Рамазан БАПОВ: Я рожден не для войны

Место встречи? Ну, конечно же, ГАТОБ, Государственный академический театр оперы и балета! Поднимаясь по шаткой брусчатой лестнице в сквер неподалеку, мой собеседник со смешком заметил: “Идете прямо по “серкебаевской” лестнице. Он (Ермек Серкебаев. – Ред.) тут неподалеку жил, и мы, наблюдая, как мэтр здесь спускается каждый раз, окрестили ступеньки его именем”…

В балет прибыл “зайцем”

– История вашего знакомства с Александром Селезневым, чье имя сейчас носит Алматинское хореографическое училище, и, правда, столь удивительна, как об этом рассказывают?

– Да. Александр Селезнев – дядя Саша – бывал у нас дома, мне тогда было 7 лет. Он сказал родителям, чтобы меня в девятилетнем возрасте привели к нему. Но родители забыли об этом, а я – нет. Правда, когда мне было 9, я прийти не смог. Пришел в 10. Мы жили тогда в районе Алма-Аты I, и я оттуда ехал в училище “зайцем”. Было очень страшно, казалось, что шофер только на меня и смотрит. Ну не было денег на билет!

Как потом оказалось, это был последний день третьего тура отбора детей в Московское хореографическое училище при Большом театре. Я приехал – никого нет. Чуть не заплакал. Так обидно было – ни одного знакомого лица! Вдруг из-за угла показался дядя Саша. Я бросился к нему, повис на ноге, как обезьяна, – и в голос зарыдал. Дядя Саша не сразу меня вспомнил. “Кто это?” – спрашивает. Тут уж я о себе поспешил напомнить – дескать, помните, вы у нас бешбармак ели? Ну он улыбнулся, говорит: “Пошли”. И подал мне руку. Так и вывел меня в мир балета…

– И родители вас спокойно отпустили? Так далеко, в Москву, маленького ребенка на несколько лет…

– Мама очень плакала. Отец был железнодорожником, когда он приехал из очередного рейса, мать все молчала, боялась ему сказать. День проходит, второй… Тут я маме с укором напомнил: “Ма-а-ам!”. Ей некуда было деваться – она отцу сказала: “Рамазана в Москву зовут”. Отец выслушал и разрешил: “Что ж, пусть едет”. И брат старший поддержал…

В Москву, в Москву!

– Махнуть в столицу Родины с района Алма-Аты I – это для десятилетнего мальчика, как минимум, смена ощущений. Вы их помните, эти ощущения?

– О да! Я около года вообще не понимал, что от меня там хотят в этом училище. То ноги выворачивают наизнанку, то спину гнут… Честно – совсем не старался. У нас в группе был мальчик, которого все звали Толя Грек. Может, он и не грек вовсе… Но сложения был великолепного – античного. Прыжок, шаг, фигура ошеломляющей красоты – плечи, талия, осанка… Нам его всегда в пример ставили – вот-де, посмотрите на Толю. Однажды я рассердился. Хвалят какого-то Толю непонятно за что! И тут я стал уже усилия прилагать. Прыжок у меня от природы был дай Бог каждому. Я мог прыгать с “баллоном” – провисая в воздухе. Это действительно был дар, а все остальное: упражнения, позиции делать ленился. И тут меня взял азарт. Я стал усиленно заниматься. Однажды наш преподаватель остановила концертмейстера и во всеуслышание заявила: “Ребята! Рамазан поднял ногу выше Сотникова!!!” Был у нас такой Валера Сотников – упорный очень. Тогда это был для меня самый волнующий комплимент. Мое самолюбие было польщено, и я стал стараться.

Именно в те годы я научился работать. И к окончанию школы меня послали на Международный конкурс в Варну. Из 400 человек… Какого-то никому не известного парня – казаха, который к миру искусства вообще до этого не имел никакого отношения. Мама – продавец, отец – машинист…

– “Никому не известный парень” занял второе место на конкурсе… Первое, как известно, досталось Михаилу Барышникову.

– Да, он тогда приехал из Ленинграда, мы вместе готовились и вместе на конкурс поехали. Я вот вспоминаю своего педагога Александра Максимовича Руденко – удивительный человек… Я во многом ему обязан этой победой. Ну это, конечно, Мастер с большой буквы.

Многому я учился, бывая на классах Асафа Мессерера. Из лауреатов международных конкурсов была организована труппа в Москве, поэтому я работал сразу в двух местах – в Большом и в ГАТОБе. Мы полмира объездили тогда, когда из наших советских граждан никто его не видел. Мира-то.

Спартак – это демос!

– Пару лет назад наш театральный мир много говорил о самом молодом исполнителе роли Спартака – 19-летнем Досжане Табылды. А ведь это произошло 30 лет спустя после того, когда первым исполнителем партии Спартака на сцене ГАТОБ стал Рамазан Бапов…

– Я приехал из Москвы и стал танцевать лирико-драматические партии – принцы, графы, все в очень утонченной манере, исполненной доблести и благородства, как это привили нам в Большом театре. Так выработал тип исполнения классического репертуара. Но, когда появился “Спартак”, я сразу понял, что так танцевать нельзя. Это герой из народа, там эмоции другие. Демос, словом (смеется).

– Насколько часто искусство страдает от политической конъюнктуры?

– Очень часто. Я и уехал-то в 1988 году из-за разногласий с министерством культуры. Года два длилась эта скрытая тяжба, которую никто, кроме меня, не видел. А я чувствовал. В итоге решил уехать. Я родился не для войны. Попросил меня куда-нибудь отправить. Отправили в Турцию. Оттуда пригласили в Америку. Приехав в Штаты на пару месяцев, я остался там на 15 лет.

– Гражданство у вас тем не менее казахстанское. Как, на ваш взгляд, сильно изменилось за эти годы отечество?

– Очень сильно здесь все меняется. Город превращается в какой-то совершенно не восточный мегаполис. А мне жалко все эти деревья, которые вырубают под стройку. Вот эту ель – посмотрите, у вас за спиной – я помню, когда она была в два раза ниже. Страшно, если все будет меняться за счет того, что историю уничтожают…

Строгость – через любовь

– Изменилось ли отношение к деятелям искусства в Казахстане?

– Как ни относись – кто хочет работать, тот будет работать. Но желание это надо поддерживать, в особенности у молодежи. Если артист с репетиции выходит, как с самого важного спектакля в своей жизни, никто никуда не будет уезжать, даже если на Западе зарплаты больше. А если нет этого, хоть миллионы будут выделяться министерством культуры, театр будет умирать. Многое зависит от художественных руководителей, администрации… А что видим здесь? Совершенно ненужными вещами занимаются люди. Я это открыто говорю.

– Вы были на репетициях в театре?

– Я был на спектакле – ведь это результат работы всей труппы. Труппа молодая. С ней надо работать. Нельзя обращать внимание только на танцы, хотя они, в общем-то, тоже оставляют желать лучшего. Но на каком низком уровне у нас драматургия! Мизансцены не отработаны, актерское мастерство – ноль. Вся массовка сидит и смотрит, как солисты танцуют, когда надо – встали, повернулись с каменными лицами и пошли… Бездушно совершенно. А в спектакле должны ВСЕ реагировать на то, что действие разворачивается… Даже говорить об этом не могу спокойно!

– Вы еще скажите, что на Западе все по-другому…

– На Западе на все обращают внимание! Они знают, что, если будешь танцевать хуже, – партию отдадут другому. Выберут лучшего. И требуют там по-настоящему. А у нас не требуют. Лишь бы никто не упал – размеренная скучная работа. Актеры годами не получают удовлетворения от своей работы. Представляете? Не получает человек удовольствия от своей работы – не потому, что не может, а потому, что с него не требуют выкладываться. Станцевал хорошо – хорошо, не очень – тоже молодец. Балет требует созерцания, ему нужен глаз. Индивидуальный подход, раскрыть душу каждого артиста… Она же бездонна… Бездонна! (Рамазан Саликович грустно машет рукой.) Мертвая работа…

– А вы сами строго спрашиваете со своих американских воспитанников?

– Советская система преподавания – самая строгая. Муштровка! Я со временем отошел от нее. Строгость должна идти через любовь. Через веру в педагога. И нужно дать веру в себя артисту, ученику: “Ты можешь, молодец… У тебя получится”. Это другой путь, через Бога. Он лучше. Система упреков в Америке не пошла. Там сразу слезы, родители… Поэтому я понял, что строгость может гармонично сочетаться с любовью к человеку. Да, я требователен, но требователен к технике.

Танцевать до пенсии?

– Зимой артисты ГАТОБ инициировали открытое письмо министру культуры, одним из их требований было снижение пенсионной планки для артистов балета…

– И сколько лет они сейчас должны танцевать?

– Наравне со всеми: на пенсию женщины – в 58 лет, мужчины – в 63.

– (Смеется.) Что вы, это глупости. Танцевать можно только 20 лет. И все. Хотя… Танцевать-то можно – смотреть нельзя… на это без слез.

– Вы как-то сказали, что все равно вернетесь в Казахстан. Осталось это желание?

– Желание осталось. Здесь у меня очень много родственников. Здесь – мой родной город… (Пауза.) Все может быть…

Наша справка

Рамазан Саликович Бапов (год рождения 1947), казахский артист балета, народный артист СССР (1979 г.). С 1967 года работал в Театре оперы и балета имени Абая. Народный артист СССР, педагог-балетмейстер. Лауреат Международного конкурса в Варне.

Зарина АХМАТОВА, Иван БЕСЕДИН (фото)