Почему в единственный кризисный центр для жертв бытового насилия шахтерской столицы не выстраиваются очереди

Однако с жильцами этого дома не всё так просто. Даже соседи не знают, что здесь нашли приют женщины с детьми, оборвавшие связь со свои­ми семьями. И просторный коттедж – не просто жилой дом, а кризисный центр для жертв бытового насилия.

Внутри царят уют и легкая аура необжитого помещения.

– Мы только недавно переехали, сейчас обживаемся на новом месте, – улыбаясь, объясняют работники центра.

По их словам, до этого момента кризисный центр легко помещался в 4-комнатной квартире, расположенной в центре Караганды, ведь постояльцев было совсем немного: две мамы с четырьмя детьми. А когда желающих получить приют и защиту стало больше, пришлось искать большую жилплощадь. Арендованный трехэтажный коттедж в тихом районе Караганды стал идеа­льным убежищем для жертв бытового насилия.

– В этом году ЧУ “Детство” выполняет государственный социальный заказ по предоставлению специальных социальных услуг жертвам бытового насилия, – рассказала руководитель кризисного центра для жертв бытового насилия Диана ШИРЯЕВА. – В настоящее время у нас проживают всего 14 человек, и еще четверых мы можем принять, поскольку максимально можем предоставлять 18 койко-мест.

По словам руководителя цент­ра, получить право на полугодовое проживание в нем могут не все желающие.

– Кого-то направляют к нам сотрудники органов внутренних дел – по факту применения насилия. Принимаем мы женщин и на основании документов органов здравоохранения. Конечно, они могут и самостоятельно обратиться к нам, но в таком случае мы пригласим своих специалистов, и они будут устанавливать, подпадает ли конкретная женщина под определение жертвы бытового насилия в соответствии со стандартами. Если да – мы ее примем.

Диана Валерьевна уточняет: существует государственный социальный стандарт по оказанию услуг жертвам бытового насилия. И для того, чтобы стать постоялицей центра, необязательно подвергаться побоям со стороны мужа. Те, кто страдает от своих домочадцев психологически, экономически, также получат статус жертвы бытового насилия.

– К примеру, сейчас у нас живет девушка, у которой не сложились отношения со свекровью, – поделилась Диана Ширяева. – Пока муж был на работе, свекровь ее всячески подавляла – унижала, обижала. Сноха не выдержала, собрала детей и ушла к нам.

– То есть ворчание свекрови тоже приравнивается к бытовому насилию?! – удивляюсь я.

– Само понятие “бытовое насилие” очень широкое, – вступает в диалог психолог центра Татьяна САВИЦКАЯ. – Когда на психологическом уровне нет достойного сопротивления, оно рано или поздно может перейти в физическое. Мы видели много таких примеров. Одна из женщин после смерти супруга вернулась к матери, а там жил ее родной брат. И он начал ее подавлять психологически, а когда дело дошло до рукоприкладства с его стороны, эта женщина пришла к нам.

Тиранов – в терапию!

Приходя в кризисный центр, женщины понимают: они жгут за собой мосты. Миловидная спокойная Зауре (имя изменено) не называет место своего нахождения даже ближайшим родственникам – боится, что муж выведает.

– Я сама из Шымкента, – рассказывает женщина. – Вышла замуж в Караганде, родила двоих детей. Сначала вроде хорошо жили с мужем, у его братьев семейный бизнес, ни в чем нужды не знали. А потом муж перестал работать, всё, что нужно, просит у братьев – от продуктов до одежды. И ко мне стал придираться по мелочам. Дочка испачкала бананом мою куртку, так он меня потом несколько месяцев изводил: “Говори, с кем изменила!”. Орал, за волосы таскал по всему дому, бил. Дети кричат, боятся, а ему всё равно.

Терпеливая женщина долго думала, а затем пошла в полицию. Стражи порядка отправили ее в кризисный центр.

– Я боялась сюда идти, не ожидала, что здесь так хорошо – спокойно, все так доброжелательно относятся, помогают во всем, – признается она. – Сейчас немного придем в себя, документы сделаем и поедем к моим родителям. Профессия есть у меня, себя и детей я обеспечить смогу.

Другая постоялица центра – воспитанница детского дома Анжела (имя изменено) уже не в первый раз уходит от отца своих дочерей.

– Я жила в Доме мамы, но туда повторно не принимают, – говорит она. – А жить нам негде – к мужу точно не вернусь. Он не работал, деньги я сама зарабатывала – ремонты делала людям. Выпивал, бил меня. Мне сейчас бы вопрос с жильем решить, и начну новую жизнь.

Сотрудники кризисного цент­ра к таким категоричным заявлениям своих подопечных относятся с долей скепсиса, хотя искренне желают, чтобы так и было.

– Когда женщины находятся в изоляции от агрессоров, они начинают мыслить иначе, говорят, что ни за что не вернутся, – отмечает Татьяна Савицкая. – Им кажется, что так и будет. Но когда выходят из этих стен, не у всех есть возможность изменить жизнь, зачастую всё возвращается на круги своя, потому что пребывание здесь слишком недолгое для выработки новых навыков поведения. Им проще жить, как раньше. Тем более окружение остается прежним, риски все сохраняются. Сюда идут женщины в самом крайнем случае.

Многие жертвы психологического насилия не осознают, что это – не норма жизни, они не видят проблем в насилии и остаются на территории своей квартиры в токсичных отношениях.

Но проблема там уже есть, и она будет только развиваться. Поэтому, если бы у специалистов подобных центров была возможность мобильно работать с жертвами, не дожидаясь, пока появится более серьезное подавление человека, многих проблем можно было бы избежать. Но жертвы нефизического насилия редко осознают, что им нужна помощь и поддержка. А уж агрессоры или их “группа поддержки” – тем более. А ведь это один из важных вопросов снижения риска насилия. Да и центров, которые бы могли помогать семье на начальных этапах их кризиса и конфликтов, у нас, к сожалению, нет.

Сотрудники центра едины во мнении: работа с другими членами семьи необходима. Рано или поздно жертвы бытового насилия должны будут пересечься с родными, и те должны стать терапевтическим пространством для них. Чтобы жертва бытового насилия перестала быть жертвой, члены ее семьи тоже должны измениться.

– Сейчас в мажилисе рассматривается законопроект “О защите прав семьи”, и мы входим в рабочую группу по его обсуждению, – говорит Диана Ширяева. – Нам очень импонирует, что семья в этом проекте закона рассматривается как единый организм. На наш взгляд, существование отдельных кризисных центров неоправданно. Когда называешь его “центр семьи” – понятие расширяется. Туда входят жена, муж, дети, ближайшие родственники, окружающие. Сегодня мы не имеем возможности вовлекать в работу членов семьи жертв бытового насилия, и это недоработка системы кризисных центров. Но, во-первых, мы не можем приглашать родственников жертв бытового насилия из соображений их безопасности. А работа с одной жертвой без налаживания отношений с семьей, социумом, в который она должна вернуться, дает, как правило, краткосрочный результат.

По мнению специалистов, работать с агрессорами должны отдельные общественные организации. Но сотрудничество их с кризисными центрами для жертв бытового насилия – необходимо.

– Только если агрессор примет и признает свою вину, ситуация может измениться. Если он не хочет, а сегодня 90 процентов вину не признают, ничего не изменится.

Разные грани…

Кроха с огромными голубыми глазами с удивлением взирает на меня, сидя на ковре в гостиной и теребя в пухлых пальчиках новомодную яркую игрушку поп-ит. Другая, шустрая темноглазая девчушка лет 3, заразительно хохочет, хватая незнакомую тетю за руку и пытаясь вызвать на игру. Еще одна лялька наблюдает за происходящим со стороны, покачиваясь в ходунках.

– А ведь еще недавно эти дети не знали, что такое спокойно лечь спать, спокойно проснуться, не слышать криков, скандалов, брани, – отмечают сотрудники.

Сейчас они находятся в полной безопасности – на обеспечении государства, в окружении заботливых сотрудников кризисного центра. Какой будет их жизнь за его стенами полгода спустя – большой вопрос.

– Сейчас мы полностью берем на себя заботу о наших подопечных: помогаем им в оформлении пособий, в трудоустройстве, прописке, – перечисляет Диана Ширяева. – Одна из наших женщин в положении, мы помогаем ей с документами, чтобы она могла встать на учет по беременности. Если бы не пандемия, мы бы устраивали детей в детские сады, лагеря отдыха и т. д.

По словам руководителя цент­ра, жертв бытового насилия отличает определенная доля инфантильности.

– Чем выше уровень образованности и культуры, тем ниже риск возникновения бытового насилия. У докторов наук, успешных бизнесменов и т. д. есть семейные психологи, психотерапевты, финансовые возможности для отдыха и разгрузки, им наша помощь не нужна. Хотя семейные проблемы есть и у них. Мы же работаем со сложной категорией женщин, зачастую – социально уязвимой. Когда у тебя нет работы, а на руках трое детей, рамки возможностей максимально сужаются.

Повсеместную рекламу кризисному центру, по словам его руководителя, давать небезопасно. Психоголики: как душевные травмы влияют на здоровье

– Подчас агрессия тиранов обрушивается на нас, когда они узнают, что именно мы дали приют и защиту их жертвам, – объясняет Диана Валерьевна. – Так, например, сожитель одной из наших подопечных сейчас активно пишет жалобы на нас в государственные органы, в социальных сетях и т. д. Он на каждом углу кричит, что мы разбили семью, выслушали его жену, но не послушали его. Но ведь мы – кризисный центр для женщин, наша задача – помочь им.

Хотя, по словам руководителя центра, и женщины иногда пугают своим коварством и манипуляторскими приемами.

– К нам однажды пришла женщина по направлению от органов внутренних дел, но, увидев здесь маму одноклассницы своей дочери, развернулась и ушла, заявив категорично: “Я здесь жить не буду!”. Позже мы узнали от нашей постоялицы (той самой мамы одноклассницы дочери), что муж отказавшейся от помощи женщины – инвалид. Бить жену он не мог физически, поскольку парализован. Более того, у нее есть 2 квартиры, помимо той, в которой они живут с мужем и дочерью, и их она сдает в аренду. По сути, эта женщина оговорила своего мужа-инвалида, якобы он совершает над ней насилие. И когда ее спросили, почему она не пойдет жить в одну из своих квартир, она ответила: “Там же квартиранты живут, как я их выгоню?”.

Как говорят сотрудники кризисного центра, есть и другая категория женщин – кто в стремлении пожить за государственный счет переходит из одного кризисного центра в другой.

– К счастью, таких немного, – констатирует Диана Ширяева. – Иногда к нам обращаются просто поговорить. Не все хотят выставлять свои проблемы напоказ. Мы дозированно размещаем в соцсетях информацию о нас, телефон “горячей линии”, и они звонят. Телефон находится у меня, если я не могу ответить на вопрос, то на связи всегда наши высококвалифицированные специалисты.

Сама руководитель кризисного центра тоже постоянно совершенствуется в профессиональном плане. Педагог по первому образованию, она получила вторую специальность – юриста, когда работала в полиции. Более 15 лет Диана Ширяева возглавляла инспекцию по делам несовершеннолетних Темиртау. Затем ушла в общественную деятельность, получила образование социального педагога.

– Очередь к нам не выстраивается, честно говоря, – вздыхает она. – Хотя на всю Караганду такой центр один. Наверное, если бы наш кризисный центр находился в столице, то он был бы переполнен. Есть еще и такой фактор: когда в СМИ пишут о том, что у нас всплеск бытового насилия, то эта статистика складывается из числа обращений в полицию. Пришла женщина с заявлением на своего супруга – ее посчитали. 10 женщин не пришли – их не посчитали. Уверены, многие карагандинки так и живут до старости с мыслью, как бы сбежать от своих тиранов-мужей, но вынести сор из избы так и не решаются.

Караганда