За грешное свое счастье я заплатила сполна

…Мы увидели друг друга в первый раз, когда мне было 18, а ему 35.

В тот год я приехала поступать в университет. Остановилась у родственников. Как-то к нам зашел сослуживец дяди. Отметила про себя: какой красивый! – и тут же забыла о нем. А он спустя несколько лет вспоминал: на тебе был красный сарафан, ты сидела на краешке дивана, такая худенькая, маленькая. Робко взглянула на меня – и я обомлел! Было такое чувство, что эти зеленые глаза я знаю давным-давно.

Учиться я поступила, осталась жить у родственников. А этот человек стал часто звонить. Спрашивал дядю, я отвечала: его нет дома. Но он не торопился класть трубку. Интересовался, как я привыкаю к большому городу, что новенького в университете? Со временем эти звонки стали частью моей жизни. Так начинался наш роман, едва не стоивший мне жизни.

Жизнь тайком

Все пять лет мы встречались тайно. Я знала, что он никогда не бросит семью. Жила одним днем, о будущем не думала. Одно меня не устраивало – мы нигде не могли появиться вместе: “компромат” мог сказаться не только на его семейных отношениях, но и на карьере. Я отказалась от всех развлечений: университетских вечеров, кино и театров – ему не нравилось, что я туда ходила. Все праздники встречала дома – с ним, его женой, дядей и тетей (они дружили семьями).

Его жена относилась ко мне хорошо. Чувства стыда или вины у меня перед ней не было – я делала ее мужа счастливее, семью ни морально, ни материально не ущемляла.

Я мечтала, чтобы у нас ввели многоженство. Даже написала об этом в какой-то женский журнал. В сущности, я была его второй, неофициальной, женой. Летом на один месяц переезжала “к подруге, у которой родители уехали отдыхать”. На самом деле уезжали его жена и дочь. И тогда я представляла, что мы живем настоящей семьей.

А еще мы делали так. Он брал путевку от своей работы, я – от студенческого профкома, и мы вместе уезжали отдыхать на Иссык-Куль. Однажды там случился курьез. Зашли в кафе пообедать. Официант спросил: что принести вашей дочери? Мне было смешно, а он оскорбился, обозвал официанта дураком, и больше в это кафе мы не ходили.

Как-то он уехал без меня в один из кокшетауских санаториев. Тоска и ревность так меня замучили, что я села в поезд и поехала к нему, даже не зная, в каком санатории он находится. Короче, “на деревню к дедушке”. Приехала вечером. Зима, холодно, дорога через лес. Обошла четыре санатория, нашла в пятом…

Чудес не бывает

Был момент, когда, устав от участившихся вспышек ревности, решила расстаться. Встретила другого человека. У нас все шло к свадьбе, когда меня угораздило спросить: “У тебя есть идеал?”. “Есть”, – ответил мой жених. И стал с восторгом рассказывать об одном блестящем офицере. Быть похожим на него – предел мечтаний! И называет… имя моего любимого. Этот день положил конец нашим отношениям. Я вернулась к своему единственному. И все у нас продолжалось так, как будто мы и не расставались.

Однажды заметила, что уж очень он бледный. “Хожу на уколы”, – уклончиво ответил он. “От чего?” – встревожилась я.

– Ты, видимо, заразила меня, – был ответ. – С женой, ты знаешь, у нас сейчас брак без постели. Значит, только ты могла это сделать…

И ушел.

Меня потрясло не столько это немыслимое оскорбление, сколько то, что был кто-то третий. После этого помню мгновенную острую боль в голове. И все. Дальше – больничная палата, дежурство родных и знакомых у моего изголовья, в том числе и его жены. А я никого, кроме него, не хотела видеть, но не могла сказать об этом – ведь речь тоже отнялась. Ждала, что вот-вот войдет он и произойдет чудо: вопреки всем законам медицины я встану и пойду. Но он не приходил – чуда не происходило.

Вскоре я смогла передвигаться – с тросточкой. В конце длинного-длинного больничного коридора был телефон-автомат. Однажды я приковыляла к нему, чтобы позвонить домой, и машинально набрала другой номер. Услышала его голос, потом звук падающего собственного тела и… снова неподвижность.

Уже потом, после больницы, родные сказали, что все – дефицитные лекарства, лучших врачей, отдельную палату – организовал он. Одним словом, предпочитал делать что-то реальное, чем смотреть, как я умираю…

Когда он в первый раз после болезни пришел к нам, его шаги я почувствовала еще на улице. Три метра от двери до кровати, пока он шел ко мне, показались вечностью. Когда открыла глаза, он наклонялся для поцелуя: “Я тебя разбудил? Спи-спи…”. У меня в тот момент не было к нему ни злости, ни ненависти, ни любви – только безразличие.

В забвении

…Первые годы после болезни я не представляла свою жизнь без него. Когда услышала однажды, что он серьезно болен и что ему недолго осталось жить, то первая мысль была: я не переживу этого! И если бы тогда меня поставили перед выбором – здоровье или повторить все сначала, я бы выбрала второе.

Но время все лечит. Прошло еще несколько лет, и я о нем забыла. Вернее – стараюсь забыть.

Какая я сейчас? Циничная, язвительная и очень любве­обильная. Мужчины у меня с каждым годом становятся все моложе и моложе. Привожу их, бывает, к родным и нагло оставляю ночевать. Моей патриархальной семье это жуть как не нравится, но делать мне замечания не смеют: боятся спровоцировать еще один инсульт.

Хотела родить ребенка. С трудом, но все же забеременела. И тут “встали на уши” все – родственники, врачи… Когда я однажды уехала к родителям в деревню, врачи нашли меня с помощью полиции. И стали в очередной раз запугивать: вы знаете, чем это для вас чревато? В лучшем случае будете на всю жизнь прикованным к постели инвалидом, в худшем – скончаетесь в муках, не доносив ребенка. В общем, ребенка нет, и теперь уже не будет никогда. Сейчас я стала еще распутнее, злее и эгоистичнее. Иногда слышу шепоток своих благонравных сестер, которые извиняющимся тоном объясняют другим мое поведение: “Она была скромной стеснительной девочкой с ангельским характером. Это болезнь ее такой сделала”. Если б они знали, как зовут мою “болезнь”!

Так что, девочки, если вы надумали связать по молодости свою жизнь с женатым человеком, сто раз подумайте, стоит ли это делать.

Меруерт