В Казахстане не исключают появление памятников криминальным авторитетам

Места памяти

Об этом говорили участники дискуссии “Архитектурное наследие и места памяти столицы”, прошедшей в рамках первого краеведческого фестиваля “Fading TSE: ретроспектива столицы”.

Доктор философских наук, антрополог Кульшат МЕДЕУОВА рассказала, что в рамках исследовательских проектов вместе с коллегами проводит полевые замеры памятников: что с ними происходит, какая информация о них сохранилась в местных сообществах, что нового создается в этом направлении.

– И мы можем видеть определенные тенденции, характерные для всего Казахстана. Самая простая, практически шутливая версия: почему в Нур-Султане нет памятников батырам. Они есть как мифологические персонажи. Вот памятник Кенесары – он тут проходил как раз, рушил крепость, это определенный исторический нарратив. Но нет памятника батыру персонального. А во всех остальных регионах есть. Попробуй талдыкорганцу или семейчанину сказать, что Кабанбай батыр – мифологическая величина, он тебя съест на месте, потому что он у них локализован в культурный ландшафт, – сообщила эксперт. – Поэтому, когда мы говорим о памяти, о ее уровнях, важно, на каком языке мы говорим и понимаем ли друг друга. Каких-то методологических вещей много, но главное – человек.

Антрополог заметила: в каждой стране есть свой формат исследования памяти – испанский, французский, российский, казахстанский, который склоняется к сакральной географии.

– Во французском варианте есть две концепции: социальные рамки памяти, введенные в начале прошлого века Морисом Хальбваксом, и места памяти – концепт, созданный во второй половине XX века Пьером Нора.

Места памяти – это то, что влияет на нашу идентичность.

Но давайте не будем относиться к ним как к архитектурному, искусствоведческому или физически жестко фиксированному понятию. Места памяти могут быть и невидимыми, как, например, в случае с Дворцом обрядов в столице. Его физически нет, но это место памяти остается в ностальгических волнах, люди продолжают ходить, смотреть и говорить: “А здесь это было…” – отметила Кульшат Медеуова. Как “одевали” молодую столицу

Берег левый, берег правый

В рамках современной археологии, продолжила антрополог, можно проводить “вскрытие” городских объектов:

– Слой за слоем смотреть, как менялась красная линия, как менялась облицовка зданий, как это коррелировало с деятельностью акимов.

Наблюдение за сменой отцов города, уточнение – местный он или внешний, тоже многое дает для понимания процессов, происходивших с памятниками.

– Местные градоначальники пытаются работать на правом берегу, а левые – вернее, внешние, – оговорилась и тут же поправилась исследователь, – на Левом берегу. И отсюда своеобразная эстетика в зданиях, сооружениях.

– Как оказывается, самым продуктивным акимом по переименованиям был МАМИН, а самым эффективным по формированию новых публичных и нетрадиционных мест – ШУКЕЕВ. Аким, который больше всех инвестировал в историческую память, это ТАСМАГАМБЕТОВ, – сообщила антрополог и рассказала, что ее волнует исчезновение знаковых объектов. – Все ищут Ленина, но никто не спрашивает, куда исчезла та девочка, которая стояла на углу Кенесары – Республики, возле первого стеклянного здания, построенного нефтяниками. Для меня, целиноградской, эта девочка – место памяти, она пропала, но никто ее не ищет.

Здесь был Рыжий Алмаз

Урбанист Пётр СМИРНОВ, координатор проекта “АрхКод Алматы”, рассказал, что активисты южного мегаполиса организовали инвентаризацию объектов, без которых город не был бы самим собой, не было бы его духа.

– Выявляли знаковые здания, необязательно памятники, которые формируют среду города и требуют особого отношения, исследования и внесения в охранные государственные списки. Но быстро осознали, что камеральной, полевой и архивной работой эта деятельность не должна заканчиваться. И переориентировались на вовлечение общественности: проводили экскурсии, лекции казахстанских и зарубежных архитекторов, искусствоведов, философов, – рассказал исследователь.

По данным Смирнова, в карту вошло около 500 объектов, требующих внимания и пропаганды их культурного наследия.

– Из них мы отобрали 10 зданий, подготовили экспертное заключение о необходимости их внесения в охранные списки. Из акимата пришел ответ, что мы недостаточно обосновали ценность этих зданий… Изучив законодательство, мы пришли к выводу, что общественности в официальной охранной деятельности место вообще не предусмотрено – сказано лишь о праве просветительства, пропаганды и помощи акимату в этом деле, – поделился Пётр Смирнов.

По словам урбаниста, в действиях властей Алматы в этом вопросе наблюдается разнобой:

– Один включил здания в список (охранный), следующий – забыл, начали формировать новый. У нас есть право на наследие, право на память, которое мы хотим разделять с властями и общественностью .Во время дискуссии из аудитории прозвучал вопрос, есть ли в списках, собранных активистами, места памяти, связанные с Рыжим Алмазом – известным криминальным авторитетом 90-х, которого называли смотрящим за Алма-Атой.

– Про места памяти, связанные с Рыжим Алмазом, специально не выясняли. Среди зданий, которые предлагаем включить в охранные списки, есть связанные с его именем, но мы не ориентировались на эту личность, не ставили такой цели. Мы выявляем общие направления, пласт зданий, а потом будем более детально, возможно, изучать, – ответил Пётр Смирнов.

Модератор дискуссии, соучредитель “Urban Forum Kazakhstan” Адиль НУРМАКОВ дополнил:

– Объекты хранят память разного рода, в том числе о знаковых тенденциях того или иного этапа истории, особенно современной. Может, у нас появятся таблички, связанные с Рыжим Алмазом.

Антрополог Кульшат Медеуова также не исключает появление таких вот знаковых символов ушедших и нынешней эпох:

– Если криминалитет захочет меморизировать свою память, и у них будет свой собственный знак, который только они будут считывать, – почему бы и нет? Я – за разнообразие.

Нур‑Султан