Полный швах: почему в Казахстане не умеют продавать хлеб нуждающимся в нем странам

Астана уже была столицей, поэтому видно было разделение среди приглашенных: благообразно одетые чиновники из столицы и повседневные, почти рабочие пиджаки экспертов из Алматы. Высокий представительский уровень обеспечивали пять сенаторов.

Обсуждение еще не началось, но один из них громко, так что его услышали во всем зале, спросил у экономистов: почему в Казахстане такой низкий уровень экономического развития? Ведь у нас всё есть: нефть, металлы, уголь, земли много. Более того, есть свой хлеб. Мы производим 15–16 миллионов тонн зерна в год. Это по тонне на человека. А ведь всем известно, что все страны, где производится по 5 центнеров зерна на жителя, – это развитые экономики с высоким уровнем доходов. Видимо, уважаемый сенатор совсем недавно был за рубежом и своими глазами видел, что развитое село – это плюс всей стране. Что же у нас не так?

Экономисты даже потерялись. Ведь их как раз и пригласили обсудить меры для подъема страны. А тут с ходу вопрос, который они хотели задать самому сенатору. Ведь именно парламент должен толкать правительство развивать экономику и писать законы, которые будут работать. Нет?

В принципе, задавший тот вопрос был прав. Тонна зерна на человека – очень высокий показатель. Для многих стран он недостижим в принципе. Казахстану же этот “прикуп” достался бонусом. Как можно воспользоваться таким наследием по уму?

Прежде всего, кто у нас самые хлебные? Это Канада, Франция, США, Австралия, Россия. И всё. В Канаде производят 1,8 тонны на душу населения, в Австралии – 1,5 тонны, в США – 1,3 тонны. В Японии уже 100 килограммов, в Таджикистане – 40 килограммов.

Как ни странно, хлеба в мире не хватает. За последние годы производство зерна на человека снизилось с 390 килограммов в 1985 году до 330 килограммов в начале 2000-х. Население планеты растет, поэтому тенденция сохранится.

Имея эти факты на руках, трудно понять, почему МИД и минсельхоз с таким трудом пробивают дорогу казахстанской пшенице на мировой рынок? Да еще гордятся, когда продают лишнюю тысячу тонн?

Ответ прост и сложен одновременно. Ясно, что люди не едят само зерно. Его надо перемолоть в муку, испечь хлеб, сделать макароны, превратить в крупу. Первый этап очень прост, и мы его быстро прошли. Четверть нашего хлеба вывозится мукой. А дальше начинаются проблемы: оказывается, мы торговать не умеем. Не знаем, как продать еду голодному.

Рядом с нами находятся четыре мировых рынка (Китай, Индия, Пакистан и Бангладеш), но из-за неконтролируемого производства мы туда не можем зайти. При этом они закупают хлеб миллионами тонн в Австралии и США, еще и жалуются, что Вашингтон может наложить на них санкции и прекратить поставки. Где же им брать еду? Китай пошел по пути ГМО. Другие пока думают. В Астане тоже не знают, поэтому не понимают, как поддерживать экспорт. Поэтому самые выгодные продажи готового продукта нам недоступны.

Любимая страна для получения опыта – Штаты. В 1970-х годах у американских фермеров возникли проблемы: конкуренты из Южной Америки начали откровенно забивать рынок кукурузы. За счет дешевой рабочей силы стоимость зерна у южноамериканцев получалась гораздо ниже. Возникла угроза продовольственной безопасности. Выход нашли простой: Вашингтон рекомендовал заняться глубокой переработкой зерна. Для этого понадобилось создать новую отрасль. Но благодаря разработке технологии было освоено производство готовых продуктов – кормов, топлива, добавок, сиропов и прочих материалов.

В итоге фермеры получили новый рынок сбыта: треть всего урожая кукурузы идет на глубокую переработку, пищепром выпускает новые товары с высокой добавленной стоимостью.

С этой точки зрения потуги той же России стать крупнейшим производителем хлеба смотрятся даже смешно. С продажи 10 тонн зерна соседи получают меньше дохода, чем американцы с одной тонны готовыми продуктами. Плюс почти половину своей потребности в сахаре США обеспечивают глюкозно-фруктозными сиропами, выработанными из крахмала.

Другое направление – отдавать зерно фуражом для откорма животных. Если в сырье пшеница стоит 30–35 тенге за килограмм, то в виде мяса – в 20–25 раз дороже. Именно на этой идее и возникла та программа о 60 тысячах тонн казахстанской говядины на экспорт. В принципе, если нормально подойти к развитию животноводства, то мы можем дать и больше. Мясной союз РК дает такой расчет: перепроизводство зерна в стране – 7 миллионов тонн. Этого хватит для производства более 1 миллиона тонн мяса, которое будет стоить 5 миллиардов долларов.

При современных технологиях можно добиться и большего. Сегодня корма – это не просто зерно и сено. Это технологичный продукт, содержащий все необходимые животным элементы в точных пропорциях. Часть из этих элементов надо производить. Снова из зерна. Например, аминокислоты. Рынок таких биодобавок растет очень быстро.

У Казахстана нет выбора, кроме как развивать глубокую переработку зерна. Это наш шанс для решения почти всех проблем с продовольствием. Даже тех, где у нас полный швах. Скажем, производство сахара в стране откровенно кончилось. Это производство для нас оказалось сложным. Из пшеницы можно получать такой же сахар или патоку. Дальше пойдет производство пластика, резины, лекарств, тканей, биотоплива. У нас еще есть возможность сесть в этот поезд.

Правда, заниматься высокими технологиями мало кто рискует. Единственный завод по переработке зерна разорился и поменял хозяев. Что там будет – пока непонятно. Второй пока строится.

Алматы