"Не угодила – да ну ее, в психушку": как родня мужа может отправить на "добровольное" лечение в ЦПЗ

Совсем юной вышла замуж и родила ребенка. Жила в семье мужа. Всё было бы, как у всех, если бы не скандал с соседкой. А поссорил их блокиратор. Когда одна говорила по телефону, другая слушала гудки. В нашем случае они доставались Уле. И та вышла из берегов: высказав всё, в сердцах оттолкнула от себя соседскую дверь. Надо же, ее оппонентка как раз устремилась вперед – с последним словом. Ну и "поцеловала" тяжелое полотно…

Крик, стон, звонки в полицию! Родня мужа решила схитрить. Перевела стрелки на послеродовую депрессию, которой якобы страдала молодая мать. “Полежишь в больнице, и выпишут, – наставлял свекр. – Зато дело не заведут”. Перепуганная Уля согласилась: больница лучше. Кто же мог знать, чем обернется обман? Прибывший врач даже не посмотрел на нее – слушал родню. В итоге на пустом месте большеглазой красавице поставили тяжелый психиатрический диагноз – параноидная шизофрения.

“Так ваши родственники захотели”

“Меня связали за то, что не сидела на месте. Я развязалась и выкинула “вязки” в окно. Тогда санитары, применив силу, поставили мне укол галоперидола. И еще 10 дней кололи галоперидол с аминазином. Потом пошли таблетки. Если их не пьешь, насильно открывают рот и всыпают порошком. Когда срок лечения вышел, заставили подписать бумагу, что претензий не имею. Сказали: не отпустят, если не подпишу” (прямая речь здесь и далее – из Улиного досье. – Прим. авт.).

Родня не то что не каялась из-за вышедшей ей боком подсказки, а даже наоборот – стала использовать диагноз в воспитательных целях. Обиделась, хотела уйти на ночь к маме – “свекор взял за шею и вызвал бригаду”. Санитары привычно заломили руки. На вопрос, за что увозят в психушку, врач сказала: “Так ваши родственники захотели”. И добавила: “Ведете себя неподобающе”. Женщину за жалобы закрыли в психушку, раздевали догола и не пускали к ней консула России

Лечили аминазином, галоперидола деканоатом, циклодолом и тизерцином. В один из дней, напичкав препаратами, повели на комиссию по установлению инвалидности. “Там задавали вопросы: считаю ли я себя нормальной? Агрессивная ли? Под действием таблеток наговорила много лишнего. Присвоили 2-ю группу. Повели обратно в ЦПЗ. Утром кололи аминазин с галоперидолом, в обед – циклодол. Вечером снова кололи аминазин и галоперидол. Кормили ужасно. Гулять не водили. В ответ на мои крики от боли, тяжести в ногах, ужасного состояния угрожали побоями и уколами”.

За пожар ответишь!

Третье попадание в ЦПЗ случилось через 5 лет, но отняло 9 месяцев жизни. Уля подожгла мусор, который бабуля таскала с помойки, и не справилась с огнем. В подъезде случился пожар. Такого ей не простили. Получала ципрекс, циклодол, тизерцин. “По нескольку месяцев не выводили на прогулку. Было дикое желание выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Отпустили, когда бабушка согласилась забрать. До этого она якобы делала ремонт”.

Госпитализации становились всё более частыми. Улю раз за разом увозили по наветам родственников. Это же так удобно: не угодила – да ну ее, в психушку! Наверное, она и сама подставлялась. Препараты, которыми пичкали Улю, быстро разрушают не только здоровье, но и личность. И уж точно не помогают сохранять самообладание.

В 2016 году девушка провела в стационаре почти всю весну и часть лета. В этот раз она впервые не была покорной. И получила, по ее словам, аминазин в двойной дозе за то, что сопротивлялась. Потом, как всегда, пошли аминазин с галоперидолом. Еще потом – циклодол с азалептолом. “Постоянно хотелось спать, сковывало мышцы, сводило судорогой, трясло. На прогулки меня не брали, аргументируя тем, что могу сбежать. С марта по июль ни разу на улицу не выпускали. Потом посчитали, что я в стойкой ремиссии, и отпустили”.

В следующем году Улю трижды увозили в психбольницу – на месяц, на 2 и на 3.

Один раз бабуля не пустила внучку домой. Сказала: иди куда хочешь. Наивная Уля вызвала полицию. Конечно, ее забрали в ЦПЗ! Вроде и не за что было, но хитрая старуха притворилась, что боится девушки, и ей охотно пошли навстречу. “Укололи сразу, без вязки. На вторую ночь связали до утра. От препаратов хотелось то петь и куда-то бежать, то нападала сонливость, заторможенность, путались мысли. Наутро перед экспертизой мне дали циклодол – 1 таблетку и аминазин – полтаблетки. Во время экспертизы я чувствовала тревогу, беспокойство, сонливость и головную боль. Вела себя неадекватно, со всем соглашалась, хотя в душе была против”.

ЦПЗ закон не писан?

– Сейчас Уля снова в ЦПЗ. Уже больше месяца, – говорит мама девушки, Людмила Н. – Никто толком не знает, что произошло в этот раз. Бабушки уже нет на свете, но бедой моей дочери стали пользоваться соседи. Даже если она поет, это вменяется ей в вину. Возможно, кому-то пение мешает. Но мало ли что нам приходится терпеть друг от друга, живя в многоэтажках! Одни затяжные ремонты чего стоят. А громкие телевизоры? А чужие ночные гости? Однако это не повод ломать человеку судьбу.

В офис фонда “Коргау” Уля приходила последний раз в январе 2020 года.

– Она была уже на костылях, – вспоминают сотрудники правозащитной организации. – И очень трудно отходила от препаратов. На наших глазах здоровую красивую девушку врачи превратили в инвалида.

Понимая, что госпитализации будут продолжаться и дальше, Уля нотариально доверила представлять и защищать ее интересы, в том числе – в учреждениях психиатрии (с правом выписки из них), общественному фонду “Коргау HR” в лице его исполнительного директора Алии АБДИНОВОЙ. И работа для фонда нашлась очень скоро. Сейчас он занят вызволением девушки из ЦПЗ.

– Это большая проблема, – говорит Алия Абдинова. – Когда человек попадает в психбольницу, у него “выбивают” добровольное согласие на госпитализацию. А раз оно добровольное, по закону можно в любой момент заявить о своем желании прекратить лечение. Когда я была в составе комиссии уполномоченного по правам человека, я спрашивала у пациентов: почему вы не пользуетесь этим? Люди недоуменно смотрели в ответ. Оказалось, они лишены доступа к таким элементарным вещам, как ручка и бумага. Но даже если человек получит их и напишет заявление, кому он его отдаст? Врачам, которые незаконно удерживают его в больнице? Да они просто порвут бумагу на мелкие кусочки.

Ульяна – не исключение: ее тоже каждый раз вынуждали давать добровольное согласие. Именно поэтому она оставила нам нотариальную доверенность. В конце июня стало известно, что девушка снова в психбольнице. И уже 1 июля я подала заявление на ее выписку. Но получила письменный отказ под предлогом того, что не являюсь законным представителем Ули. А зачем бы мне им являться? Законный представитель может быть у несовершеннолетнего (мама, папа, усыновитель и т. д.) или недееспособного гражданина (опекун).

А Уля – совершеннолетняя и, что следует из решения суда, дееспособная.

Естественно, я сразу подала жалобу в прокуратуру Бостандыкского района и иск в суд на обжалование действий руководства ЦПЗ. Но подумайте: даже в том случае, когда у человека есть юридическая защита, помочь ему очень трудно. Как будто в ЦПЗ действуют какие-то другие законы – не те, что на остальной территории страны. А как быть людям, у которых нет никого? Они заложники психиатрических учреждений!

“Я, такая-то…”

– И отказ выписать Улю – еще не всё, – говорит Алия Абдинова. – По словам матери, ее госпитализировали 22–23 июня. Значит, и добровольное согласие должно быть с такой же датой. Но мне предоставили заявление, написанное девушкой 1 июля, когда был поднят вопрос о выписке. То есть с 22–23 июня по 1 июля Ульяна находилась в ЦПЗ против своей воли? Тогда через 48 часов работники ЦПЗ должны были уведомить прокуратуру и через 72 часа – суд. Этого, надо полагать, они не сделали. Иначе зачем бы им сейчас вести речь о добровольном согласии?

Дальше в лес – больше дров. Заявление Ули начинается словами: “Я, такая-то… нахожусь на лечении добровольно”. Слово “такая-то” взято в скобки. О чем это говорит? О том, что текст наверняка писался под диктовку! Человека, принимающего психотропные препараты, можно заставить делать что угодно. У меня есть видео, где я прошу врача разрешить свидание с Улей для выяснения обстоятельств написания заявления. Врач, конечно, ссылается на карантин…

– История Ули напомнила мне случай в Аягозе в 2018 году, – продолжает исполнительный директор “Коргау HR”. – Там одну женщину держали в психиатрической больнице год! Спасибо, люди заметили ее долгое отсутствие. И только после нашего обращения в Генеральную прокуратуру и заведения уголовного дела человека, наконец, выписали. Интересно, что министерство здравоохранения на вопрос о сроках госпитализации в психиатрические больницы ответило: срок определяет лечащий врач. Извините, а если он вообще не захочет выписывать пациента? Что тогда?

АЛМАТЫ