Как живет талантливый художник без рук?

Именно его картину “Взрыв” в 2016 году Нурсултан Назарбаев вручил Бараку Обаме на саммите по ядерной безопасности.

Больше всего он любит писать природу в ее первозданном виде. Но знаменитым его сделала тема Семипалатинского полигона. Он – активист международного антиядерного движения. Родился без рук в результате многолетнего радиационного облучения, которому подвергались его родители.

И если в первые годы Независимости страны таким, как он, приходилось терпеть лишения, то сегодня Карипбек благодаря социальной поддержке людей с ограниченными возможностями имеет ресурсы для творчества и создания своих живописных шедевров. Государство предоставило художнику квартиру в Караганде, поддержку социальных работников и бесплатное инватакси. Дай-то бог тебе, дорогой Карипбек, творческих удач, здоровья и вдохновения!

Сегодня, в год 30-летия закрытия Семипалатинского ядерного полигона, художнику исполнилось 53 года. Он по-прежнему в творческом подъеме. Но как мастеру живописи без рук удается и создавать вдохновенные полотна, и решать бытовые проблемы, и быть выдающимся общественным деятелем?

 "Акция участников Антиядерного движения. 1991 г. На колючей проволоке ограждения полигона висят протезы рук Карипбека."

Сила не в мышцах, а в душе

Свои картины Куюков пишет, держа кисть и палитру ртом и ногами.

– Начинаю утро с чашки кофе, потом сажусь за холст, чтобы нарисовать то, что приходит мне в голову. Я родился в Егиндыбулакском районе, в 100 километрах от Семипалатинского ядерного полигона. У моей мамы было 7 детей. Я – средний. До меня были мальчик и девочка, которые умерли, не прожив и года. В то время в нашем ауле никто никаких диагнозов не ставил и не предупреждал, что рядом ведутся какие-то военные испытания. И можете представить себе состояние мамы, когда через 2 года после них родился я – без рук! Там же, в роддоме, ей предложили меня оставить. Вызвали отца, а он принял решение: ребенок будет жить в родной семье!

– Мои родители – свидетели наземных испытаний ядерного оружия, – продолжает Карипбек. – Мама рано осиротела. В юном возрасте ее держали при чужой богатой семье, чтобы следила за скотом. Она пасла телят, рассказывала, как часто с гор наблюдала в небе необычайно яркие вспышки, после которых вокруг становилось темно и шел какой-то черный дождь. Это были наземные испытания ядерного оружия. Потом в нашем селе стало много семей, в которых рождались больные дети. Кто-то оставлял их там же, в роддоме. А те, кто забирал домой, стеснялись показывать их людям. Эти дети так и жили, замкнутые в четырех стенах, не видя мир, не умея читать и писать.

До 6 лет я тоже жил дома. Было нелегко, потому что любопытные соседи то и дело наведывались поглазеть на меня. Аул небольшой, слухи расползаются быстро. А когда отец узнал, что в Алматы делают протезы, повез туда. В тот момент там работали профессора из Ленинграда. Они предложили взять меня с собой в город на Неве. Школьные годы я провел там, в интернате, летом – в Ленинградском НИИ протезирования, где для меня изготавливали различные протезы рук. Одни надевали на плечи, а лямками пристегивали к ногам, как у парашютистов, и стягивали корсетом. Но, будучи еще ребенком, в этом “обмундировании” я чувствовал себя скованно, плакал и не хотел носить его. Сейчас в какой-то мере даже жалею, что моим докторам не удалось меня приучить к нему, поскольку со временем у меня развилось искривление позвоночника, смещение костей грудной клетки и внутренних органов. Из-за того, что с детства привык всё делать ногами, рисовать, кушать. Хотя иногда эти эксперименты в институте меня даже увлекали.

После окончания учебы, когда надо было ехать домой, доктора изготовили мне простые тяговые, косметические протезы. Но и к ним я не смог
привыкнуть. Они казались мне лишним грузом. Были еще тяжелые газовые протезы: 2 баллона на плечах и пульт с кнопками. Нажимаешь одну – кисть искусственной руки открывается, другую – поворачивается, третью – рука сгибается в локте. Как у робота. Были внутримышечные протезы, их датчик хирургически внедряли в мышцы плеч, зажимаешь мышцу, срабатывает контакт, и механизм протеза работает.

Это было в Ленинградском научном центре реабилитации инвалидов им. Г. А. Альбрехта. Его организовали еще в 1883 году, по приказу императора Александра III. Сначала – как Мариинский приют для увечных воинов. А с 1916 года – как институт по снабжению увечных граждан протезно-ортопедическими изделиями. В этом центре мы тестировали разные протезы, но я был непоседливым мальчишкой, хотел бегать, играть в футбол. А с этими приспособлениями не мог даже нормально поесть. Вставляешь ложку в протез, а она переворачивается, и суп разбрызгивается.

– А что, ногой суп есть легче?!

– Конечно, ногой – раз-раз, поел и побежал.

– Вы такой гибкий?

– Да, в детстве у меня знаете какая хорошая была растяжка. Ногу за голову мог закидывать. Сейчас в этом Санкт-Петербургском НИИ протезирования уже делают умные протезы, которыми человек может управлять мысленно.

– Почему бы вам ими не воспользоваться?

– Сейчас между нашими странами другие отношения. Когда был Советский Союз, для нас всё было бесплатно. А сейчас ехать туда, заказывать протезы дорого. Ну и надо учитывать физиологию. У кого есть хоть какая-то культя до локтя или ниже локтя, им легче управлять такими устройствами, а у меня рук вообще нет, только плечи.

30 лет без ядерного полигона

– Как без рук вам удается справляться с бытовыми потребностями?

– Сейчас я живу в квартире со старшей сестрой. А до этого 10 лет жил один, сам стирал, готовил кушать, делал уборку и даже занимался мебелью. Я же, когда еще жил в деревне, помогал матери по хозяйству. Чистил сараи, поил коров, скидывал сено, таскал уголь для печки в зубах, чистил снег во дворе и на улице. Был гиперподвижным. Пристегивал на шею ремень, туда вставлял прочный крючок из проволоки и таскал им ведра. Или прилаживал к ремню лопату.

– Фантастика! А сейчас вы сотрудничаете с врачами?

– Да, поскольку недавно перенес инфаркт на ногах. Случилось это от того, что набрал лишних 11 килограммов веса, ел острую пищу, аджику, чипсы, и у меня сильно сгустилась кровь. Стала кружиться голова, чуть не дошло до диабета. Так я больницы посещал редко, а тут пришлось обследоваться. Сделали МРТ, сказали, что позвоночник уже давит на сердце и внутренние органы. Сейчас пью кроверазжижающие препараты. Но, конечно, в первую очередь мне нужно много ходить, двигаться. Утром делаю зарядку, отжимания, поднимаю ноги, делаю велосипед. С лишним весом тяжело, наступает одышка, поэтому сейчас стараюсь держать себя в форме.

– В год 30-летия закрытия ядерного полигона что мы имеем в итоге?

– Во-первых, мы имеем спокойствие. Ведь в течение 40 лет на нашей территории испытывали ядерное оружие, которое с каждым новым взрывом становилось всё мощнее. А до 1961 года и вовсе велись наземные испытания, бомбы просто сбрасывали с самолета. Страдали люди, огромная территория в Казахстане была заражена. А сейчас, когда всё это прекратилось, мы стремимся к оздоровлению людей и экологии. Хотя радиоактивное заражение – это долгий процесс.

Историю не сотрешь из памяти

– Мой отец всю жизнь был водителем. Помню, мы с ним ездили через территорию полигона, нас вели военные, – вспоминает Карипбек. – И я видел, как молодые ребята, которые там служили, летом, во время жары купались в озере, возникшем на месте воронки от взрыва. Его еще называют атомным озером. А после закрытия полигона военные испытатели забрали с собой только то, что было для них ценным. А там оставили огромную свалку, на которой не было никаких запрещающих знаков. И в трудные 90-е годы, когда людям месяцами не выдавали зарплату, народ ринулся туда собирать цветной металл. Спускались в подземные шахты, где находились большие медные кабели и какое-то топливо, не думая о последствиях, о том, что там высокий радиационный фон. Многие тогда заболели онкологией и умерли. В основном это были местные чабаны. На этой свалке валялись раскуроченные самолеты, танки, разрушенные здания от экспериментального городка, который был построен для наблюдения за испытаниями. Возле этих домов привязывали баранов, лошадей, свиней и снимали, как взрывной волной всё это уносит в степь.

– Ваша нынешняя акция совместно с казахстанской Национальной федерацией клубов ЮНЕСКО, посвященная годовщине закрытия Семипалатинского полигона, всё еще имеет актуальность?

– Безусловно. Еще столько стран, которые не подписали договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. В так называемый “Ядерный клуб” государств, обладающих ядерным оружием, сегодня входят США, Россия, Великобритания, Франция, КНР, Индия, Пакистан, КНДР. И я считаю, что эта демонстрация силы, кому управлять этим миром, – просто грязная игра политиков. Но в итоге проиграют все. Создали же определенные законы против курения табака, убивающего людей. И мир им подчиняется. А эта военная отрасль имеет настолько серьезные, далеко идущие последствия, что надо создавать законы, полностью запрещающие испытание ядерного оружия.

Рекомендую всем посмотреть фильм Ораза Рымжанова “Полигон”. В 1990 году он снимал 2 последних испытания, которые общественность требовала запретить. Но военные сказали, что демонтаж этих подземных зарядов уже невозможен и отменить взрывы нельзя. К сожалению, сам режиссер уже умер от онкологии. В этом фильме показаны все те больные люди, которые появлялись там на свет. Я тоже видел много детей с врожденными аномалиями, такими, что шокировали даже видавших виды акушеров.

У моего отца был друг, у которого один за другим рождались дети с удлиненными лицами и головами неправильной формы, сплющенными с
2 сторон. А он всё ждал, когда родится полноценный здоровый малыш. Не дождался. Все 10 его детей, и девочки, и мальчики, в конце концов умерли. В итоге он сам, однажды, придя с работы домой, сел на скамейку у калитки и скончался. Вот такая трагическая судьба!

До хеппи-энда пока далеко

– При нынешнем отношении людей к экологии и так называемому техническому прогрессу нам надо звонить во все колокола, – взволнованно говорит Карипбек. – У нас возле Караганды Темиртауский металлургический комбинат. Когда едешь мимо этого города, из-за дыма его порой даже не видно. На улицах там даже нельзя сушить белье, потому что постоянно черный воздух и снег. И местные жители много болеют. В основном из-за проблем с легкими и всей дыхательной системой. А сейчас еще открывают много карьеров по добыче золота, которые взрывают урановыми зарядами. Естественно, страдают люди, живущие в степях вокруг, страдает животный и растительный мир. У молодых лошадей выпадают зубы, расслаиваются копыта. Полностью пропадают какие-то виды насекомых, появляются непонятные аномалии.

В любом производстве всегда есть вредные выбросы и отходы, которые должны быть специальным образом утилизированы и захоронены под строгим контролем экологических организаций. Но фабрики и заводы сливают какие-то жидкости либо в речку, либо увозят в степь, выгружают там тоннами. Лишь бы не тратить деньги на очистные сооружения. Естественно, всё это влияет на природу и человека.

У нас в районе смертность помолодела. Многие люди умирают, не дожив до 50 лет. Один сосед доил корову, раз – и его не стало. Другой спал, а утром не проснулся, отказало сердце. Это было еще до коронавируса.

– В связи с пандемией вы из дома не выходите?

– Я уже принял обе вакцины. Зимой гулять не получается, на улице гололед, если упаду, мне сложно подняться. А летом стараюсь больше ходить, в маске и антисептиком ноги обрабатываю. Гигиену соблюдать надо в первую очередь.

 – Картины пишете?

– Естественно! У меня есть свой канал на YouTube, называется “Художник без рук”. Каждую работу, которую создаю, я снимаю на видео. Ребята подарили мне такой специальный штатив, куда можно ставить сотку. Теперь приходится делать это для них. А вашим читателям, особенно молодым, скажу: экология начинается с порога твоего дома. Как ты относишься к своему подъезду, двору, такой и будет твоя жизнь. Отбросьте гаджеты, ходите в спортзалы, на природу и увидите, как расцветет всё вокруг вас. Мы ценить жизнь начинаем, только когда происходит катастрофа. Давайте начинать это делать раньше!

Больше фото и видео –
на сайте www.caravan.kz

АЛМАТЫ