"Вы не женщины, вы - скот" : бывшая заключенная рассказала об ужасах исправительной зоны Коксун - Караван
  • $ 523.58
  • 549.71
-1 °C
Алматы
2024 Год
4 Декабря
  • A
  • A
  • A
  • A
  • A
  • A
"Вы не женщины, вы - скот" : бывшая заключенная рассказала об ужасах исправительной зоны Коксун

"Вы не женщины, вы - скот" : бывшая заключенная рассказала об ужасах исправительной зоны Коксун

Мы долго сомневались, ставить это интервью или нет. То, что рассказала скандально известная Наталья Слекишина, которую насиловали четверо сотрудников Алматинского СИЗО, больше похоже на воспоминания узников фашистских концлагерей или сцены из американских фильмов ужасов. Тем более личность самой Слекишиной далеко не однозначная.

  • 7 Сентября 2018
  • 41457
Фото - Caravan.kz

В колонию она попала после того, как в январе 2015 года с двумя подельниками инсценировала разбойное нападение на дом своего гражданского мужа, в котором также сама проживала. Мы обратились за комментариями к региональному директору Международной тюремной реформы (PRI) в Центральной Азии Азамату ШАМБИЛОВУ.

Он подтвердил, что многое из рассказа бывшей заключенной действительно происходит в исправительной зоне Коксун.

Если даже часть из того, что рассказала Слекишина, правда, руководству КУИС нужно срочно принимать действенные меры, а не пытаться в очередной раз защищать честь мундира.

Прошло почти три года с того момента, когда на весь Казахстан прогремела скандальная история с групповым изнасилованием четырьмя сотрудниками комитета уголовно-исполнительной системы РК бывшей заключенной Натальи Слекишиной, после которого она забеременела.

По словам Натальи, долгое время ее беременность пытались скрыть, а конфликт замять. “Меня отправили в Караганду, в самую страшную женскую колонию, чтобы еще в материнской утробе убить ребенка”, – вспоминает она. Но вопреки судьбе ребенок чудом остался жив. Слекишина родила здоровую дочь.

Экспертиза ДНК установила, что отцом малышки является один из сотрудников СИ ЛА-155/18 Руслан Хакимов. Приговором Турксибского районного суда надзиратель СИЗО был признан виновным и приговорен к 9 годам лишения свободы.

О том, какие еще ужасы пришлось пережить в женской колонии, Наталья Слекишина решила рассказать читателям газеты “КАРАВАН”.

Коксун

– Сначала я сидела в СИ-18, потом меня этапировали в Караганду, в исправительную зону Коксун. Затем попала в Шамалган. Из всех тюрем мне больше запомнилась карагандинская. До сих пор с содроганием вспоминаю эти дни, – рассказывает Наталья. – Коксун можно сравнить только с концлагерями, которые показывают в фильмах о войне. Там круглосуточно заставляют маршировать, моются раз в неделю. У тебя есть всего час времени, чтобы постираться и помыться.

Вечером стирать нижнее белье нельзя, да и сушить его негде. Поэтому многим приходится высушивать его либо у себя на теле, либо под матрацем.

В этой колонии выполняют самую грязную мужскую работу: копают землю, убирают снег, таскают бревна и кирпичи. Из-за тяжести у некоторых женщин выпадает матка. Это страшное зрелище. Их сразу же госпитализируют, вставляют детородный орган обратно на место и на следующий день снова отправляют таскать кирпичи.

Администрация колонии заставляет осужденных делать ремонт за свои деньги, несмотря на то, что государство на это выделяет бюджет. С воли родственники зечек присылают эмульсию, левкас и трубы.

За это администрация дает заключенным по­ощрения. Заключенные сами строят, убирают мусор, таскают уголь. Из-за этого у многих проблемы с позвоночником. Условия в карагандинской тюрьме настолько суровые, что через какой-то период времени от женщин ничего не остается, они превращаются в животных.

– Как прошел ваш первый день в этой тюрьме?

– Я попала туда в 2015 году, будучи уже беременной. В колонии знали о моем положении. Тем не менее провели через “живой коридор”, били палками и пинали ногами. Им нужно было, чтобы у меня был выкидыш. Не очень приятно вспоминать это. От адских болей у меня пошла кровь. Я испугалась, что потеряю ребенка. Меня госпитализировали в Абаевскую районную больницу. Гинеколог, изучив анализы, успокоила меня, что ребенок жив, но есть серьезная угроза выкидыша. Тем не менее мне отказали в постельном режиме, привезли обратно на зону и заставили маршировать. Администратор колонии стал орать на меня, почему я не иду в ногу со всеми.

А правила таковы: если ты не так ногу поднимешь или поставишь, то весь твой отряд из-за тебя будет маршировать целый день на плацу. И не важно: жарко тебе или холодно, снег или дождь – никого это не волнует.

Одна заключенная как-то пожаловалась на отсутствие обуви. “Это твои проб­лемы!” – ответили ей и заставили маршировать босиком. Кстати, в женской тюрьме выдают только мужскую обувь. Такая вот система.

На обед выделяется всего 10 минут. В алюминиевой посуде еда не успевает остывать. За такое короткое время невозможно съесть горячий суп. Я видела, как одна женщина полбулки хлеба в спешке засунула себе в рот, чтобы не остаться голодной.

В тюрьме осужденных никто не принимает за женщин. Нам так и заявляли на перекличке: “Вы не женщины, вы не люди, вы скот. Как хочу, так буду относиться к вам!”.

– А как к вам относились сокамерники?

– Я дралась там с ними: они меня били, а я – их.

– Даже несмотря на то, что вы были беременны?

– Да. Я била тех, кто работает на администрацию. Коксун – это красная зона. Каждая вторая осужденная работает на администрацию. Так же, как и в мужской тюрьме, заключенные присматривают за другими заключенными. Только в мужских зонах порядка больше, а в женских – беспредел. Там все стукачи. Там нет нормальных. А стукачей выбирают из числа тех, кто сел за самые тяжкие преступления: детоубийство и людоедство. Таких не любят на зоне, их постоянно бьют.

Была у нас одна зечка, которая убила своего ребенка, сварила его и съела. Даже находиться с ней в одном помещении было противно.

Из этой зоны назад очень тяжело выбраться. Коксун – это дорога в одну сторону. Если выходят, то живут мало, здоровье сильно подорвано. Они перестают быть женщинами. В мужских зонах всегда есть порядок, потому что там есть человек, который несет ответственность и не допускает беспредела. А в Коксуне нет такого. Кошмар в раю: исповедь казахстанки, отсидевшей в тайской тюрьме

Это просто стадо женщин, каждая норовит выделиться при администрации, чтобы получить мужское внимание. А о каком внимании может идти речь, когда мужчин на этой зоне нет?

Кстати, в Коксуне очень распространено сожительство. Администрация приветствует это. Хотя лично мне противно было, когда рядом на койке женщины занимаются сексом.

“У нее будет другой, достойный папа”

– А в женских черных зонах какие порядки?

– Черная зона только в Шымкенте. Девочки, которых этапировали оттуда в Караганду, рассказывали: “У нас вообще такого нет маразма. Администрация с нами разговаривает на “вы”. Мы уважаем ее, не грубим, нормально живем, нас никто не бьет”.

Но я долго в карагандинской тюрьме не сидела. Как только прошел первый триместр беременности, меня этапировали в Шамалган. Беременные и роженицы у нас содержатся только там. И малолетка там находится.

Условия содержания намного мягче, чем в Коксуне. В Шамалгане создано всё для детей: у них очень хорошее питание, каждый день привозят свежие продукты.

Всегда новая мебель, одежда, ванночки. Многие даже на воле себе не могут это позволить. Единственный минус: кормление младенцев строго по часам – ровно через три часа, как при Союзе.

– Как прошли ваши роды?

– Рожала я в роддоме на ГРЭСе (пригородный поселок Алматы. – Ред.). Мне делали кесарево сечение. Рожала при конвоирах, они стояли рядом с хирургами в операционной, будто я убегу под наркозом на волю (смеется).

После родов в одной палате вместе с ребенком находились и 4 конвоира. Это просто ужасно.

Во-первых, в первые дни новорожденный подвержен разным инфекциям, а конвоиры прямо в грязных ботинках и пыльной одежде находились круглосуточно вместе с нами. Могли они и бесцеремонно лечь на кровать в грязных штанах. Хорошо, что медперсонал оказался добродушным. Врачи, пожалуй, единственные, кто относился ко мне, как к женщине, а не как к животному.

– Пытался ли выйти на вас отец ребенка после того, как сел в тюрьму?

– Я вообще не хочу о нем вспоминать, просто вычеркнула его из своей жизни. Он несколько раз пытался выйти на меня. Хочет, чтобы я написала встречное заявление о том, чтобы его раньше времени освободили. Мне ничего от него не нужно: ни денег, ни жилья.

Я пытаюсь забыть страшный момент в моей жизни, когда меня надзиратели насиловали в следственном изоляторе.

Первый муж, из-за которого меня посадили, очень сильно предал меня. Я не могу простить и отца своей младшей доченьки Назиры. Я не буду молчать: известный правозащитник рассказал о жизни по ту сторону проволоки

Меня жестоко били в тюрьме, заставляли таскать тяжелые бревна, чтобы случился выкидыш. Бедное дитя очень настрадалось еще до своего рождения.

Первые месяцы я не могла даже брать на руки дочку, потому что она была рождена от насильника. Но всё изменилось в один момент, когда Назира очень сильно заболела пневмонией. Она никогда раньше не плакала, даже когда была голодной, только кряхтела. А в реанимации она впервые заплакала. В этот момент у меня всё перевернулось.

Я поняла, что ребенок не должен отвечать за грехи своих родителей. Теперь моя кенжетайка – самая любимая дочь. Ее все любят и балуют в семье.

Говорят, что она на меня похожа, просто по цвету кожи темненькая. Она очень красивая девочка. Я очень надеюсь, что она никогда не узнает, кто ее настоящий отец. У нее будет другой, достойный папа.

Все тюрьмы давно перекрашены

Мы попросили прокомментировать данное интервью известного эксперта по пенитенциарной системе, регионального директора Международной тюремной реформы (PRI) в Центральной Азии Азамата ШАМБИЛОВА.

В целом правозащитник склоняется к мнению, что Наталья Слекишина говорит в определенной степени правду.

– Хотя обвинять всех женщин в Коксуне в том, в чем Наталья их обвиняет, не стоит. Это похоже на попытку личной расправы с ними.

От одного упоминания Коксуна меня бросает в дрожь – я слышал много ужасающих историй об этой колонии от бывших заключенных женщин, которые приходили к нам в офис, звонили или писали.

Кого-то избивали, подвергали пыткам, насиловали, других чуть ли не в рабстве там держали – женщины-осужденные работали сутками.

Одна экс-заключенная рассказывала: “В зимнее время руководство колонии просило нас сделать лето. Он сидит в середине двора, говорит: “Я хочу лето” – и люди убирают снег, бегают, находят цветы, чуть ли не пальмы, делают что надо, звуки воды при этом должны издавать”.

В колониях с осужденных также собирают деньги на ремонт. В общем бюджете комитета уголовно-исполнительной системы на ремонтные работы выделяются мизерные средства, которых хватает только на косметический ремонт. В условиях колонии это покраска бордюров, побелка коридора, клозетов, дверей и заборов. А крыши протекают. Осужденные вынуждены находить выход, они хотят есть, мыться где-то, так ведется скрытая коррупционная схема. Слепой должен оглохнуть – как работает тюремная система Казахстана

По поводу 10 минут на обед – недостаточное время для приема пищи является проблемой и для мужских колоний.

В течение одного часа в одном столовом помещении надо накормить 500–800 осужденных. Мы уже не раз поднимали этот вопрос, предлагали отказаться от большой столовой, а раздать по отрядам посуду и кормить заключенных там же. Пусть едят и сами за собой моют.

На маршировку в женских колониях жалобы не поступали. В тех, где я был, не видел, чтобы женщины массово маршировали.

Касательно мужской обуви – не соглашусь, я видел на женщинах-осужденных женские сапоги-кирзовки маленьких размеров. Многим привозят обувь из дома.

На насилие, в том числе сексуальное, заявления из женских колоний не поступали. Ни одна администрация не даст таким обращениям выйти из учреждения. И хотя Генпрокуратура заявляла об отмене цензуры, она по-прежнему имеет место быть, КУИС контролирует переписку. Так не должно быть.

Сожительство. Определенный процент лесбиянок в колониях есть, они строят “семьи”, некоторые в целях самозащиты находятся с физически более сильной женщиной.

А что касается утверждения Натальи о том, что есть так называемые черные и красные зоны, то такого разделения сейчас нет. Все шесть женских колоний в стране контролируются сотрудниками КУИС, все тюрьмы давно перекрашены, если говорить тюремным сленгом. Этот переломный момент, когда физической силой, спецсредствами колонии перевернули и поменяли режим, произошел 8 лет назад, в то время пенитенциарную систему перевели из минюста в МВД. И мы, правозащитники, поддерживаем, что власть над местами заключения вернули государству.

Алматы

 

ВНИМАНИЮ СМИ! ДАННЫЙ МАТЕРИАЛ ЗАПРЕЩЕНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ БЕЗ ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ РЕДАКЦИИ!