Космонавт Георгий Гречко: “Как хорошо, что я не родился женщиной. Не могу никому отказать…”

Ранним утром 8 апреля 2017-го космонавта № 34, дважды Героя Советского Союза Георгия Гречко не стало. Перед смертью, по свидетельству дочери, он был в памяти, улыбался и навсегда простился с женой, поцеловав ее руку…

В октябре 2010 года Георгий Михайлович в последний раз был в Актобе. Он оказался ин­тересным и тонким собеседником. Мягко, тактично и незаметно он взял разговор в свои руки, а корре­спондент “КАРАВАНА” был в нем лишь ведомым. Многое из сказанного не вошло в эту статью. И фразу, вы­несенную в заголовок, вы тоже не встретите в тексте – Гречко произ­нес ее как бы между прочим.

– Георгий Михайлович, слышали анекдот про себя?

– Который?

– Приходит как-то мальчик Гречко к цыганке-гадалке...

– А-а, знаю, недавно услышал. И спрашивает: “Скажите, кем я буду, когда вырасту?”. А она и отвечает: “Ты, мальчик, станешь очень из­вестным. Твоим именем назовут самую вкусную кашу”.

26 минут сплошного мата

– Ваши шутки и розыгрыши, которы­ми вы сыпали в космосе, еще долго потом пересказывались на Земле. Допустим, происшествие в космосе, когда сразу несколько космонавтов увидели “летающие тарелки”, об­суждалось даже в ЦК КПСС.

– Да уж... Я сам и запустил эти “тарелки”. Выглянул как-то ночью в иллюминатор и увидел их – они преследовали наш корабль. Я говорю Юрию Романенко: “Смотри, летят!”. А он рассмеялся и ответил, что это просто пылинки. И они не далеко, а возле иллюминатора.

Когда к нам прилетели другие космонавты, я их разыграл. Постучал пальцем по стеклу иллю­минатора, пылинки отделились. Вот вам и НЛО.

– Без шуток, на самом деле, нельзя. Особенно вам, перенесшим в космосе столько, что обычному землянину и не снилось.

– Однажды идем мы на спуск. Проходит время, а парашют не рас­крылся. Тогда через несколько се­кунд должен раскрыться запасной. Проходят и эти секунды – запасной не раскрывается. И вот она – смерть. Потому что третьего парашюта нет. Понимаю, что жить осталось несколько минут. Это было очень страшно.

Фактически 26 минут корабль не спускался, а падал. И 26 минут на бортовом магнитофоне – сплошной мат. И хотя было безумно страшно и очень хотелось жить, я не матерился. Я не кричал: “Прощай, мама!”, я не кричал: “Прощай, Родина!”. Я сказал себе: “Ты космонавт-испытатель и должен до конца работать как космонавт-испытатель”. Преодо­лел оцепенение и стал вызывать на контрольно-служебное устройство параметры систем, чтобы увидеть, которая из них не работает и где отклонение.

Оказалось, что центр управления полетами дал нам неправильное время. Парашют раскрылся. И вот этим я горжусь!

"Юра, ты куда?"

– Правда, что вы на орбите спасли жизнь Юрию Романенко?

– Нет, конечно! Там, наверху, это было просто смешно. А потом из этого раздули, что нам еще и вломили.

Я, по расписанию, должен был выйти в открытый космос и осмо­треть стыковочный узел. И если он поврежден, то починить. Он, слава богу, оказался не поврежден. Вернулся. А Юра говорит: “А вдруг у меня больше никогда не будет задания выйти в открытый кос­мос?”. Я говорю: “Конечно, я тебя понимаю”. “Только побыстрее”, – машинально сказал я и, наверное, этим подтолкнул его. Он и вышел в открытый люк.

Я прижался к стене, пропуская его, и увидел, что фал безопасности не закреплен. Я его поймал за этот крючок и говорю: “Юра, ты куда со­брался?”. Закрепил я этот крючок, и он полетел. Мы вместе рассмеялись, а потом, на Земле, сразу об этом рассказали, и нас начали везде таскать.

Кстати, Романенко не любит об этом вспоминать. 50 лет назад в космосе погиб советский экипаж, в составе которого был казахстанец

– А вдруг вы бы не успели его пой­мать, и он улетел бы, как Карлсон?

– Да не улетел бы! Есть электро­проводка, провода, по которым идет голосовая связь, кислородный шланг. Он бы был, как большая рыба, но на прочной леске. И я за эту леску спокойно втащил бы его обратно.

Три “Волги” и хлеб с горчицей

– Вы только что рассказывали о тех временах, когда еще не были зачислены в отряд космонавтов, а занимались ракетными разработка­ми. Романтическое, наверное, было время...

– О, романтики было – хоть от­бавляй. Я, молодой инженер, по­лучал 130 рублей зарплаты. И 3 рубля 60 копеек за каждый день командировки на "Байконуре". И когда мы воз­вращались поездом в Москву, то всегда норовили попасть в вагон-ресторан. Но не потому, что у нас были деньги. А потому, что у нас их не было. Все-таки нас иногда пускали, и можно было хлеб, кото­рый там был, намазать горчицей, посолить и кушать.

И в то же время по поездному радио сообщали: “Сегодня в Со­ветском Союзе запущена станция к Венере...”, “Сегодня запущена межконтинентальная многосту­пенчатая ракета...”. И шорох шел по вагонам: “Ой, эти ракетчики, у них открыты счета в банках. Они могут прийти в магазин и выпи­сать сразу три “Волги”. С нами в купе ехала бабушка с внучком. Тот не понимал ничего насчет “Волг”, но ему бабушка объяснила, что ракетчики – это те, кто вместо хле­ба ест пирожные. И он завидовал ракетчикам.

Клопы на подушке и каша со стеклом

– Наверное, хлеб с бесплатной гор­чицей и холодный салон транспорт­ного самолета – не единственное ваше “радостное” воспоминание?

– Расскажу такой случай. Вот была у нас такая ракета № 6, ко­торая никак не хотела летать. Раз поставили на стартовый стол – она не полете­ла. Сняли, разобрали, прочисти­ли, проверили. Опять поставили – опять не полетела. Вернули в Москву – заново полностью пере­брали. Поставили в третий раз на старт – она взлетела, рассыпалась и стала падать на нас. Знаете, это довольно страшное дело.

Когда она отбомбилась, мы пошли в столовую. Столовая солдатская, мясо там было не первой, а быть может, и третьей свежести. Каша в этот раз и вовсе была со стеклом. Когда взрывались ракетные блоки, то выбило стекла в столовой, и они полетели в котел.

Жили в землянках. Работали день и ночь, но, когда выдавался короткий отдых, возвращались в землянки, открывали ключом дверь, снимали ботинок и брали его за носок. Потом рывком вле­тали в землянку, включали свет и ботинком лупили. Потому что по стенам ползали клопы, а по полу – фаланги.

Тогда, спрашивается: а чего мы туда ездили? За двумя вещами. Увидеть, как ввозится на старт ракета и, конечно, запуск.

Гнилая картошка и обед у Рейгана

– Где-то в Интернете прочитал, что вы получаете пенсию всего 600 долларов (около 30 000 рублей по тогдашнему курсу. – В. Г.). И всё?! Послушайте, Георгий Михайлович, вы ведь наш, СОВЕТ­СКИЙ КОСМОНАВТ, дважды Герой Советского Союза, доктор наук, в конце концов!

– Конечно, по отношению к моим друзьям, с которыми я вместе ра­ботал в КБ Королева, это очень большая пенсия. У них такой нет. А если сравнить наш уровень жизни с американцами, то уже другая вырисовывается картина.

Ведь когда-то, когда мы только начинали дружить, американцы стали приглашать нас к себе. И до сих пор мы раз в год встречаемся семьями в какой-то стране. Американец приглашает к себе и говорит: “Вот мой дом на 4 спальни. При­езжайте, отдохнете”. А у нас были хрущёвки. Мы американцев тоже приглашали и говорили: “А у нас дом – 5 спален. Только сейчас там ремонт, и мы временно снимаем вот эту квартиру”. Вскоре обман раскрылся, потому что все при­глашали в хрущёвки.

Я пережил войну, поэтому мне никаких особых хором не нужно. Как говорил наш известный шут­ник, “деликатесов не ем, боюсь при­выкнуть”. Я и на гнилой картошке сидел полгода, был на приемах у Рейгана и короля Саудовской Аравии, где подавали какие-то безумные яства.

Мне для себя ничего не нужно – за державу обидно. Мы летали в космос и делали потрясающие научные работы. А сейчас в космос летит клоун. Слава богу, когда мы летали, вот такого позора за деньги не было...

АКТОБЕ