, ячмень сеем. Для откорма скотины.

– Вы верите, что власти смогут вас защитить?

– Здесь, в Масанчи, конечно, защитят.

– Аким просит, чтобы вы вышли в поля.

– Если нам власти дадут гарантии, что всё будет нормально, мы будем сажать. А так…

Шрамы войны

Проводить нас по селу вызвался фермер Рамазан НУХАРОВ. Правда, представился Ромой.

– Это был магазин. Здесь тоже магазин. Тут был склад, – показывает Рамазан. – Вон там фура стоит. Сожгли. Хозяин этого дома уже положил крышу. Видимо, деньги есть. Здесь овощной магазин был. Торговля идет, но из палатки.

Такие разрушения я видел только в Душанбе после гражданской войны. Окна жилых домов выбиты. Проемы закрыты листовым железом и пленкой. Часть домов стоит без крыши. Где-то обвалились стены. В паре мест огонь сжег всё до фундамента. Нет только пулевых пробоин в стенах.

Хотя система даже в погроме просматривается: сжигали самые богатые дома и двухэтажные магазины. Все признаки благополучия, мозолящие глаза. Той ночью били хрусталь и резали ковры.

Ищу другие маркеры. Все дома в центре свежей постройки – им явно не больше 10 лет. Ухоженные участки, чистые асфальтированные улицы, бойкая торговля, машин на улицах много, и они относительно новые – все кричат о финансовом благополучии. И очень много грузовых фур с алматинскими и столичными номерами.

Для Кордайского района картина нетипичная. Села лишь последние 4–5 лет как начали восстанавливаться. Теперь здесь дома не бросают, а продают. Цена – 300–350 тысяч тенге. В большинстве поселков асфальт клали последний раз при советской власти. Лишь по пути сюда, проезжая через село Отеген, заметили свежие черные заплатки на сером асфальте – их положили явно не ранее недели назад.

– А чем здесь занимаются люди? – в лоб спрашиваю Рамазана.

– Овощи выращиваем – картошку, лук, чеснок, морковь, редьку, свеклу, капусту. Весь Казахстан, Россия, все наш лук едят.

– У вас лично много земли?

– Покойный отец оставил мне 80 соток. Этого мало. Поэтому я арендую землю в других поселках и выращиваю овощи там.

– Это дорого выходит?

– Аренда гектара земли стоит 100–150 тысяч тенге. Чтобы собрать урожай, надо вложиться в землю. У нас выходит до 2 миллионов тенге в гектар. Это посев, полив, прополка, химическая обработка, минеральная подкормка, охрана, уборка. Для такой работы нанимаем людей.

– Много им платите?

– Когда убираем лук, чтобы затарить одну сетку, даем 100 тенге. Если урожай хороший, с гектара можно собрать почти 100 тонн. Это 3 тысячи сеток по 30 кило каждая. В прошлом году я так заработал 150 тысяч тенге с гектара.

– То есть, чтобы прожить, надо арендовать минимум 10 гектаров?

– Да, это минимум. Поэтому земли и не хватает.

– А в этом году сеять будете?

– Скорее всего, нет. Местные сказали: “Вы сейтесь. Когда урожай будет, мы посмотрим”. Так получилось, я заранее договорился на аренду земли в Кордае. Отдал хозяину 7 миллионов тенге. После той ночи позвонил ему, сказал, что сеять не буду. Он ответил: “Ладно, твое дело. Деньги ты мне уже отдал. А будешь работать или нет – это твое дело. Считай, деньги потерял”.

– А на что жить будете?

– На оборотные деньги. Наверное. Проживем как-нибудь.

– А следующий год с чего начнете?

– С нуля.

– И все так думают?

– Не все. Часть дунган хочет уехать в Россию, Саратов и Краснодар.

Сеяться не будем

С Исхаром мы говорим в кафе. Это громкое название носит контейнер, выставленный на улицу. Самое популярное место у нацгвардейцев. Все остальные точки сгорели. Если бы военные в камуфляже не говорили по-казахски, было бы полное ощущение фильма про Чечню из 90-х.

– А вы чем занимаетесь, Исхар?

– Я специалист по выращиванию овощей.

– Тоже арендуете земли в Кордае?

– Не только в Кордае. По требованиям севооборота на одном месте нам сидеть нельзя. Земля слабой становится. Мы работаем от Талапты (село Альжан ана. – Ред.) до Чуёв (село Шу, адмцентр соседнего Шуйского района. – Ред.). Смотрим, где удобно. На следующий год уже планируем. Туда переселяемся. Сидим год. Потом на другое место переходим.

– И людей уже знаете?

– Конечно. Много лет там работаем.

– Какие земли вам дают в аренду?

– Мы берем поля, которые не используют. Ни под кукурузу, ни под ячмень, ни под люцерну. Но нужен доступ к воде. А мы уже насосом качаем. У нас бригада – 4–5 человек. Вместе берем 30 гектаров. И работаем. Но есть люди, которые берут и по 3 гектара, и по 5 гектаров. Каждый работает по средствам. У кого-то есть спонсоры – он может взять 15–20 гектаров.

– Кто может помогать?

– Да любой, у кого деньги есть.

– Я могу вам деньги дать?

Глаза Исхара засветились интересом.

– Можете, но надо это обсудить. Тонкостей много. Вы же не знаете, сколько я получу в конце года. Вы рискуете. Вы не знаете, какая будет цена на товар. Поэтому нельзя гарантировать, что вы выиграете точно.

– Вы отдаете долг деньгами?

– С гектара я получаю 70 тонн лука. Эти тонны вы и получите. Деньгами я не возвращаю. Готовый товар может стоять на поле.

– То есть всё на доверии?

– С бумагами мы почти не работаем.

– Вы сами в поле выходите?

– Нет, нанимаем местных. Платим за день работы.

– И сколько может заработать поденщик?

– Он занят простым трудом. Показали работу – он ее выполняет. Прополка, уборка, тарирование. В среднем за день, если не сезон, – 2 тысячи тенге. Во время уборки они зарабатывают в зависимости от нормы – от 7 до 12 тысяч тенге. Кто пошустрее – до 15 тысяч. А есть специалисты – тракторист, механик, поливщик. Это другая категория. Они получают тоже по-другому.

У поденщиков всегда работа есть. У нас уже своя биржа организована в поселке Джамбул. Там есть бригадир, свои автобусы. Они сами набирают людей, развозят по полям. В последнее время работники уже туда могут и не выходить. Автобусы их из домов забирают, а после работы по домам развозят. У всех есть телефоны. Бригадир обзванивает, когда есть работа. Кто не работает, тот ест: Аграрии попросили сенаторов ввести наказание за тунеядство

– Сколько поденщиков работает?

– В одном поселке человек 300. Во время уборки выходит в разы больше. Приезжают из других регионов. Даже из Мерке люди едут. Только у меня работает около 100 человек. Работа – дней 20. Вот и считайте. Общий сезон урожая длится почти 40 дней.

– Все дунгане так работают?

– Не все. У кого земли нет своей, тот вынужден уезжать.

– И сколько всего земли ваши арендуют обычно?

– В Кордайском районе наши под лук берут, наверное, 2 тысячи гектаров. Средний урожай – 70 тонн. С другими овощами будет, наверное, 10 тысяч гектаров. Итого – 500 тысяч тонн. Но наши работают до Чуёв. Это еще 10 тысяч гектаров.

– Неплохой бизнес.

– Это со стороны кажется, что мы много зарабатываем. Товар продаешь – денег вроде много. Но это не мои деньги, кредитора. Я в свое время кредит брал в ноль. Только ради того, чтобы выжить. И опыт получить. А вот мой кредитор не считал, что он выиграл, потому что для него лук выходил по 25 тенге кило при рыночной цене в 23 тенге. Он считал, что проиграл. Лук – это карты. Можешь и заработать, а можешь и на ноль сесть.

– Вы в этом году поедете сеять?

– Нет.

Говорим по-казахски

– А мне их не жалко, – жестко отрезал один из жителей Кордая, подво­зивший меня до гостиницы. – Чего дунган жалеть? Они миллионами ворочают. Наши все на них батрачат. А чего хорошего мы от них видим? Ничего. Вот и получили свое.

Потрепанная “Ауди” – бочка с хрипящими динамиками. На заднем сиденье лежат две лепешки, пакет дешевой туалетной бумаги и три букета по одному тюльпану. 8 Марта все-таки. Надо маму, жену, сестру поздравить.

И тут же интерес.

– Правду говорят, что в Масанчи 25 мечетей?

– Нет, только 12.

– Это много. А вот мы всё никак свою достроить не можем. Саму мечеть поставили. Намаз читаем. А столовую достроить не можем. На поминки собираемся в ресторанах. Или в другое село едем. Вроде старики решили – каждая семья сдает по 15 тысяч. Богатые дали. Кто победнее, отдавать не хочет. Вы, говорят, богатые, вот и платите. Нам же никто не помогает, а почему мы должны? Я тоже сдал. Пять тысяч. Сейчас больше не могу. А у дунган всё жестко. Сказали старики: скидываемся по 30 тысяч – завтра все принесут деньги.

– Вы с дунганами работали?

– Нет. Я лучше потаксую. Земля у меня есть. Но я ее никому сдавать не буду. Постоянно люди жалуются на дунган за испорченные земли. Они же, когда рассаду сажают, полиэтиленом ее закрывают. Парник такой. За собой его не убирают.

Хозяин осенью приходит – поле, как помойка, вся в пленке. На ней уже ничего не вырастишь.

Я живу на люцерне. У меня есть 8 гектаров земли. Люцерна дает 3 покоса за год. Сажать ее надо раз в 5 лет. В год снимаю 4 тысячи тюков. Тюк стоил 500 тенге. Минус расходы на вспашку, покос и тюкование. Свои полтора миллиона у меня всегда есть.

Раны мира

По данным комитета РК по статистике, сегодня в Кордайском районе проживает около 150 тысяч человек. Половина из них – казахи, треть – дунгане. Почти 50 тысяч человек проживают только в трех селах – Аухатты, Сортобе, Масанчи. Это делает их самыми большими в Кордайском районе.

Причем дунганская диаспора растет быстрее других. В обычной семье здесь – 5–8 детей. Девушек стараются выдать замуж до 20 лет. В казахских и русских семьях – от 3 до 6 детей. И для девушки нормально выйти замуж после 23–24 лет, когда получит диплом.

Такой быстрый рост диаспоры привел к перенаселенности сел. В Масанчи уже нет земли под застройку. Новые дома ставят на полях, где сеяли хлеб. На окраине участок в 15 соток стоит 1,5 миллиона тенге. Это в 5 раз больше средних цен по району. В центре Масанчи сотка земли может стоить и 3 тысячи, и 5 тысяч долларов. Это уже цены Алматы и Нур-Султана. Сегодня Масанчи больше и богаче райцентра. Тогда же, лет 20 назад, начались и проблемы дунган.

Местные хотели бы перебраться в другие места, но акиматы других поселков не дают дунганам землю под постройку. Возможно, опасаются конфликтов уже со своим населением. Все эти изменения акимат района не мог не видеть.

Замыливание проблемы привело к погромам. Если ее не решать, она будет вот так выплескиваться. Как решать проблему? Прежде всего дунганам надо открываться. Никто не хотел убивать: что бывает, когда пропадает межнациональное согласие

Любое закрытое сообщество начинает жить по своим законам и не признавать законы страны. Рядом граница. За ней живут такие же дунгане. Соответственно не исключена контрабанда. Поэтому прав и Президент Касым-Жомарт ТОКАЕВ, который сказал, что одна из причин конфликта – разборки криминальных структур.

Чудо районного масштаба

Перенаселенность и стала причиной экономического чуда. Дунгане всегда выращивали овощи. Растущие города требовали больше продовольствия. И они нащупали свой рынок, где у них нет конкурентов.

Минимум треть лука, чеснока, моркови, картофеля, редьки, капусты на рынках Алматы дает Кордайский район. (Читай – дунгане Масанчи и Сортобе.)

Лет пять назад местные фермеры пригласили в село специалистов по капельному орошению из Украины. Прошли курс обучения. Нашли компании по аренде нужного оборудования и стали брать в аренду не поливные земли, а малоценную богару – участки без искусственного орошения. Новые технологии сразу подняли урожайность в 2–3 раза. Для дунган это был вопрос выживания. Схема сработала. За полдня, пока мы были в Масанчи, я успел насчитать с полсотни грузовых фур. Март на дворе, а они всё не могут вывезти урожай прошлого года.

Что мешает обучать новым технологиям крестьян в других селах? Почти в каждом большом поселке района есть свой местный бай, который выращивает те же самые овощи: лук, морковь, картофель. Но бай работает на своей земле. Никто не забрасывает его дом камнями. Никто не считает его доходов. Он свой. Агрессия уходит на чужих.

Вдоль дороги от райцентра до Благовещенки стоят минимум 20 больших и маленьких теплиц, пара больших складов для овощей, несколько фруктовых садов. Агропромышленный прогресс пришел и в эту часть района. Но таких примет мало. Денег селу не хватает. И знаний.

Дунгане не берут кредиты в банках. Они работают под честное слово.

И, судя по высказываниям собеседников, их главные кредиторы – откупщики и крупные торговцы овощами, завязанные на оптовые рынки типа “Алтын Орды”. С таких рынков кормятся все рестораны и кафе. Оттуда товар попадает зеленщикам. Вот где деньги крутятся.

Чтобы финансировать переход на новые технологии, нужен агробанк. Он смог бы не только кредитовать крестьян, но и обучать их, контролировать работу и выкупать урожай. От этого выиграли бы и акиматы, на которых повесили продовольственную безопасность.

Знания зависят от доступа к Интернету. С этим здесь проблемы.

Когда спускаешься с Кордайского перевала, телефон сообщает: “Приветствуем вас в Киргизии” – и уходит в роуминг.

Местные активно пользуются киргизской связью. В основном Мегаком. Так дешевле и надежнее. Его тарифы скроены так, что выгоднее говорить, а не качать данные. Доступ же к Интернету от казахстанских операторов слаб и неустойчив.

У Казахтелекома был проект Интернета для села. Но местные жители не тянут тарифы монополиста. Поэтому они отказываются от модемов и полностью переходят на мобильники. Да и работала связь так, что даже YouTube не посмотришь.

Телевидение здесь тоже бишкекское. И лучше знают новости из соседней страны, чем то, что происходит на родине.

АЛМАТЫ