Как казахстанка вышла замуж за американца и оказалась в техасской тюрьме

Казахстанка, попавшаяв американскую иммиграционную тюрьму, в эксклюзивной беседе с “КАРАВАНОМ” рассказала, что пережила за время заключения, почему ее называли профессором и как тюремная баланда казалась самой вкусной едой. А еще читатели узнают, почему казахстанцы – счастливые люди.

Встретила судьбу

Тогжан КЕНЕСАРИНА – юрист-международник, лайф-коуч, владеющий 5 языками. 4 года назад по туристической визе впервые отправилась в США. Планы увидеть новую страну, навестить родственников и через месяц вернуться в родной Алматы резко изменились. В Америке наша соотечественница встретила свою судьбу, вышла замуж и… попала в иммиграционную тюрьму.

– Я приехала в Штаты по туристической визе в октябре 2017 года. Хотела отпраздновать здесь день рождения и посмотреть несколько городов, – начинает свой рассказ Тогжан. – В Майами меня познакомили с Дарреном – архитектором. Мы обменялись номерами, стали переписываться, и вскоре пришло осознание, что это мой соулмейт ("родственная душа" – англ.). В нем течет польская, немецкая кровь и есть гены чероки, а американские индейцы, как известно, родня номадам.

Когда пришло время возвращаться в Казахстан, Даррен предложил погостить еще, а вскоре сделал предложение. В феврале 2018 года мы поженились и сразу подали документы на легализацию моего статуса.

Потом мужу поступило предложение из Малибу. Мы переехали, начали обустраиваться на новом месте, но в Калифорнии начались лесные пожары. Офис Даррена сгорел, нам пришлось срочно эвакуироваться в Лос-Анджелес. Здесь пришлось начинать всё заново.

“Вы задержаны”

– Пришло время проведать маму Даррена и познакомиться с остальными членами его семьи в Кентукки. Между самолетом, машиной и автобусом мы выбрали последний – мне хотелось увидеть несколько штатов, через которые пролегал путь (Аризону, Нью-Мексико, Техас), пофотографировать.

Когда подъезжали к пограничному посту Техаса Сьерра-Бланка, водитель предупредил, что сейчас зайдет пограничник и проверит документы. И в этот момент перед моими глазами пронеслось видение – я поняла, что сейчас что-то произойдет и меня снимут с рейса… Кроме брачного сертификата и паспорта с уже просроченной визой, у меня ничего не было. Мы подали документы, когда виза еще действовала, но из-за сложностей, связанных с пожаром и последующим переездом, не успели оплатить госпошлину (около 2,5 тысячи долларов).

Пункт погранконтроля

…После проверки документов офицер сообщил: “Мы вынуждены вас задержать за нарушение визового режима (overstay)”. На блокпосте меня допрашивали и пробивали по базе. Офицер, допрашивавший меня, был доброжелательно настроен и хотел, чтобы я как можно меньше времени провела в одиночной камере. А именно она ждала меня на первом этапе. Другой офицер, услышав “Казахстан” во время допроса, расхохотался, упомянув Бората.

Мне разрешили сообщить мужу, где я нахожусь, и предложили сделать звонок в казахстанское посольство. Я не хотела огласки, чтобы родители, сын и другие близкие узнали о ситуации (мы скрывали до последнего). Офицер не дозвонился, и я вздохнула с облегчением. Потом у меня изъяли телефон и паспорт, который до сих пор не вернули.

Холод камеры и тепло людей

– После допроса меня досмотрела женщина-офицер. Приказали вынуть шнурки из кроссовок и одежды, повернуться лицом к стене, ноги поставить на ширину плеч, руки – за голову. Далее завели в камеру: небольшое квадратное помещение с железной скамьей, в углу стояла раковина, за перегородкой – унитаз. Сверху – видеокамера. Здесь было очень холодно: низкую температуру поддерживают намеренно, чтобы уменьшить уровень агрессии арестантов.

И тут зашел тот самый добрый офицер и сказал пройти в другую камеру, где была раскладушка. Сверху лежало фольговое одеяло: тонкое, но теплое.

Рано утром на спецмашине меня повезли в другое отделение временного содержания арестованных, где в основном содержатся нелегалы из Мексики, Эквадора, Гватемалы и других стран.

Снова холод камеры, спасительное одеяло из фольги и часы ожидания. Местный офицер, узнав, что я являюсь супругой американского гражданина, сказал, что у меня всё будет о’кей – просто нужно ждать.

В цепях и наручниках

– Через 15 часов меня и моих соседей – группу людей из Мексики – повезли в одну из двух основных иммиграционных тюрем в Эль-Пасо, но там не оказалось свободных мест, и нас доставили в следующую, которая находится прямо посреди пустыни.

Зона представляла собой большое помещение под тентом с двухъярусными кроватями. Сюда периодически заползали скорпионы. Нам выдали форму: по 2 комплекта зеленых комбинезонов для нарушителей визового режима и оранжевые – для тех, кто занимался трафиком людей (незаконная перевозка через границу), резиновые кроксы, набор маечек, нижнего белья, носочков, средства гигиены.

При перевозке заключенных в другую иммиграционную тюрьму, где проходит суд, на всех надевают наручники на руки и щиколотки, цепи вокруг туловища.

Так сидеть и ехать часа два. При выходе из иммиграционной тюрьмы – так же.

В поисках счастья

– Большинство заключенных составляли представители так называемого рабочего класса, не видевшие в жизни ничего, кроме нищеты и насилия, а поездка в Америку для многих была первым в жизни путешествием. В основном они говорили на испанском, английский знали единицы (офицеры с уважением относились к таким), – продолжает Тогжан Кенесарина. – Среди моих сокамерниц была мексиканка, с которой мы оказались во многом похожи (психолог, замужем за американским гражданином) и впоследствии стали подругами.

Другая арестантка – турчанка, с которой мы общались на ее родном языке. Отец – полицейский – хотел насильно выдать дочь замуж, но ей удалось бежать в Америку. Здесь беглянка работала кем придется, в том числе официанткой.

Эта девочка каждый день ходила в тюремную библиотеку – собирала материалы для своей защиты в суде и даже помогала мне. У многих нелегалов нет денег на оплату адвокатских услуг, и они пытались отстаивать свои интересы в чужом государстве самостоятельно, без знания английского (вот только времени на изучение литературы по иммиграционному праву выделяли катастрофически мало – максимум час). 

В итоге турчанка собрала увесистую папку по собственному кейсу и перед судом попросила нас ознакомиться с материалами. На отличном английском девочка описала всю свою жизнь до попадания в тюрьму: как в детстве ее избивали родители, как девушки делают аборты и выбрасывают новорожденных в урны, боясь позора. Кошмар в раю: исповедь казахстанки, отсидевшей в тайской тюрьме

Потом ее перевели в тюрьму штата Луизиана. Я писала ее брату, который тоже находится в США, но ответа не было…

Еще одна узница – из Африки – оказалась в Штатах после того, как враги ее бойфренда-революционера однажды ворвались в их дом и надругались над ней, облив кипятком. Были с нами и 2 кубинки – бывшие стриптизерши, подруги, одна оказалась беременна, и ее быстро депортировали.

Потрясла меня история 18-летней девушки из Эквадора: она незаконно приехала в США, чтобы найти маму (родительница оставила малышку с бабушкой и отчалила в Новый Свет).

Даже в заточении эта творческая натура писала картины, занималась поделками и раздавала нам. Суд принял решение о депортации, и она покинула чужую страну, так и не отыскав родного человека…

Тюремный ватсап и божественная пища

– В день поступления в иммиграционную тюрьму арестованных осматривают медики, обрабатывают противопаразитарными средствами. Одна девочка вся чесалась из-за вшей, к ней боялись подойти. Другие болели ветрянкой и прочими недугами, а меня Бог опять миловал… В тюрьме был и свой парикмахер.

К слову, испаноговорящие заключенные называли зону мистическим местом, кто-то чувствовал здесь присутствие привидений.

Ежедневный подъем в тюрьме – в 4 утра. Отбой – в 10 вечера, сразу включался красный свет, который горел всю ночь. И в это время часть женщин начинала скакать по кроватям, громко разговаривать, бегать друг к другу. А работники тюрьмы этот бедлам, как правило, не пресекали. К постоянному шуму добавлялись звуки работающих телевизоров в разных концах тюрьмы. Один постоянно говорил на английском, второй – на испанском.

Однажды соседки спросили меня, хочу ли я передать сообщение по “ватсапу”: в перегородке, разделявшей отделения в женской части тюрьмы, оказалась брешь, через которую заключенные передавали друг другу записки. Разумеется, за это грозило наказание – нарушителей могли перевести в тюрьму другого штата.

С мужем я смогла увидеться через пару дней. Общались мы через стекло с помощью телефонных трубок. На разговор дали минут 45, потом продолжительность доходила до часа.

Пока я была в заключении, Даррен каждый день высылал раскраски, распечатанные фотографии моей семьи, свои и наши совместные.

Девочки копировали картинки, а глядя на мои фотографии с супругом, улыбались со словами: “Que bonita!” ("Как красиво!" – испанский).

В иммиграционной тюрьме предусмотрен внутренний счет заключенного, на который поступают деньги от близких, и он может звонить на них в определенное время, а также тратить их во внутреннем магазине по пятницам. Это было одно из немногочисленных развлечений: гуськом пройти до шопа и купить конфеты, китайскую лапшу, орешки, личные принадлежности.

К слову, о лапше. Тюремная еда была не очень вкусной, и многие здесь сидели на китайской вермишели. А я каждое блюдо ела так, что соседки удивлялись: “Тогжан, ты словно яства ешь!”. Я же просто была благодарна Богу за пищу, за возможность принять душ и за всё остальное. Только вера во Всевышнего спасала меня в те дни.

Не чайна и не русса

– Каждый день мы выходили на прогулку. Июль, Техас, нещадно печет солнце, и мы в робах наворачиваем круги в пустыне. Мои сокамерницы первым делом шли к колючему ограждению, падали на колени и начинали плакать, неистово молясь: “О, Диос!” ("О, Боже!" – испанский). К заключенным регулярно приходил пастор, а в тюремной библиотеке, наверное, было больше Библий, чем юридической литературы.

Многие арестантки не имели представления о том, как огромен и разнообразен мир, который не заканчивается их деревней или городком, что есть удивительные страны, в которых их современницы получают образование, строят карьеру и счастливы в браке по любви, а не по принуждению, что есть великая литература и искусство.

О существовании Казахстана они не знали. Первое время я для них была из Сhina (Китая). Объясняла, что моя страна находится между Россией и КНР – тогда они произносили: “Русса!”. “Не Русса, а Казахстан!” – поправляла я.

Когда узнавали, что я юрист, психолог, говорю на нескольких языках, восхищались, одна седая женщина однажды подошла со словами: “Можно, я к вам прикоснусь, профессор?”…

А еще я обучала девочек шахматам. Мой аташка был академиком КазССР и возглавлял Шахматную федерацию республики, в свое время сыграл с Ботвинником вничью. И там, в тюрьме, я вспомнила о том, что умею играть в шахматы, и, как оказалось, весьма неплохо.

Цугундер на удаленке

– Отношения среди заключенных строились на чувстве плеча: каждый был не только за себя, но и за другого человека в робе. Помочь, подсказать, принести обед, если ты в данный момент занята, – это было здесь нормой. Был такой эпизод, когда очередное дежурство по уборке туалета выпало мне. Испаноговорящая соседка предложила сделать это за меня! Я отблагодарила ее "M&M’s" – это была одна из самых ходовых “валют” в тюрьме.

Лишь в самом начале одна заключенная враждебно взглянула на меня, приняв агрессивную позу. Оказалось, что я села на ее место (прямо как в “Джентльменах удачи”). И, возможно, эта же девушка измазала мою одежду зубной пастой – именно в таком виде я получила ее на выходе.

…Однажды за обедом в столовой в тюрьме, куда нас перевезли для судебных слушаний, я подняла голову и на потолке среди флагов разных стран увидела казахстанское небо!

Шок и радость – неужели и здесь были наши?! В этой пустыне, в чужой стране, среди чужих людей кто-то сверху отправил мне послание: “Ты не одна, Тогжан!”…

Спустя месяц состоялся суд, и меня выпустили под залог 1,5 тысячи долларов, хотя обычно суммы доходят до 10–20 тысяч. После заключения еще 16 месяцев я продолжала находиться в тюрьме, только удаленно: на меня надели специальный браслет слежения, запретили покидать дом в определенные дни, когда меня проверяет агент, и выезжать на расстояние дальше 120 километров. Таковы требования программы по альтернативе иммиграционной тюрьме.

Фото сделано в день, когда с Тогжан сняли браслет. И она едет из подземки навстречу солнцу и свободе

Всё это время я не имею права работать. Но самым тяжелым испытанием стала разлука с сыном и родителями. Когда уезжала, сыну было 13, в этом месяце ему исполнится 17… А когда пришлось сообщить о случившемся родителям, я постаралась утешить их тем, что дочь находится на каникулах в Техасе – изучает испанский язык в лагере…

Там хорошо, где мы есть!

– 13 августа состоится суд, адвокат высоко оценивает наши шансы на благополучный исход. А пока я живу и наслаждаюсь каждым днем свободы, начала писать книгу о пережитом опыте.

Если бы мне еще раз пришлось пройти этот путь, я бы сделала это. А люди, которые хотят попасть в Америку, должны знать, сколько здесь нелегалов скитаются без крова и работы, попадают в тюрьмы, после чего двери в эту страну для них закрываются навсегда. Если хотите переезжать – делайте всё, как положено. Даже мы, зная закон, не избежали нарушений.

Путешествуйте, открывайте новые страны, но вы всегда можете вернуться и сделать жизнь лучше у себя дома, применив полученные знания и навыки. А еще я поняла, что надо ценить и быть благодарным за всё, что у нас есть. Поверьте, казахстанцы – счастливые люди! – сказала в заключение разговора Тогжан Кенесарина.

НУР-СУЛТАН – США