В Бохум, в Советский Союз!

Я бы отправилась в прошлое - в Советский Союз, лет так на двадцать назад. Купила бы в продмаге кефир в бутылке и понесла б его домой в темно-синей сеточке - как Коля Герасимов. Или нет: пожалуй, я бы купила в том магазине банку березового сока. Трехлитровую. Помните? Если у вас от этих воспоминаний тоже рот расплывается в ностальгической улыбке, то я подолью масла в огонь: я видела такой магазин, в Германии, в Бохуме. Там живут русские немцы. Мало того - казахстанские. Из Талды-Кургана. Целая диаспора. Первые из них уехали давно: лет четырнадцать назад, и живут уже обустроенной жизнью - в квартирах со всеми удобствами. Правда, не своих - снимают. Жилье в Германии стоит запредельные деньги, причем не только для эмигрантов, но и для самих немцев. Семья Виктора Миллера уехала в Германию 14 лет назад, и этим летом впервые приехала на родину - погостить. 50-летний Миллер вертел головой из стороны в сторону, пока добирался из аэропорта, и без конца спрашивал: "А это что? А это?". Алма-Ату было не узнать, равно как и Талды-Курган. По приезду он узнал о футбольном матче, который должен был состояться вскоре (играл, разумеется, "Кайрат"), и, как бывший спортсмен, пошел и купил два билета - себе и жене. Последний раз вживую наблюдал любимых игроков больше десяти лет назад. Весь матч радовался и болел так, как не болел ни за кого и никогда. Возвращался домой в Германию с радостным чувством выполненного долга перед родиной. Семья Владимира Бесхохлова перебралась в Бохум чуть позже Миллеров - 12 лет назад. Записанная латиницей русская фамилия "Бесхохлов" при прочтении превратилась в "Бешохлов", коллеги-немцы Владимира стали называть Вальдемаром. Он приезжает на родину вместе с женой каждое лето. Взрослые, выросшие в Германии дочери - Алла и Наташа - остаются в Бохуме: их дом - там. Они, конечно, хорошо понимают по-русски, но часто в разговоре перескакивают на немецкий: иногда быстрее сказать на нем. Да и многие понятия пришли в их жизнь в более старшем возрасте, когда все вокруг называли их по-немецки. 25-летний Эдуард покидал Казахстан в возрасте десяти лет. Приехал в гости в Алма-Ату, разговорился с товарищем о машинах. "У меня стеклоподъемник сломался. Там, внутри, все испортилось из-за… как это? Мокрость?" - "Влажность?" - подсказал ему тот. "Да! Точно, влажность!" - обрадовался Эдик. В словарном запасе десятилетнего мальчика этого слова не было. Другой Эдик, восьми лет, приехал в Германию в три года. И сразу пошел в немецкий детсад. Через год говорил и на русском, и на немецком, а через три перестал отвечать на русские вопросы. Не из вредности. Потому что на немецком легче. Эдик - из недавних переселенцев. Его родители переехали в Бохум вслед за его бабушкой и дедушкой. Это последняя волна эмигрантов. Те, кто приехал к своим, на насиженное место, устраиваются намного легче тех, кто только сейчас прибывает самостоятельно, в неизведанное. Все эмигранты ждут своей участи в специальных лагерях. Я побывала в одном из них. Лагерь для переселенцев представляет собой себя пять-шесть двухэтажных одноподъездных домов-общежитий. И никак не напоминает аккуратную, чистенькую Германию. Все там как дома: никаких тебе чинных немцев в глаженых брюках со стрелками, никаких строгих старушек, которыми полнятся немецкие дворы. Во дворах там лупят в домино небритые мужики в майках синего цвета, трико с вытянутыми коленками и в разлезающихся тапочках на босу ногу. Там курят, сидя на корточках, стриженные подростки в футболках с номерами на спине и широких мешковатых штанах, а у подъезда на табуретках вяжут носочки совершенно русские бабушки в платках. Кто-то играет в настольный теннис, кто-то гоняет пыльный мяч - в общем все, как у нас. Отличает лишь одно - большая велосипедная стоянка перед подъездом. Внутри здание выглядит как обыкновенное советское общежитие: длинный-длинный коридор, "на тридцать восемь комнаток всего одна уборная". Семья получает одну комнату, в которой два-пять спальных мест, маленькая двухконфорная плитка и рукомойник. Сыро: на плите варится супчик из картошки и фигурных звездочек, у окна на веревке сушится полотенце. "Проходите, теть Клава. Здравствуйте, Катенька". В подвале - подобие прачечной: пять-шесть стиральных машинок, сушилки, расписание: тетя Клава стирает с двух до четырех, Александра Никитична - с четырех до шести, Эрна Федоровна - с шести до восьми. На входе в туалет - клетчатый листок с надписью от руки: "В туалете не курить!". Есть там и доска объявлений - при входе в здание. Все объявления - на русском. В основном это "Курсы немецкого" и "Обучение пользоваться компьютером". Причем последние довольно популярны: в Германию уезжают и те, кто в жизни не подходил к компьютеру. Интересно, рассчитывают они на какую-нибудь работу там или надеются жить на социальное пособие? Кстати, о пособии. В Германии трудно опуститься и стать люмпеном: государство действительно не даст пропасть тем, кто этого не хочет. Пьяницы и бомжи, немногочисленные в сравнении с нашими, это большей частью опустившиеся по собственному желанию люди. Если ты не собираешься пить, бездельничать и нарушать порядки-законы, тебе голодная смерть не грозит. Зная об этом, некоторые - к счастью, немногочисленные - эмигранты рубежа 80-90-х так и ехали в Фатерлянд с целью зажить легко и беззаботно. Тогда государство платило так называемый "социал" всем, и довольно неплохой. И "новые немцы" повалили на историческую родину в огромном количестве. Но это время довольно быстро закончилось, и им на смену в Германию стали приезжать трудяги - в самом лучшем смысле этого слова. Они активно искали работу, учились на самых разнообразных курсах и в результате и на работу устроились, и в квартиры переселились. Вот именно такие эмигранты в Бохуме, в основном бывшие карагандинцы и талдыкурганцы. И их действительно немало: как-то уж так сложилось, что друг за другом они приехали в один город. И знаете, что? Они там организуют вечера выпускников. Школа такая-то, такие-то годы выпусков - двадцать пять, тридцать лет спустя. Каково? Талдыкурганская диаспора в Бохуме - это не две-три семьи, а целый клан. Это потомки поволжских немцев, высланных или волею судьбы оказавшихся когда-то в Казахстане. Видимо, высшие силы не дают им потеряться, и эти люди продолжают жить вместе, возвратившись на землю предков. Но я вам обещала рассказать про магазин. Кто бывал в немецких супермаркетах, тот поймет, каков контраст между "их" магазинами и "нашими" - теми, из прошлого. Есть в городе Бохуме продуктовый магазин - "просоветский", из детства. Наверное, туда немцы ходят, как в исторический музей. Там абсолютно все, как тогда. Пышную блондинку-продавщицу зовут тетей Дашей, а в помещении пахнет селедкой. Получасовая прогулка по рядам вызывает невыразимую щемящую тоску - не только по родине, но и по светлому прошлому. Издалека я заметила прозрачные трехлитровые банки с этикетками на советский манер - это тот самый березовый сок, о котором я говорила в начале статьи. Его разливала нянечка в детском садике по граненым стаканам, потом, позже - в школе, в столовке, наливали добавки всем, кто просил, а потом - летом, в детском лагере "Дубовая роща", что находился по дороге на Медео. Теперь "Дубовая роща" пустует, кое-где с дверей корпусов сорваны замки, и в столовой вечерами никто зажигает свет. Дальше в ряду с напитками - сок томатный, сок яблочный, а за ними начинаются взрослые напитки. Трех же литровая банка с водкой! "Три богатыря". Водка "Родина" с кремлем на этикетке, водка "Ностальгия" - пять литров, одной емкостью. Сильное чувство, нечего и комментировать. Двигаемся дальше. Емкости поменьше, и содержимое не разобрать. Подхожу ближе: борщи! И какие! Слюнки текут! "Борщ украинский", "Борщ красный острый", "Борщ белый", "Щи кислые", "Рассольник"! Кое-что - даже в жестяных банках. И раз уж была водка, то не обойтись без закуски. "Огурцы остренькие", "Огурцы со сливами", "Грибочки маринованные с уксусом". А дальше вообще произведение искусства: спецсерия колбас! Называется "История родины в колбасах", а на этикетках - портреты Ленина, Сталина, Брежнева, с пожеланием: "Приятного аппетита, товарищи!". И главное - девиз: "Нам есть, что вспомнить, кого помянуть, чем закусить"! От умиления слезы наворачиваются. А дальше мне мучительно захотелось домой. В Алма-Ату. Потому что я нашла… лапшу для бешбармака, с рецептом. Рядом были "шужук" и "суджук", "приготовленные по казахстанскому рецепту и произведенные в Германии". Все наше, родное, сказать, что находишься за четыре тысячи километров от дома - никто не поверит. Только цены чужие. И я не удержалась. Купила себе сырасы "Шахтерское". За полтора евро.