Душа и мы

Гробокопатели в кирзачах давно ушли вперед и уже закуривали возле автобуса. Циничные, как и подобает людям их занятия, они обсуждали сегодняшних клиентов.
Выпитая минералка островками проступала на трудовых спинах, а невыпитая водка, принятая так же равнодушно, как и вся их работа, доходила до градуса кипения в пакете с раскрошившимися бутербродами.
Солнце палило совершенно безжалостно, и хотелось поскорее оставить эту страну мертвых и уехать в тень, в прохладу, к городским фонтанам. А она привычно готова была остаться в молчании, остаться со своими вечными условными знаками: нелепыми памятниками и линялыми красками китчевых венков. Все было так буднично-жарко — пыль на лопатах…оградку бы надо покрасить … чужие забытые могилы…
Пора было уезжать, но сердце сжалось, когда я представил, что в толще сухой в пыль грязно-желтой глины остается одиноко лежать родной человек. Но ведь это просто тело, оболочка, убеждал я себя (потому и спросил о бессмертии души), а перед глазами все стояло выражение его лица, когда ехали сюда в катафалке.
Из сурово-сосредоточенного дома оно стало растерянным, даже удивленным немного: куда это вы меня, ребятушки? Вот что дорога делает с покойниками. Мы даже поострили сдержанно на тему последнего пути: мол, почему у нас не могут сделать нормальный асфальт до кладбища? Ответ: могут, но не делают специально, чтобы усопший не подумал, что он уже в раю…
Мы тронулись в обратный, как бы более радостный путь. Хотелось верить, что охапка алых гладиолусов так и останется на холмике, не добавит греха чьим-то рукам. Я вспомнил Эмираты с непонятной для нас одинаковостью ровных рядов бетонных столбиков — только имена. Разные, конечно, но и сие глазу нашему понять невозможно. Японские аккуратненькие плиты — опять же клон к клону. А где же плакать, выпивать, закусывать, корить себя, раскладывать конфеты и печенье? Нет, мы так не можем. Ладно, хоть цену на памятниках зубилом не проставляем.
Что же нужно нашей душе, чтобы не страдать при мыслях о той, ушедшей? Бог весть… Впрочем, имею ли я право кого-либо осуждать в выражении стоимости скорби? Просто я — сторонник спартанской эстетики, как и мой батя, шагнувший в мир иной так, как он и хотел, по-солдатски — остановкой сердца в пять секунд (без «уток» и пролежней).
Об одном жалею — не смогу приезжать часто и что-либо посаженное выхаживать-поливать до степени оазиса — а таковые есть на этой безжизненной почве, — и совершенно потрясающие.
Но простит мне это его крестьянская душа, в бессмертие которой я верю, и которой куда более понятно и одобряемо выращивание, скажем, помидоров, чем пышных могильных цветов.