"Россия скупала наш мусор": уникальное предприятие по экспорту переработанных покрышек растаскивают за запчасти

Как это произошло, “КАРАВАНУ” рассказал совладелец ТОО “Kazakhstan Rubber Recycling” Ержан ЖАРЫЛКАСЫН.

– В 2007 году нам предложили на выбор 2 проекта: утилизацию шин и сублимацию кобыльего молока. Когда показали брусчатку из резины, мы были в восторге от идеи. По проекту сырье – это старые изношенные автомобильные покрышки. Начали изучать рынок. Узнали, сколько автомобилей зарегистрировано в Казахстане – тогда их было 2,5 миллиона. Они дают порядка 60 тысяч тонн в год отходов шин. Сырьевая база есть. А коммерческая техника – это же просто клондайк. С советского времени в карьерах лежат миллионы тонн! По закону их нельзя выбросить. Чтобы списать с баланса эти покрышки, надо отдать их на переработку. А предприятий таких у нас в стране еще не было.

Стали искать, кто нас будет финансировать. В то время начался как раз первый этап индустриализации. Указом Президента был создан Банк развития Казахстана.

У нас была хорошая залоговая масса. Наши друзья выставили в наш залог 17 тысяч квадратных метров цехов в Астане. Банк оценил их в 12 миллионов долларов. Под этот залог он нам открыл кредитную линию на 6 миллионов долларов. Мы принесли контракт. В 2008 году БРК открыл нам кредитную линию и уплатил поставщику необходимую сумму. Со своей стороны мы подготовили площадку и установили установку аспирации.

В июле 2009 года запустили первый этап предварительной нарезки. В октябре 2009 года смонтировали линию под ключ. По требованию БРК всю эту линию оценили и заложили в банк. Взамен БРК освободил от залога 6 тысяч квадратных метров производственных площадей.

– Что вы производили?

– Компания “Meva Recycling” разработала метод механического дробления. Грубо говоря, мясорубки. В покрышке 3 составляющие – сталь, текстильный корд и резина. Эти фракции надо разделить. Нас привлекло то, что линия дает практически чистое сырье: мы проверяли в лаборатории, анализ показал чистоту резины 99,9 процента. Китайский аналог дает чистоту 67 процентов.

– Сколько сырья потребляет предприятие?

– Линия мощностью 16 тысяч тонн сырья. Его цена была 5,6 миллиона долларов.

Мы уже начали работать по полному циклу. Сырья было много. В те годы Астана давала 3 тысячи тонн отходов в год. Плюс нам возили Павлодар, Караганда, Костанай, Актобе. Завод и карьеры освобождали свои склады от мусора. Крупные предприятия, такие как “Тенгиз-Шевройл” и АО “Казпочта”, заключили с нами договоры и вагонами везли шины. Нам доплачивали за утилизацию их мусора.

– Что можно сделать из резиновой крошки?

– Хотите – новые шины, садовые шланги, подошву для обуви. Это сырье, из которого можно делать 2,5 тысячи наименований резинотехнических изделий. Наши ученые провели эксперимент: сделали регенерат из крошки. Сегодня Казахстан закупает это сырье в России и Китае. Минимальная цена – 1 200 тенге за кило. Мы готовы были делать регенерат по 350 тенге за килограмм.

Из 100 тысяч тонн крошки можно изготовить 60 тысяч тонн сырой резины. Мы не только все свои потребности покрыли бы, но и смогли бы экспортировать ее. Попутно очищая страну от мусора.

На нас вышел завод “Омскшина” – производитель шин для специальной техники. Россияне взяли пробу крошки и пообещали забирать весь объем продукции. Они хотели употребить ее для повторного использования при производстве своих шин. Мы экспортировали 2,5 тысячи тонн резиновой крошки в Россию по 200 долларов за тонну. Аналог из Европы стоит 700 евро за тонну. По сути, наш мусор экспортировали в Россию, Беларусь и Украину.

Кроме этого наши потребители – это дети и спортсмены. За время работы мы продвинули 3 ГОСТа на травмобезопасные детские площадки, безопасное обращение с отходами (шинами автотранспорта) и асфальтобетонную модифицированную крошку. Так, на уровне закона полигонам запретили принимать автомобильные покрышки на захоронение. Строительным компаниям запрещено делать детские площадки у дома с бетонным или асфальтобетонным покрытием.

– И когда у вас начались проблемы?

– Сразу, как заработали. Видимо, хорошо начали.

Сначала БРК заставил наш уставный капитал в 121 миллион тенге оценить в 1 тенге и заложить в банк. Потом отказался выводить из-под залога 7 тысяч квадратных метров цехов, как он обещал это сделать.

Более того, подал заявление в полицию Астаны, обвинив нас в нецелевом использовании средств. Возбудили дело. Но следователи так и не смогли понять претензии банка. Дело прекратили за отсутствием состава преступления.

Потом БРК подал на нас заявление в финансовую полицию за нецелевое использование бюджетных средств. Теперь возбудил уголовное дело финпол. Полгода изучали документы. Мы обратились в суд в Астане. Суд встал на нашу сторону: где бюджетные средства, если это коммерческий заем, обеспеченный залогом? И обязал прекратить это дело.

– Но в итоге БРК очистил активы и передал ваши активы в Инвестиционный фонд Казахстана?

– В 2010–2011 годах в БРК пришла новая команда. Они собрали пул предприятий, у которых есть активы. В него вошли “Kazakhstan Rubber Recycling”, Семипалатинский меховой комбинат, вроде “Казахстан Кагазы”. И всех нас передали как проблемных в ИФК. Остальных всех списали.

Мы начали вести переговоры уже с ИФК. Но оказалось, что фондом рулят те же самые люди, которые подавали на нас заявления в полицию, но еще от имени БРК.

Так, управляющий директор БРК Ардак Орымбаев стал председателем правления ИФК. Дальше ситуация началась усугубляться у всех. Нам еще повезло, что его перевели в АО “Фонд проблемных кредитов”.

– В это время завод работал?

– Нет. Стоял. Нам не давали работать. 2014–2015 годы прошли в переговорах и судебных тяжбах. Коллектор национального пошива: как одна из "дочек" "Байтерека" преуспела в судебных делах

Мы написали обращение в “Атамекен” на имя Тимура Кулибаева. После этого ИФК начал что-то делать. В конце 2014 года наконец заключили мировое соглашение с ИФК. По нему мы должны были запустить производство и возобновить все контракты. На это нам дали год.

– ИФК помог?

– До 2017 года нас терпели. Потом руководство ИФК попросило нас уйти с завода.

– Как так?

– По условиям мирового соглашения.

– На каких условиях?

– Пока это не совсем понятно. В прошлом году ИФК изъял предприя­тие на основании постановления частного судебного исполнителя, без судебного акта.

Мы брали кредит в 935 миллионов тенге – столько стоили 5,6 миллиона долларов в 2008 году. Линию оценили в 3 раза дешевле и плюс недвижимость в 9 300 кв. метров. Итого ИФК забрал у нас активами 1,85 миллиарда тенге. То есть мы государству все долги отдали и отработали процент. Плюс переработали 20 тысяч тонн мусора, сделали 10 тысяч тонн резиновой крошки, благодаря чему застелили спортивные объекты и детские площадки во всех крупных городах страны.

Но ИФК так не считает. Фонд сейчас считает, что мы должны еще 300 миллионов тенге. За что – я не понимаю.

– По идее, сейчас ИФК должен возбудить дело о вашем банкротстве…

– Мы три раза выходили в суд на реабилитацию. Три раза суд нам отказывал по просьбе ИФК. Хорошо, не хотите давать на реабилитацию, обанкротьте нас – пусть приходит конкурсный управляющий. Он объективно оценит наши активы и долги перед ИФК. Может, нам удастся даже зарплату дать своим работникам. На это ИФК тоже не идет. Возможно, не хочет показывать, что они натворили с заводом.

– Что сейчас происходит с заводом?

– Предприятие стоит. Рабочие распущены. ИФК говорит, что ищет инвестора, но я сомневаюсь, что это у них получится.

– Почему?

– Год уже прошел, инвестора не нашли. Зимой на заводе срезали кабели козлового крана. Их же охранник. Дело возбудили. Охранник подался в бега. Что сейчас происходит на предприятии и в каком состоянии находится линия – неизвестно.

Мы уже готовы просто отдать предприятие. Лишь бы нас отпустили. Забирайте, ищите инвестора, сами двигайтесь. Но нет же. ИФК не желает нас отпускать.

– Что вы намерены делать сейчас?

– Недавно точно так ИФК отобрал кожевенно-меховой комбинат в Семее. Теперь думаем объединяться и напрямую обращаться к Президенту. Мы устали. Нам уже это неинтересно. 10 лет жизни посвятили всему этому.

АЛМАТЫ