Прочный фундамент согласия

сената. Последний раз по плану законопроектных работ его планировалось принять в первой половине нынешнего года. Но пандемия коронавируса, нагрянувшая «под руку» с экономическим кризисом, похоже,отодвинула эту перспективу на неопределенное время.

А ведь сегодня, в условиях падения уровня жизни большинства казахстанцев и, мягко говоря, туманных перспектив, угроза радикализации общества (в том числе, на религиозной почве) становится реальной, как никогда. Государство Казахстан, надо признать, научилось довольно успешно противостоять терроризму на почве религиозного экстремизма. К примеру, совсем недавно спецслужбы РК провели блестящую операцию по возвращегнию казахстанских граждан из Сирии, куда они отправились «воевать за веру», сейчас идет процесс их возвращения в общественную жизнь. Еще раньше, в 2016 году, власти страны в целом успешно противостояли двум террористическим атакам с разницей в какой-нибудь месяц. Вспомним,  5 июня 2016‑го в Актобе группа экстремистов напала на оружейные магазины, захватила пассажирский автобус и попыталась атаковать войсковую часть. Случившееся власти расценили как теракт, совершенный гражданами Казахстана по инструкциям из-за рубежа. «Пользуясь либеральностью государственной политики и наших законов, кое-кто захотел проверить государственную власть на прочность, — сказал тогда Нурсултан Назарбаев. — Заявляю, мы всегда будем принимать самые жесткие меры для подавления экстремистов и террористов. Для этого у государства есть все возможности и силы… Государство примет дополнительные меры по борьбе с теми, кто пытается расшатать общество и страну».

А  18 июля террорист-одиночка Руслан Кулекбаев ворвался в здание Алмалинского РУВД Алматы и открыл огонь по полицейским. Выйдя оттуда, еще полчаса свободно перемещался  по мегаполису с оружием в руках.   Позже он заявил в ходе суда, что выискивал потенциальных жертв в полицейской форме, чтобы отомстить им за годы, проведенные в тюрьме. Расправа с полицейскими была расценена как теракт.

Призыв президента Назарбаева  не либеральничать и принимать более жесткие меры против экстремистов бюрократия, по-видимому, поняла буквально: в сентябре 2016‑го Агентство по делам религий было преобразовано в Министерство по делам религий и гражданского общества, а линия на подавление последователей всех других исламских течений, кроме мусульман-суннитов ханафитского мазхаба,( который власти считают традиционным в силу того, что его исповедует большая часть верующих) стала преобладающей.

Однако, это не прибавило логики и последовательности в плане профилактики религиозного экстремизма. Расплывчатость законодательных норм, дефицит в стране квалифицированных ученых-религиоведов привели к уникальной ситуации: научившись реагировать на конкретные проявления религиозного экстремизма постфактум, власти по-прежнему не овладели в полной мере искусством их предупреждать.  Деструктивные религиозные течения определялись и определяются до сих порн практически исключительно по внешними признакам принадлежащих к ним людей – длине бород или штанов, ношению паранджи и т. п.

В то же самое время, для государственной регистрации регионального религиозного объединения последнему достаточно иметь 500 приверженцев, авторы же упомянутого выше нового законопроекта предложили сократить это число до 250. Прежнее профильное ведомство – МДРиГО оправдывало столь либеральный подход нежеланием препятствовать свободе вероисповедания. Однако, участившиеся за последние годы спецоперации КНБ, нейтрализующего ячейки экстремистов по всему Казахстану, свидетельствуют о необходимости законодательного «закручивания гаек». Трудно понять и некоторые другие «сюрпризы» действующего законодательства. К примеру, непонятно, почему проверки религиозных организаций регулируются Предпринимательским кодексом. Означает ли это, что все последние инициативы Президента РК Касым-Жомарта Токаева распространяются и на «субъекты предпринимательства» , производящие «опиум для народа»? Проект нового «религигиозного» закона отдает контроль за финансовой деятельностью таких субъектов районным акиматам, что, с учетом кадрового и организационного состояния районного уровня власти по стране, тоже не выход.

Отдельная история – профилактика распространения религиозного экстремизма в местах не столь отдаленных. На сегодняшний день за «колючкой» налажен настоящий конвейер по «выпуску» носителей таких взглядов. И по существу вся борьба с этим отдана на откуп Комитету уголовно-исполнительной системы (КУИС) МВД. Хотя куда логичнее было бы отдать функцию «религиозного перевоспитания общественным правозащитным организациям. Получив от власти финансирование под такой «госзаказ», правозащитники самостоятельно привлекали бы к его выполнению тех же религиоведов и психологов. Тогда у «контингента» возросла бы степень доверия к своим «перевоспитателям», ведь люди в погонах традиционно ассоциируются в местах лишения свободы с принуждением и подавлением… .

А всякое подавление в столь тонкой и щепетильной сфере, как религия, чревато самыми негативными последствиями. Причем, речь не только (и даже не столько) о массовых акциях протеста в ответ на попытки государства как-то регулировать и ограничивать деструктивные религиозные проявления. В Казахстане на сегодняшний день насчитываеться не более 20 тысяч адептов религиозных течений деструктивно-экстремистского толка. Все эти международные секты в республике официально запрещены и преследуются по закону. Однако, доступность и – что уж греха таить! – привлекательность для молодых умов их догматов, тиражируемых в соцсетях, отрицать нельзя. Пока что государство борется с этим виртуальным злом преимущественно ограничительно-запретительными мерами. Еще в бытность главой Министерства информации и общественного развития Даурен Абаев приводил такие данные: "С начала 2019 года в рекомендательном порядке собственниками и администраторами интернет-ресурсов было удалено более 25 тысяч противоправных материалов, ограничен доступ к более чем 13 тысячам материалов, в которых содержалась пропаганда идеологии терроризма и религиозного экстремизма", – сообщил в конце прошлого года бывший министр информации и общественного развития РК Даурен Абаев.Он также отмечал, что Атырау и Актобе стали лидерами по числу проживающих там радикально настроенных исламистов, им в затылок дышат Карагандинская и Туркестанская области и города Алматы и Нур-Султан. А в 2020 в этой мало привлекательной компании была замечена и Павлодарщина.

С одной стороны, статистика весьма тревожная, и, казалось бы, у властей нет никаких оснований»либеральничать»- тем более, что на жесткое противодействие терроризму и религиозному экстремизму есть явный общественный запрос. Более того, некоторые высказываются о «надуманности» угрозы религиозного экстремизма для нашей страны: из всего мусульманского большинства (более 70 процентов от общей численности населения) только два процента подвержены алармистским настроениям ( для сравнения, в соседнем Кыргызстане так называемых «активно практикующих» приверженцев Ислама впятеро больше).

Но с другой стороны, стоит прислушаться к мнению специалиста – религиоведа Саида Байбурина, высказанному еще три года назад: « Я не беру крайние ситуации, но люди пойдут жаловаться правозащитникам, обратятся в Европейский суд по правам человека. Казахстанцев-практикующих мусульман в стране достаточное количество. Да, многие из нас носители среднеазиатского менталитета, и мы не привыкли идти в суд. Но среди мусульман есть большая прослойка людей с высшим образованием, с правовым сознанием, которые ездят в Европу. Вот они будут жаловаться в первую очередь в Европейский суд, потому что не доверяют местным судам…. Главная причина, почему наши мусульмане не склонны идти к юристам, если нарушаются их права, в среднеазиатской ментальности — договориться по-хорошему. Взять ту же Россию. Там люди больше подкованы в юридическом плане, и когда шел вопрос о запрете на ношение платка, российские мусульмане через юридические рычаги добились решения этого вопроса в свою пользу».

Иначе говоря, задача государства – не измерять длину бороды мусульманина или его штанов, а противопоставлять псевдоисламским ценностям ценности истинные. К примеру, рассказывать молодежи о том, что на самом деле слово «джихад» означает исключительное усердие в достижении поставленной цели, а вовсе не «священную войну против неверных».

Если власть преуспеет в том, то она с полным правом может считать себя образцом светскости, веротерпимости и согласия. На таком фундаменте ничего не мешает «возвести» новый общественный договор.

Автор: Зарина Хасенова