Как находка обычного мальчишки переросла в уникальную для всего Казахстана коллекцию древностей

бухты у мыса Мелового. Андрей, будучи школьником, любил гулять здесь с ребятами и искать вымытые из прибрежного песка после штормов различные “потеряшки”, оставленные незадачливыми отдыхающими. Тогда старшеклассник только мечтал связать свою жизнь с археологией. И она, в свою очередь, подарила ему шанс приблизиться к мечте.

– Однажды я обратил внимание на глиняный черепок, омытый морским прибоем. Это стало моей первой в жизни археологической находкой. В течение целой весны я ходил на этот пляж и собирал выбрасываемые морем черепки. Они были разные – большие и маленькие, гладкие и с прочерченным орнаментом, покрытые глазурью.

Керамика встречалась по всему берегу на протяжении более 3 километров. Интересно, что с каждым штормом появлялись всё новые и новые обломки.

Кто-то из местных яхтсменов рассказал мне, что на дне бухты ныряльщики находили даже целые сосуды. Мне не терпелось самому заняться подводным поиском. Тогда я уже владел навыками погружения с маской и трубкой. И летом 1979 года сам стал поднимать с глубины 2–3 метров обломки больших кувшинов, чаш и блюд. Через год у меня скопилась большая коллекция, с которой я и отправился в областной историко-краеведческий музей. Здесь я познакомился с удивительным и неординарным человеком – Галиной Владимировной Баландиной. Она и стала моим первым учителем в археологии, – рассказывает Андрей Астафьев.

Коллекция юного археолога перекочевала в фонды музея. Уже спустя несколько десятилетий Андрей Астафьев спустился в хранилище, чтобы еще раз восстановить в памяти детали открытия, которое стало уникальным для всего Казахстана.

– Со дна бухты были подняты фрагменты сосудов большой емкости, которые в Средней Азии называются “хумы”. Много там фрагментов разнообразных котлов и жаровен для приготовления пищи. Но, пожалуй, самой яркой и притягательной частью этой коллекции была посуда – разнообразные чаши, блюда и тарелки. Их поверхность покрыта цветной стекловидной массой или глазурью. На многих есть незатейливый орнамент. Главный признак этой посуды – зеленые разводы на декорируемой поверхности. В своей археологической практике только здесь я находил обломки с удивительным декором в виде пестрых разводов, не до конца перемешанных красящих пигментов. У художников эта техника называется “мраморирование”, – говорит археолог.

После того как школьник обнаружил множество осколков различной глиняной посуды на дне бухты, в 1983 году сюда приехали московские подводники в составе Волго-Уральской археологической экспедиции под руководством Льва Галкина. Именно он первым высказал версию о том, что такая посуда встречается в Азербайджане.

– По результатам подводных исследований были высказаны 2 абсолютно противоположные версии. По первой – на дне бухты у мыса Мелового при низком уровне Каспия могло существовать поселение. По второй – здесь затонуло подводное судно с грузом глиняной посуды. Подводники составили точную схему местонахож-дения обломков на дне бухты и высказали мнение: керамика могла быть занесена сюда течением и прибойными волнами. Однако их попытка поиска поселения или затонувшего корабля не принесла успеха.

То, что море стало массово выбрасывать на берег обломки посуды, подводные археологи связали с самым низким за последнее тысячелетие уровнем Каспия, который пришелся как раз на 1977–1978 годы. К слову, в наши дни море снова приближается к тем же низким отметкам.

– Уже позже в опубликованных материалах Хорезмской археолого- этнографической экспедиции я нашел описание стойбищ, найденных на Туркменском побережье Каспийского моря с подобной посудой, которая в науке получила название “актамская”. Исследователи датировали эти поселе-ния XV–XVI веками. Туркменский археолог Химрай Юсупов во время изучения актамской керамики обратил внимание на то, что аналогичная посуда найдена археологами в Азербайджане при изучении Дворца ширваншахов и Девичьей башни. По монетам период бытования этой посуды был определен XIV–XV веками. Здесь ее массово производили местные ремесленные центры. Юсупов предположил, что причиной появления керамики азербайджанского производ-ства в Туркменистане могли стать не только торговые связи, но и прямые этнические контакты.

За свою археологическую практику Андрей Астафьев много раз сталкивался с обломками актамской посуды. Он рассказывает, что в основном такая посуда встречается в прибрежной зоне всего полуострова Мангышлак. Например, в 2014 году при проведении археологических исследований на золотоордынском поселении Кеттик кала были найдены обломки этой посуды. В настоящее время это поселение находится в двух километрах от берега моря. Но 7 веков назад Каспий был выше современного на 5–6 метров, а Кеттик кала являлось важной торговой и перевалочной базой, куда приходили грузы из Китая, Индии, Хорезма, Ирана, Азербайджана и городов Средней Азии. По монетам период появления азербайджанской керамики на этом поселении был точно датирован 1350–1360 годами.

– Таким образом, нам удалось установить, что керамика актамского типа, без сомнения, попала на полуостров Мангышлак в результате морского торгового сообщения, начиная с середины XIV века, а ее доставка на Мангистауское побережье продолжалась в течение всего XV века. Этот археологически подтвержденный факт позволил полностью отвергнуть предположение Галкина о затопленном поселении у мыса Мелового. Главной гипотезой стала версия о грузе с затонувшего здесь торгового судна.

Спустя 42 года Андрей Астафьев решил снова погрузиться на дно бухты и найти остальные части коллекции. Ведь море по-прежнему продолжает выбрасывать на берег черепки. Надев маску, ласты и гидрокостюм, он, пусть и на время, стал подводным археологом.

– За прошедшие десятилетия дно бухты изменилось. Появились многочисленные якорные стоянки для швартовки яхт и катеров, цепи которых стали разрушать известняковое дно. Есть еще одна беда данных швартовочных мест. Это место залежей разнообразного бытового мусора. На дне встречаются и старые каменные якоря рыбацких лодок. Для их изготовления использовали тяжелые камни, в которых пробивались желобки для надежного обвязывания веревкой. Насколько эти якоря древние, мне очень сложно судить, но могу, без сомнения, утверждать, что они являются убедительным свидетельством существования на берегу Актауской бухты рыболовного становища.  Тайна клада атамана: может ли часть золотого запаса России храниться в Казахстане

На дне моря – своя жизнь. Она не такая богатая, как на коралловых рифах, но она есть: небольшие стайки кефали, плотвы, среди камней прячутся рыбы-иглы и, конечно, раки. Поиск обломков посуды на дне моря – процесс увлекательный, но не всегда результативный. Андрею Астафьеву пришлось совершить больше 10 заплывов, прежде чем найти то место, где лежали керамические обломки. Ему удалось обследовать достаточно боль-шой по площади участок акватории бухты, причем плавание было небезопасным – из-за интенсивного движения яхт и катеров.

– Увидеть керамику на дне моря очень сложно. Моей первой находкой стала горловина большого сосуда, буквально вросшая в морское дно. Пришлось приложить немало усилий, чтобы извлечь ее. Требовалось большое внимание, чтобы заметить необычные для дна фигуры, поросшие водорослями и ракушками. В этом месте стали попадаться обломки жаровен, котлов и больших сосудов. Я уже был рад и этим находкам. Но исследовательский азарт продолжал тянуть меня в море. Каждый заплыв давал что-то новое. Встретилась горловина большого сосуда, был поднят обломок стенки с гравированным орнаментом, попался фрагмент котла с носиком для слива жидкости. Необычной для моих поисков находкой стала большая глиняная крышка. Такого я ранее не встречал.

Несмотря на то, что обломки порой покрыты водорослями и ракушками, они выделяются на фоне дна правильной геометричностью своих очертаний, и натренированный глаз всегда их сможет заметить.

Иногда приходилось прилагать немалые усилия, чтобы металлическим крюком расчищать утрамбованный прибоем песок, надежно удерживающий обломки на дне бухты. Собиралась уже довольно представительная коллекция керамических фрагментов, но я хотел найти именно обломки посуды, покрытые цветной глазурью. Правда, их поиск не такой уж и простой. На фоне каменного однообразия, поросшего водорослями, нужно было приметить небольшие кольца, которые возникают от поддонов перевернутых волнами чаш и блюд. Но если точно знать, что искать, то рано или поздно удача улыбнется. И я нашел место концентрации таких обломков. Коллекция стала быстро пополняться обломками чаш, блюд и тарелок.

Чтобы переносить керамику на берег, Андрей Астафьев использовал настоящий раритет – сумку-авоську советских времен, которую нашел там же, на дне моря, привязанную к одному из старых железных якорей.

– Ясно было одно, что местонахождение керамики у мыса не является изначальным. У меня нет никаких сомнений, что это груз затонувшего когда-то торгового судна. Битая керамика на поселениях – самый настоящий мусор, она сохраняется в культурных отложениях в виде мелких фрагментов. А со дна бухты были подняты практически целые формы. Следовательно, Каспий еще хранит тайну кораблекрушения ширваншахского судна XIV–XV веков.

Андрей Астафьев отмечает – ничего подобного ранее на территории Казахстана найдено не было, а уж тем более во время подводных исследований. Собранная на дне бухты коллекция керамики актамского типа – самая представительная из всех известных археологу находок.

– Я бы даже сказал, что эта посуда является своеобразным эталоном истории керамического производства и торгового экспорта южно-прикаспийских государств. Поэтому поднятые со дна моря обломки – настоящее историко-культурное достояние нашей страны, – резюмирует археолог.

АКТАУ