Какие инновации помогут онкологам предупредить развитие злокачественных образований

– Чтобы нашим гражданам не приходилось уезжать на лечение рака за границу, мы сейчас внед­ряем много инновационных методов лечения, – говорит Диляра Радиковна. – Один из наиболее перспективных – современная, особо точная лучевая терапия, которую применяют, например, при самых сложных локациях: раке головы и шеи, опухолях головного мозга и позвоночника. Это ведь так важно – облучить, чтобы не затронуть близлежащие органы. И это не только 3D-формат, но и применение особой программы дыхательного гейтинга, когда луч аппарата следит за движениями грудной клетки пациента при его дыхании. И таким образом под его воздействие попадают только пораженные ткани.

Во всем мире этим методом пользуются уже два или три года. И вот он добрался до нас. Подобный аппарат кроме нашего института уже имеется в Алматинском онкодиспансере. А по Казахстану сейчас методику начинают применять в Нур-Султане, Актобе и Семее.

То есть у нас уже пять аппаратов с функциями гамма-ножа, которые с успехом могут применяться для лечения самых сложных локаций рака.

– Кроме того, мы модернизируем и процессы онколечения, – продолжает Кайдарова. – Сейчас, кроме обычной, у нас применяется таргетная и иммунотерапия. Например, “СК-Фармация” закупила препараты по иммунотерапии на 350 миллионов тенге для Казахстана. Для лечения рака молочной железы, рака легкого, меланомы и колоректального рака. Они уже покорили весь мир. И хотя на самом деле стоят баснословных денег, от полутора миллионов тенге (больше 3 тысяч долларов) за одно введение, но для наших пациентов абсолютно бесплатны. Например, в Европе и США их стоимость покрывается за счет страховки. А вот в России и постсоветских странах пациентам приходится приобретать их за свой счет. Между тем больному порой требуется до 14 введений.

Еще инновация – это молекулярно-генетические исследования, тоже бесплатные для пациентов.

Раньше человек с подозрением на онкологию платил за все сам, а сейчас при нескольких видах локализаций, в молочной железе, в легком, в почке, при меланоме и колоректальном раке молекулярно-генетические исследования проводят бесплатно. Мы распределили эти деньги на имеющиеся в стране три лаборатории: в Караганде, Нур-Султане и в КазНИИОиР в Алматы. Сейчас закуплена также лаборатория и в Алматинский онкоцентр. Скоро все они начнут действовать.

Ведь получается как – пока не определишь молекулярно-генетический статус опухоли, трудно назначить правильную лекарственную терапию.

Точный диагноз – залог успеха

– Вот пример, – объясняет Диляра Кайдарова. – У одной нашей пациентки, когда она только пришла к нам пару лет назад, мы выявили рак легкого 4-й стадии. Цветущая женщина, которой не было и 50 лет! Не курила, никаких вредных привычек… И мы не знали, что делать. Тогда я предложила: “Давайте проведем сначала это самое молекулярно-генетическое исследование”. И благодаря ему мы выявили у нее вид мутации EGFR. Как раз в это время у нас проводила клинические исследования одна из крупнейших фармфирм, в том числе и на препараты против такого вида мутаций. Я предложила прописать ей этот препарат. Она начала его прием. Я уже боялась спросить сотрудников, все ли прошло удачно. И вот месяц назад они приходят – муж, сын и она. С трепетом спрашиваю: “У вас все нормально?”. Они: “Спасибо вам! Препарат получаем!”. Я начала сравнивать снимки до и после. И представляете!

У нее ушли все метастазы! Осталась лишь небольшая опухоль, которую мы теперь облучим уже при помощи этого аппарата IGRT IMRT с дыхательным гейтингом, и всё!

Вот что значит – правильно назначенное персонифицированное лечение после выявления конкретной мутации.

– А что могло быть с подобного рода опухолью преж­де, когда не было молекулярно-генетической диагностики и этих инновационных препаратов?

– Ее могли бы направить на обычную химиотерапию. И, конечно же, такого хорошего эффекта не было бы! С тех пор со “СК-Фармацией” мы этот уже прошедший клинические исследования препарат ввели в протоколы, и каждый онкодиспансер по показаниям может выдавать его своим пациентам бесплатно. Шанс на выживание при раке возрастает

Единственные в своем роде

– Раньше при 4-й стадии назначалось только 5–6 курсов химиотерапии, а потом все равно начиналось прогрессирование болезни. Это очень сложный процесс. Каждый пациент индивидуален, у каждого биологические свойства опухоли и мутации разные. Потому-то мы и пришли к персонифицированной терапии и обосновали министру, что нам необходимо финансирование на эту молекулярную генетику. То есть зачем делать человеку стандартную химию, которая ему, может, и не нужна. Зачем пить эти таблетки, если неизвестно, подойдут ли они. Эта женщина могла ведь и не попасть ко мне. Все могло пройти не так удачно.

Сейчас мы со “СК-Фармацией” всё прорабатываем, и они уже заказывают определенное количество лекарств под конкретного пациента. В электронном регистре онкобольных у нас есть опция “Таргетные и иммунные препараты”. И в Фонде социального медицинского страхования (ФСМС) имеется компьютерная база, где проверяют: реальный ли это человек, с реальным диагнозом и с реально определенной мутацией и что именно этот препарат ему необходим. То есть у нас все подконтрольно.

Надеюсь, что на всех выписках стоят печати “бесплатно”. А если вдруг выявятся факты, что пациент покупал препараты у кого-то из врачей, предлагаем сразу же сообщать нам.

Этого не должно быть! Конечно, за всех, кто занимается черным делом продажи таких препаратов в стране, мы уследить не можем. Поэтому даже если больному сказали: “Ой, нет таких препаратов, но мы вам их купим”, – с такими фактами пусть обращается к нам.

– Как быть пациентам в регионах? Там же нет аппаратов молекулярно-генетического анализа?

– Из регионов нам присылают опухолевую ткань пациента, мы определяем ее и сразу пишем: “Пациент такой-то, выявлена такая-то мутация, необходим такой-то препарат”. С мест заказывают в “СК-Фармации” и получают его. Каждую неделю я вылетаю в регионы, сижу и отрабатываю все эти алгоритмы с врачами. Мы не говорим, что у нас все идеально, но пытаемся наладить четкую систему повсеместно.

Здоровый ребенок после онколечения – это реально?

– Сейчас еще появилась возможность заморозки перед химиотерапией спермы и яйцеклеток. То есть, допустим, молодой человек или девушка. Ей сказали, что у нее рак, решено удалить все пораженные ткани и назначить химиотерапию. Но до этого мы берем яйцеклетку и замораживаем. И если через 5 лет у этой женщины всё нормально, можно при помощи репродуктивных технологий подсадить ее, к примеру, суррогатной матери. Но для пациентки этот ребенок будет родной. То же самое со спермой. Если у мальчика в молодом возрасте обнаружили онкологию, то прежде, чем он пойдет на химиотерапию, мы отправляем его на сдачу спермы на заморозку. Получается, раньше мы могли думать только о том, как спасти этого человека, а сейчас – что у этого человека еще может родиться родной здоровый ребенок.

Еще внедряем технологии химиоперфузии, гипертермии и интраоперационной лучевой терапии.

Последняя проводится во время операции. Человек спит, ему сделали операцию, сразу дали необходимую дозу облучения, всё закрыли. И не надо потом полтора месяца ходить на процедуры облучения, когда есть вероятность задеть кишечник и другие органы. Это при раке шейки матки, раке прямой кишки и поджелудочной железы. Когда мы не можем орган убрать, то удаляем частично, облучаем – эффект получается гораздо лучше.

Нечто подобное проводится и при помощи химиоперфузии, так называемой “HIPEC”. Это при раке яичников, раке кишечника и раке желудка. Когда опухоль большая, трудно убрать ее всю, тогда удаляют частично. И интраоперационно, во время операции, проводят химиотерапию перфузией. То есть все внутри омывают и закрывают. Человеку потом предстоит пройти гораздо меньше курсов химиотерапии.

Когда мы писали этот комплексный план, то учли все новые достижения мировой науки и технологий.

– Сейчас вам предстоит провести Всемирный саммит онкологов, почему его дислокацией выбрали именно Казахстан?

– Наверное, из уважения к казахстанской онкологии. Предыдущий прошел в Малайзии, до этого – в Париже и Турции. В Средней Азии и постсоветских странах – это впервые. Он посвящен доступности онкопомощи пациентам всего мира. В каждой стране свой уровень экономики и здравоохранения. В Казахстане – одни проблемы, в Нигерии – другие. Даже если сравнить Армению и Казахстан. Совершенно разный уровень экономики.

Они нам говорят: “Мы даже не мечтаем о том, что есть у вас, такие аппараты и препараты. Как будто вы с другой планеты”.

У них вообще нет бесплатной медицинской помощи. Хочешь жить – плати! А у нас столько бесплатных скринингов, просим людей приходить, обследоваться, а они не идут. У нас, мне кажется, просто население избаловано.

Конечно, причин несколько: это безответственность пациентов, врачи порой с низким уровнем квалификации и, конечно же, социальные проблемы, которые должны решиться с введением медицинского страхования. Большой вопрос с коррупцией. На каждом углу мы выслушиваем эти претензии, пытаемся бороться, повышаем зарплаты, обеспечиваем врачей соцпакетами. Во все регионы сейчас приглашают врачей и дают от 1,5 до 2 миллионов тенге подъемных, сулят квартиры. Стараемся, но пока недотягиваем до развитых стран. А всем ведь нужно здесь и сейчас. Пациенты не могут ждать!

Алматы