В этом разобрался корреспондент медиапортала Caravan.kz.
Без вины виноватые
Уже давно не секрет, что в период репрессий люди получали сроки по 10-15 лет за сущую ерунду вроде политического анекдота или неосторожного слова за бутылкой водки.
В Актюблаг чаще всего отправляли именно таких, безобидных заключенных, пострадавших за то, что они, как сейчас говорят, «зашли не в ту дверь». Актюблаг был основан в 1940 году, для строительства завода АЗФ. Залежи хрома в 100 километрах от областного центра требовались молодой стране, но денег на строительство завода не хватало, и только дармовой труд заключенных мог исправить положение. Например, уголь Кемпирсайского месторождения добывать обычным способом нерентабельно. Нужно много людей, готовых собирать каждый камушек вручную. Если бы каждому платили полноценную зарплату, то уголь обходился бы дороже золота. А вот если направить туда стариков, инвалидов и женщин, чтобы те не служили обузой для государства, и заставить работать за миску похлебки, то добыча угля становится выгодной.
В отличие от других лагерей системы ГУЛАГ правила Актюблага были относительно мягкими. Заключенным могли разрешить и сходить в город. Руководство точно знало, что неприятных сюрпризов от тех, чья вина заключается в неосторожном слове или неправильном происхождении, ждать не стоит. Правила стали жестче только в годы войны, когда в Актюблаг отправили первых военнопленных.
Позже, когда стал проходить процесс реабилитации, выяснилось, что из 7500 человек, осужденных за анекдот или неправильное происхождение, около 4000 были абсолютно невиновны. То есть следствие не могло доказать даже тот факт, что осужденные говорили что-то не то про советскую власть или среди их предков были кулаки и дворяне.
К сожалению, во времена перестройки маятник качнулся в другую сторону. Теперь уже отсидевшие за реальные уголовные преступления вроде краж, грабежей, спекуляции в голодное время и хулиганства стали рассказывать слезные истории, что кровавый режим испортил им жизнь ни за что. Плюс ко всему и при реальных кражах трудно было провести грань, украл ли кто-то буханку из столовой, чтобы накормить голодных детей, или речь идет о систематических хищениях тонн продуктов.
Белый ад
Когда речь заходит об ужасах ГУЛАГа, самыми страшными лагерями называют Соловки, Магадан и Колыму. Трудно поспорить, что суровый климат, страшный холод и нечеловеческие условия содержания убивали заключенных за считанные месяцы. Но об этих лагерях мы знаем благодаря книгам Солженицына и Шаламова.
На самом же деле самым страшным лагерем был Экибастузский. Ужасы, творившиеся там, описать было некому, потому что люди гибли уже через несколько недель.
Дело в том, что в Экибастузе заключенных отправляли на работы в известковый карьер без всяких средств защиты. То есть негашёную известь приходилось добывать голыми руками. Уже после первого раза известь разъедала кожу, выжигала глаза и попадала в легкие.
Справедливости ради стоит отметить, что на карьер в Экибастузе попадали далеко не все заключенные, а лишь те, кто неоднократно был замечен в нарушении режима содержания, в том числе и убийцы соседей по бараку. Участь оказаться в Экибастузском лагере казалась хуже смерти, поэтому ее использовали чаще всего для запугивания бунтарей.
Понятие «Четверг- рыбный день», просуществовавшее в столовых СССР до конца 80-х, без казахстанских лагерей могло бы и не появиться. Необходимость вводить в рацион советских граждан побольше рыбы для восполнения дефицита йода и фосфора возникла в начале 30-х годов, а приказ о введении «рыбных дней» в точках общепита вышел 12 сентября 1932-го. Но уже через два года инициативу пришлось свернуть. Молодая советская пищевая промышленность не могла обеспечить рыбой все столовые страны. Не хватало ни ресурсов, ни рабочих рук.
Но в 1937 году в одном из лагерей Гурьевской области организовалась рыболовная артель. Заключенных отправляли на ловлю и в непогоду, и в самые опасные места Урала и Каспия. Без человеческих жертв не обходилось, зато улов бил все рекорды. К тому же заключенные работали за пайку хлеба и миску баланды из той же рыбы, что удалось поймать. В результате опыт гурьевского лагеря был применен в других регионах СССР, включая северные моря. Улова хватало не только для столовых и магазинов, но и для обеспечения дешевым белком заключенных и военнопленных. Даже после амнистии 1953 года рыба никогда не была дефицитом в СССР, по крайней мере если говорить о неблагородных видах вроде кильки и селедки. Рыба была настолько дешева, что минтаем и путассу многие кормили кошек, потому что «Вискаса» тогда не было.
Рыбная промышленность и инфраструктура, построенная руками зеков, работает до сих пор.
Наука требует жертв
Адептов однополой любви в СССР не жаловали. Даже после развала Советского Союза уголовная статья за мужеложство не исчезала из Уголовного кодекса целых два года. Более того, по ней было осуждено около 1000 человек.
Вне закона любители однополых отношений стали с 1934 года, при этом статья, по которой они попадали в лагеря, была слишком обтекаема. Наказывали тогда не только за интим со своим полом, но и вообще за любые эксперименты в постели. Под статью «Половые преступления» можно было подогнать все что угодно. Не только мораль, но и наука записывала в извращения любые утехи, выходящие за рамки супружеского долга в темноте под одеялом.
При этом связь между мужчинами классифицировалась как разврат, где обе стороны хорошо отдавали себе отчет в происходящем, а интим между двумя женщинами почему-то считался серьезной психической болезнью, которую надо лечить самыми радикальными методами. Но и тут психиатры почему-то были довольно лояльны. Единичные случаи могли и простить, списав на женское легкомыслие. За решетку попадали только те женщины, которые брали на себя мужскую роль и женились на других дамах.
Таких отправляли именно в КарЛАГ, без судов и допросов. По бумагам это оформлялось не как уголовное наказание, а как принудительное лечение. При этом никаких методик по лечению лесбиянок в КарЛАГе не было. Женщины попросту становились подопытными кроликами для врачей.
Секретов из экспериментов над людьми не делалось. Более того, кандидат наук Елизавета Деревинская в 1965 году выпустила научный труд «Материалы к клинике, патогенезу, терапии женского гомосексуализма». Для этой работы ей позволили вытворять все что угодно с 96 узницами КарЛАГа.
Методы «лечения» нельзя назвать ни гуманными, ни эффективными. Женщин обкалывали конскими дозами гормонов в надежде, что эстроген, прогестерон и пролактин вызовут тягу к противоположному полу. Пациенток били током, показывая порнографические картинки или читая вслух описание лесбийских утех. Так врачи пытались выработать условный рефлекс на отторжение женского тела. Кроме тока, использовались и токсичные препараты, вызывающие общее ухудшение самочувствия. При этом женщинам, корчащимся от боли, опять же совали в лицо картинки с обнаженными красотками.
Относительный успех принесли только психотропные препараты, подавляющие волю в целом. Они туманили рассудок, и у женщин пропадали абсолютно все желания, что фиксировалось как успех.
На первый взгляд, все описанные эксперименты кажутся хоть и устарелыми, но вполне логичными, учитывая уровень медицины того времени. Но на самом же деле это был ничем не оправданный садизм. Тягу у женщин к своему полу врачи определяли на глазок, то есть просто смотрели, как женщина корчится от судорог после часа истязания током или дозы сульфазина, близкой к смертельной, и гадали, хотела бы сейчас их жертва оказаться в постели с женщиной или нет.
Неэффективность методов «лечения» исследователи списали на иное строение мозга у лесбиянок, полученное, скорее всего, в материнской утробе, по принципу синдрома Дауна, а значит, и медицина тут пока бессильна.
Тем не менее работа имела большое влияние на судебную медицину. Именно после нее уголовная статья «Половые преступления» сменилась более узконаправленной статьей «Мужеложство». То есть мужчины, любящие других мужчин, считались преступниками, а девушки, тянущиеся к девушкам, признавались психически больными, не отдающими себе отчет, и поэтому впоследствии им грозила только психушка, а не тюрьма.
Исследования Елизаветы Деревинской применялись на практике вплоть до перестройки. Так, ссылки на ее труды есть в издании «Сексология», 1984 года.
Справедливости ради стоит отметить, что две трети труда Елизаветы Деревинской имеют научную ценность и сейчас. Она предварительно опросила 96 узниц КарЛАГа, выделенных ей для экспериментов. Как социологическая работа на тематику однополой любви, труд Деревинской на тот момент не имел аналогов в мире. На Западе подобное делал только биолог Альфред Кинси, но он, скорее, оперировал голой статистикой. Тут же Деревинская хорошо обозначила те моменты, когда женщина впервые обнаружила тягу к своему полу, конфликты с друзьями и родственниками, душевные переживания, попытки суицида и много прочих факторов, крайне интересных для науки. Деревинская первой и ближе всего на тот момент подобралась к проблематике трансгендерности и женской бисексуальности, которая окончательно не изучена до сих пор, но именно жестокие эксперименты над заключенными в казахстанских лагерях отправили ее труды на свалку истории.
Но и жалеть талантливую ученую за то, что она не смогла реализовать свой потенциал, тоже нельзя. В ее планах были совсем кошмарные эксперименты. Она предположила, что тягу к однополой любви нужно лечить еще в утробе. То есть она собиралась по каким-то одной ей известным факторам определять, что еще не родившийся ребенок станет гомосексуалом, а потом пичкать будущую маму гормонами, чтобы этого не произошло.
Свобода или смерть
Казахстанские лагеря охранялись меньше остальных мест заключения ГУЛАГа. Наш климат исключал саму возможность побега. Конечно, попытки сбежать заключенными предпринимались, но мало кому удавалось хотя бы вернуться в лагерь живым. Беглецы в первую очередь умирали от жажды. Если на той же Колыме нетрудно найти источники воды, дрова для костра, мелкую живность для пропитания, то в казахстанских степях с этим все обстоит сложнее. Плюс ко всему населенные пункты встречаются тут реже, а значит, и украсть чего-то в деревне нельзя.Известен случай, когда двое беглецов из лагеря Дальний, что под Джезказганом, уже на второй день так обезумели от жажды, что убили третьего, надеясь напиться хотя бы кровью. Смерть была напрасной. Кровь убитого так загустела от нехватки влаги, что не текла из ран. Команда, отправленная на поиски беглецов, обнаружила три трупа. Смерть первого оказалась самой легкой.
На этом фоне история побега Георгия Тэнно из лагеря Песчаный кажется легендой. На его фоне блекнут и книги про графа Монте-Кристо и побег Энди Дюфрея из Шоушенка.
Тэнно отличался атлетическим сложением и удивительно крепким здоровьем. В казахстанский лагерь рижанин Георгий попал за то, что проходил службу на английском флоте. Его забрали прямо из-за рождественского стола в декабре 1948 года. От ареста не спасли ни боевые заслуги, ни орден Красной Звезды.
Тэнно пытался сбежать еще во время допроса и когда его этапировали в Казахстан, но попытки провалились, потому что были предприняты сгоряча и не продуманны.
Уже в лагере Георгий стал изображать из себя очень дисциплинированного заключенного, готового сотрудничать с администрацией. Стучать на товарищей он не хотел, поэтому попросил руководство лагеря разрешить ему организовать кружок художественной самодеятельности. Добро на это дали быстро, при условии, что репетиции будут проходить после работы. В драмкружке Георгий познакомился с белорусом по фамилии Жданюк, который проговорился, что готов умереть ради свободы.
Тэнно разработал очень хитрый план. Он доложил руководству, что хочет поставить сценки, касающиеся злободневных проблем в стране, но для этого ему нужны свежие газеты, чтобы знать, что происходит хотя бы в Казахстане. Подвоха никто не заметил, и доступ к газетам Георгий получил, но интересовали его не новости, а названия населенных пунктов возле лагеря. По газетным заметкам Тэнно, как боевой офицер, смог составить карту местности возле лагеря. Выяснилось, что нужно было пройти всего 200 километров до Иртыша, а уж там можно затеряться. Для побега требовались гражданские костюмы. Их Георгий выбил якобы для драмкружка и еще кое-какую мелочевку вроде источника огня, перочинного ножика и ветоши. Кусачки для колючей проволоки Тэнно украл у электрика.
Для побега был выбран август, как месяц, когда в степи не так жарко.
В час Х Тэнно и Жданюк стали «репетировать» в отдаленном и меньше всего охраняемом углу лагеря. Как только село солнце, они перекусили колючую проволоку и ринулись на свободу. Беглецам еще помогло то, что по счастливому стечению обстоятельств именно в этот момент в лагере погас свет, и, пока все работали над восстановлением подачи электричества, отсутствия двух человек никто не заметил. Их кинулись искать только утром, когда беглецы были далеко.
Три дня Тэнно и Жданюк питались таблетками глюкозы, которые удалось украсть в санчасти, и сухими макаронами. Но запасы воды кончились уже на второй день.
К вечеру четвертого дня беглецы заметили юрту и попросили у хозяина напиться, но тот заподозрил неладное и испугался, забыв про казахское гостеприимство. В этот момент Тэнно заметил на дастархане пиалы с кумысом, и его сознание помутилось. Он набросился на хозяина юрты, избил его, забрал все съестное, что удалось найти — несколько кусков казы, мешочек баурсаков и бутылки с кумысом. Потом беглецы забрали лошадь и направились к Иртышу.
На реке они сделали большой привал. Тут хватало и воды, а среди украденных вещей была еще и посуда. Отдыхали беглецы долго. К тому времени припасы иссякли, и пришлось еще сделать ночную вылазку, чтобы украсть колхозного теленка. Во время вылазки удалось найти лодку без присмотра, и беглецы решили отсидеться на островке, вдали от чужих глаз.
Дальше по плану требовалось раздобыть хоть какие-то документы, деньги, чтобы сесть на поезд в Омске, и в первую очередь — бритвы. Косматые бороды беглецы вызывали подозрение. Тэнно и Жданюк нашли дом бакенщика. Тот жил на отшибе, и лучшего места для грабежа не придумаешь. Беглецы приготовили ножи, украденные в юрте, чтобы убить бакенщика и его семью. Под видом командированных из Омска они напросились в гости, но бакенщик заподозрил неладное. Как потом признался Тэнно, от убийства невинного человека его спас котенок. Тот запрыгнул на колени к беглецу и тихо замурлыкал. Тут Григорий понял, как далеко зашел. Этот миг милосердия стоил беглецам очень дорого. Бакенщик вышел, якобы в уборную, и тут же сообщил в милицию, что в его дом проникли подозрительные личности. В отделении уже знали о беглых зеках и вызвали солдат для подкрепления.
Беглецов сильно избили и отправили обратно в лагерь. Жданюк оказался в Сибири, где и умер от побоев, а Тэнно вернули в казахстанский лагерь.
Жестокая ирония этой истории заключалась в том, что побег произошел осенью 1952 года, а меньше через год Тэнно и Жданюк были бы амнистированы.
Обвинения в шпионаже с Григория были сняты сразу, но за побег и грабеж чабана пришлось отсидеть еще 4 года.
После освобождения Тэнно работал библиотекарем, потом журналистом, руководил клубом атлетики и сам описал истории своего побега.
Позже его часто спрашивали друзья, не жалеет ли он о том, что не убил тогда бакенщика. Ведь жизнь могла сложиться иначе. За рубежом бы приняли политического эмигранта, как это было с Солженицыным.
На что Тэнно отвечал, что убийство невинного он бы не простил себе никогда. Оставаться человеком в самой сложной ситуации важнее всяких благ.