Записки следователя: как нынешний депутат раскрывал преступления

Сын убивает мать из-за квадратных метров, изрубленная топором женщина выживает, чтобы сообщить имя преступника, а попавший в колонию на три года мужчина выходит на волю спустя семнадцать лет.

Когда-то следователь по особо важным делам прокуратуры Целинограда, а ныне депутат парламента, член комитета по законодательству и судебно-правовой реформе мажилиса Канат МУСИН помнит детали леденящих кровь историй вплоть до фамилий преступников. Многие из них – готовый сюжет для режиссеров криминальных драм. “КАРАВАН” представляет вниманию читателей “Записки следователя”.

История первая. Люди как люди. Квартирный вопрос только испортил их

– 1991-й год. Я работаю следователем по особо важным делам в прокуратуре города Целинограда, возглавляю группу по раскрытию умышленных убийств. Звонят коллеги из уголовного розыска и просят помочь в одном деле.

От Алексея Ожгихина поступило заявление о пропаже матери.

Молодой мужчина (ему не было и 25 лет) проживал с матерью, женой и ребенком в трехкомнатной квартире, принадлежавшей родительнице. По версии сына, мать решила устроить личную жизнь (муж погиб еще до рождения Алексея) и уехала, не оставив адреса.

Что-то в этой истории сразу не понравилось, и мы начали расширять круг обстоятельств: как жила семья, где, какие были взаимоотношения у матери с сыном и невесткой. Выяснили, что у Алексея есть брат-близнец, который живет в другой семье и носит другую фамилию.

История закрутилась, как в бразильском сериале. В 1970-х годах во время беременности женщины в автокатастрофе погибает ее муж. Из родных у молодой вдовы только свекровь.

Женщина родила двух мальчиков. Растить сыновей было тяжело, и одного ребенка она отдает на воспитание свекрови.

Та после гибели сына стала закладывать за воротник – не могла смириться с уходом единственного мужчины-опоры. И через какое-то время отдала внука в детдом. При живой матери и бабушке малыш попал в казенное учреждение, откуда его потом и забрали новые родители.

Прошло восемь лет, и однажды братья – Алексей и Саша – случайно встретились на автобусной остановке.

Смотрят друг на друга, как на отражение в зеркале, и не могут ничего понять. Правда открылась, братья начали общаться, по-прежнему живя каждый в своей семье.

Алексей после восьми классов поступил в училище, потом устраивается на прядильно-ниточную фабрику – она тогда в третьем микрорайоне Целинограда находилась, сейчас здесь здание Комитета уголовно-исполнительной системы расположено. Оттуда ушел в армию, отслужил, вернулся на прядилку, женился. Как молодой специалист получил однокомнатную квартиру, родился сын. Мать жила отдельно в собственной двухкомнатной квартире.

Молодой жене это не давало покоя, и она начала “капать” мужу: мол, ютимся в однушке, а мать одна в хоромах живет. Надо обменять наши квартиры на трехкомнатную и жить вместе.

Так и сделали. Но отношения между свекровью и невесткой в общем доме не заладились, жена постоянно жаловалась мужу на его мать: не то сказала, не то сделала. И постоянно напоминала о том, что та разлучила родных братьев.

Капля за каплей – у сына появилось раздражение на родного человека, помноженное на обиду. А в один из дней невестка предлагает разъехаться. Начинается поиск вариантов размена. Неприязнь между сыном и матерью только нарастает, и в какой-то момент жена Алексея подводит его к мысли – зачем менять трехкомнатную квартиру на меньшую, когда можно просто избавиться от человека?

Долго или нет сопротивлялся мужчина, но в конце концов он согласился… Зимним погожим вечером сын зовет мать посмотреть “подходящий вариант”, и они уходят. Уже на улице он предлагает сократить путь и пойти через окраину.

Вдали от жилых домов, в безлюдном месте (это сейчас здесь стоят многоэтажки, школы и другие здания, а тогда голая степь была) Алексей достал нож и нанес матери многочисленные удары.

В том месте собирались высаживать деревья, ямы подготовили. В одной из них мужчина и закопал тело жертвы.

Спустя время брат Алексея начал спрашивать, где же мама, почему ее не ищут, на что мужчина ответил: “Мама не вернется – я ее убил”. И показал место преступления. Ошалевший от увиденного, брат-близнец убежал...

В ходе расследования дела прошло около месяца, преступник не выдержал и признался в убийстве матери. В процессе проверки показаний на месте мужчина безошибочно указал на холмик, под которым он спрятал труп. На нем стоял один из солдат (мы их взяли, чтобы помогали искать тело). Молодого служивого после слов Алексея как ветром сдуло с того места.

Эксперт насчитал более 40 ножевых ранений. На вскрытии я обратил внимание, что у жертвы были отрезаны два пальца на руке.

Спрашиваю эксперта: “Наверное, когда копали, зацепили лопатой?” – “Нет, отделение пальцев произошло почти сразу после убийства”. Спрашиваю подозреваемого: “Ты что с пальцами сделал?” – “Через несколько дней после убийства жена вспомнила, что у матери были кольца золотые. Чего оставил их, нам же деньги нужны – иди и принеси, сказала. Я пошел, раскопал яму, но снять кольца с пальцев не смог – зима же, труп мерзлый. И просто отрезал пальцы. Золото продали, купили себе мебель”. “А потом завернула мать в простыню...” История шокирующего убийства

Алексея Ожгихина приговорили к 12 годам лишения свободы. Его брата за недонесение о преступлении – к условному наказанию. Перед мужчиной стоял выбор – промолчать об убийстве, зная, что мать не вернешь, или рассказать о случившемся и лишиться обретенного брата. Он выбрал первое.

А жена Алексея, на момент убийства свекрови носившая под сердцем второго ребенка, тюрьмы избежала – муж не стал ничего рассказывать о ее роли в преступлении, взяв всю вину на себя. Все детали этой истории стали известны в результате оперативных мероприятий.

Да, еще один штрих к портрету жены убийцы – в день совершения преступления она, не доверяя мужу, пошла за ним и свекровью следом.

Беременная издали наблюдала за происходящим, а когда всё закончилось, спокойно вернулась домой…

История вторая. Выжить любой ценой

1995-й год. Жила простая семья: он, она и 7-летняя дочь. И был у них друг Павел Волгов, частенько захаживавший к ним. Однажды глава семьи рассказал, что вскоре они переедут в новое жилье, а за этот дом уже деньги получили. Павел решает эти средства присвоить, находит сообщника – несовершеннолетнего парня: “Пойдем, хату ломанем, деньги возьмем”.

Дождавшись, когда хозяин уедет в поездку – он проводником работал, а дома останутся только жена и дочка, злоумышленники в масках ночью ворвались к ним. Сначала напали на женщину, связали ее, потом перешли к девочке.

К своему несчастью, малышка сорвала маску с преступника и узнала “дядю Пашу”…“Дядя” ребенка задушил и повесил на батарее.

Понимая, что личность его раскрыта, изрубил топором мать девочки. Тело замотали в ковер, нашли, забрали деньги и были таковы.

Невероятно, но факт: через какое-то время женщина пришла в сознание, сумела выкатиться из ковра и доползти до окна. Рядом жили родственники семьи, она знала, что утром племянница будет идти в школу мимо их дома.

Едва живая, дождалась этого момента и начала стучать в окно... Искалеченная жертва смогла назвать имя преступника и потеряла сознание.

В тот же день злоумышленники были задержаны.

Врачи, впоследствии оперировавшие женщину, до последнего не были уверены в том, выживет ли она. С такими повреждениями, как правило, шанса нет. Даже видавшие виды опера уголовного розыска и следователи поражались силе ее воли. Но потерпевшая выжила и в суде рассказала всё.

Волгова по приговору суда расстреляли, его сообщнику дали срок. Дерзкое ограбление на Севере Казахстана завершилось массовым убийством преступников

История третья. Ушел на три года, а вернулся через 17 лет

1992-й год. Ко мне поступает материал: осужденный применил насилие в отношении заместителя начальника колонии по воспитательной работе.

…У жителя Алматинской области Аскара Мыктыбаева рождается долгожданный сын – первенец.

На радостях счастливый отец выскакивает посреди ночи на улицу и стреляет несколько раз в воздух из ружья. Мужчину осуждают на три года за хулиганство.

На зоне сильного волевого Аскара хотят “сломать”. Он постоянно противостоит криминальным группировкам – кого-то ткнет заточкой, с кем-то подерется, за что каждый раз “раскручивается” на новый срок. Таким образом проводит за решеткой 17 лет. В конце концов его признают рецидивистом и отправляют в колонию особого режима в селе Вишневка, близ Целинограда. Его отправляли на самые заваленные участки, в промзоны, где он отлично организует работу, поднимает бригады, дает показатели. И в колонии особого режима он работу налаживает.

…До освобождения остается 56 дней. Аскар ждет этого дня, старается ходить тише воды, ниже травы, чтобы – не дай бог – его снова не “раскрутили” на новый срок.

И самое главное – он ждет встречи с сыном, которого ни разу не видел: переступил порог тюрьмы, когда его еще не привезли из роддома, а сейчас это уже взрослый парень.

За 17 лет неволи заработал какие-то деньги, с воли ему передали новый костюм. Он его в каптерке повесил, иногда вечерами после смены надевал, смотрел в зеркало и удивлялся обновке – за 17 лет тюрем, кроме робы, ничего не носил…

Настает 9 мая 1992 года. Земляк, которого переводят на облегченные условия содержания, уговаривает его отметить это событие.

“Сообразили” бражку, Аскар выпил немного. Возвращается к себе в барак и встречает замначальника колонии по воспитательной работе.

– Ты что это, Мыктыбаев, пьяный, что ли?! Пошли в дежурку – оформлять тебя будем!

И тут сиделец начинает упрашивать не делать этого, унижается: “Мне вот-вот освобождаться, из-за этого протокола в ШИЗО посадят, опять срок увеличат, и я уже никогда не выйду”.

Не знаю уж наверняка, что там между руководством и осужденным произошло, да только Аскар пару раз замполита ударил. Не покалечил, но мозги сотряс. ШИЗО, новое дело, а ему оставалось полтора месяца до выхода на свободу.

Дело попадает ко мне, я приезжаю в колонию. Действующие лица на месте, всё очевидно: заключенный не отрицает вины, да, побил, но почему – не говорит. Замполит повторяет свою версию: “На законные требования проследовать к ДПНК (дежурному помощнику начальника колонии) он меня ударил”. Дело доходит до квалификации деяния, и я встаю в тупик: в Уголовном кодексе КазССР на тот момент было две статьи: 172-я – за применение насилия в отношении должностного лица, максимум – два года лишения свободы. И статья 66-я, прим. 1: “Действия, дезорганизующие работу ИТУ (исправительно-трудового учреждения)”. Отвечают по ней только особо опасные рецидивисты, объективная сторона включает в себя применение насилия к сотруднику колонии. И наказание по ней – 15 лет лишения свободы!

Передо мной встала дилемма: какое из двух преступлений совершено? Кто Мыктыбаев – жертва обстоятельств или матерый зек, наплевавший на правила колонии?

В первом случае его по-человечески жалко, во втором – нельзя допустить, чтобы опасный преступник в скором времени вышел на свободу. Я советовался со старшими коллегами, как быть, перелопатил все комментарии к УК, все постановления Верховного суда РСФСР и Казахской ССР, дошел до учебников уголовного права, пытаясь найти разницу, грань, которая позволила бы отделить зерна от плевел. И не нашел…

Статус особо опасного рецидивиста сыграл свою роль, и я предъявил Мыктыбаеву тяжкую статью.

Но в душе была надежда, что суд разберется и найдет эту грань. Переживал сильно, мне было искренне жаль Аскара. Конечно, сейчас можно говорить что угодно, но я сделал то, что сделал.

Судья областного суда дает Мыктыбаеву 12 лет. Когда я узнал, было ощущение, что 12 лет дали мне…

Но справедливость все-таки существует: мужчина обжаловал приговор, и одна из жалоб – в прокуратуру республики – попала в руки неравнодушного человека, прокурора управления по надзору за законностью судебных приговоров. Он убедил руководство, и генеральный прокурор внес протест в Верховный суд. Откровения надзирателя казахстанской тюрьмы: Осужденные нас ненавидят, и это взаимно

Мыктыбаеву изменили приговор – переквалифицировали на 172-ю статью и ограничились уже отбытым к тому моменту сроком (четыре месяца). За все годы работы следователем я никогда, наверное, так не радовался, как тогда. Хотя чувство вины до сих пор меня не отпускает…

Вместо послесловия

В биографии Каната Мусина были еще сотни дел, о которых, как признался нынешний парламентарий, он хотел бы рассказать в книге. Сюда наверняка войдут и воспоминания о том, как в 2011 году, когда он работал заместителем прокурора Северо-Казахстанской области и курировал работу исправительных учреждений, взбунтовалась колония особого режима на Жаман-сопке.

Порядка 30 заключенных вскрыли себе животы.

Колония уже тогда дышала на ладан: в медсанчасти не было врачей, никто не хотел работать из-за ужасающих условий, плохой воды, близости рудника. Служили там в основном династии контролеров из соседнего поселка Горный: деды, отцы, внуки.

– В этот период как раз было междувластие: ушел на пенсию начальник колонии, прослуживший в ней всю жизнь. Начальник департамента уголовно-исполнительной системы сменил место службы. Новых руководителей еще не назначили, а исполнявшие их обязанности слабо владели обстановкой.

Режим ослаб, и зона “вспыхнула”. Я тогда впервые видел людей в форме такими беспомощными.

Пришлось в зону зайти – мне, исполняющему обязанности начальника колонии и двум контролерам. В тесном дворике “локалки” нас окружили больше сотни человек – разъяренных заключенных. Оружия у нас с собой не было – только дубинка у контролера, а он сам как дубинка – худенький такой.

Разговаривать пришлось долго, убедить осужденных прекратить беспорядки было непросто. И без того накаленную атмосферу могло взорвать любое неосторожное слово.

Через несколько часов вместе со спешно прибывшим из Караганды новым начальником ДУИС Кабдрахманом Шотаевым (очень опытным, не один десяток лет отдавшим уголовно-исполнительной системе) ситуацию удалось разрядить, но промокшую от пота форму пришлось долго сушить на солнце…

НУР-СУЛТАН