Театр "АРТиШОК": "Импровизировать - значит, не оставаться на месте"

Их было то четверо, то пятеро; специально встретиться с ними не представлялось возможным - никто не знал, где и когда белые люди появятся в следующий раз. Впрочем, иногда они появлялись на художественных выставках, и кое-кто из организаторов мог шепнуть "своим": "Придут эти… белые человечки. Ну, как тот, на Арбате, помнишь?". Очень быстро горожане поделились на тех, кто их видел, и тех, кто о них слышал. Потом стали поговаривать, что "белых людей" - целый театр, и обитают они где-то на алматинском Арбате. Поползли слухи, а вместе с ними - смешное слово "артишок". Это было два-три года назад, а сейчас экспериментальный театр-студия "АРТиШОК" известен всем. Казалось бы, они только что вышли из ТЮЗа, и совсем недавно Борис Николаевич Преображенский с беспокойством охал и ворчал: "Да что эти дети смогут-то сами…". А сейчас "дети" доказали всем, что могут - да и в этом они не сомневались ни секунды. Их репертуар - это спектакли в помещении и спектакли уличные. Ни один театр Алма-Аты еще не выходил на улицу; вообще, в Казахстане "Артишоки" - основатели жанра. Их никто специально этому не учил. Читали учебники, разбирались в психодраме, приглашали швейцарского режиссера Маркуса Цоммера - но остальное добирали сами, собственным опытом, пробами и ошибками. Заявились как молодежный экспериментальный театр. На тот момент уже существовала "7-я грань" - также театр молодежный, и "Немецкий театр", по умолчанию называемый "молодежным" из-за возраста актеров. Но смешной овощ артишок обогнал всех, потому что взялся за уникальный для страны жанр. Хотя называть их первопроходцами некорректно: уличный мастер пантомимы Сергей Червяков, когда-то кровью и потом пробивавший дорогу пантомиме на улицах Алма-Аты - авторитет, несомненно, главный. Но он - актер канонического жанра, классический уличный мим. А эти ребята взяли и поставили целый театр уличной пантомимы. Если подумать, мог бы прижиться этот жанр у кого-либо еще, то получится, что… нет. Несмотря на высокое мастерство других театров и их актеров. Да кому-то и незачем: у театров драмы, оперы и балета - другие задачи; кроме того, это театры классических форм, там вряд ли есть место радикальным нововведениям. Об опере и балете - вообще не может идти речи. Все эти театры - статичны, и импровизация не имеет права "вываливаться" за рамки канонов. Да и цели такой нет. Зато есть "Немецкий театр" с их "Субботником". Это капустник, постановка - почти бессловесная. Все на своих местах: зрители - в зале, актеры - на сцене. Играют танцплощадку семидесятых, с живой музыкальной группой и посетителями. Герои танцплощадки не выполняют заученное, а импровизируют, придерживаясь только канвы постановки. В их распоряжении - музыка, пластика, игра и полтора часа времени. Зрители тоже задействованы: они в спектакле играют зеркало. Каждый "танцор" заглядывает в огромное воображаемое трюмо, повернувшись лицом к зрительному залу. И так как все действие - без слов, то именно поэтому, наверное, "Субботник" Немецкий театр поставил совместно с "Артишоками". Но "Артишокам" этого мало. Помимо импровизации как основы, они заставили играть зрителей вместе с ними. И потому из сеанса в сеанс, из минуты в минуту "Артишоки" меняются. Ни один спектакль не играется у них дважды: даже если Вы придете на знаменитый "Zip-Zap" трижды, Вы увидите три разные постановки. Потому что они играют и придумывают каждый раз по-новому: так, как сыграется в данную минуту. "Артишоки" говорят: "Мы - театр импровизаций, а импровизировать - значит, не оставаться на месте". Есть и еще одно обстоятельство: их всего пятеро. Это самый маленький театр, и по численности их можно сравнить разве что с "Седьмой гранью", где коллектив состоит из пятнадцати человек. А все, напомню, начиналось с ТЮЗа. - Вы все - выходцы из ТЮЗа. Расскажите о реакции на ваше рождение Бориса Николаевича Галина Пьянова: И в ТЮЗе, и на Малой Сцене он часто приходил на спектакли и садился среди зрителей. И если он бывал недоволен чьей-то игрой, то мог с места прокомментировать, или вставить слово, или засмеяться. Например, актрисе говорят: "Я не люблю тебя", и она томно отвечает: "Ах!". Преображенский может проходить в это время мимо сцены, повернуться и при зрителях, во время спектакля, изобразить вопль ужаса и потрясения - потому что, по его мнению, она не доиграла. Вероника Насальская: Мы порядка десяти лет играли у Преображенского. И вдруг решили уйти и создать свой театр. Это было сродни ситуации в семье, когда дети вырастают и покидают дом. Конечно, все переживали: и Преображенский, и труппа, и мы. К тому же до этого мы играли в классическом театре, а тут вдруг - пантомима, экспериментальный театр! Борис Николаевич, когда узнал, что мы задумали, долго ворчал и удивлялся. Во-первых, "Что это за форма такая новая?" Во-вторых, как и любой родитель, он поначалу думал: "Что эти дети сами могут?". Первым, что он посмотрел у нас, был спектакль-пантомима "Zip-Zap, и ни слова о метле". Мы боялись, что он придет и что-то начнет делать, свойственное ему. Но он был такой сдержанный - ни одного кряканья, ни одной реплики. Потом мы его осторожно спросили: "Ну, как?". Он пыхтел, хмыкал, но, в конце концов, сказал: "Ну, хорошо, хорошо!". Конечно, нам было радостно это слышать. - Вас знают по выходам на улицу. "АРТиШОК" и уличный театр - это одно и то же? В.Н.: Уличный театр - это совершенно другое направление, мы не занимались этим ни в ТЮЗе, ни здесь, в театре. Нам иногда говорят: "Мы не ожидали, что вы - это и есть люди, которые ходят по улице с крашеными лицами". Трудно бывает сопоставить наши цветные костюмы, немоту на улице, и, скажем, спектакль "СВ", где мы работаем с литературными текстами Серебряного Века. - А как вас на улице найти? Спланированы ли эти выходы? Г. П.: Разумеется, для нас они спланированы, но мы их не анонсируем. На что и рассчитано: на шок, удивление, неожиданность. Мы выходим на улицы уже два года, и сейчас нас уже узнают. А вначале был фурор: взрослые, нормальные, образованные, цивилизованные люди совершенно не могли понять, что происходит и кто мы такие. Просто не сводилось вообще, что мы - люди. Мы такое слышали! "Господи, какие манекены!" или: "Это инопланетяне, посмотри!", "А как сделали, что он дышит?", "Из чего они сделаны? Потрогай, из чего-то мягкого!". Совсем другое дело - когда люди понимают, что это театр, и включаются в игру. Они балуются, играют, боятся, кричат: "Ай, не трогайте меня!". Обычно это самые благодарные зрители. - А дети? В.Н.: О, дети! Они любой, даже не очень хороший театр могут превратить в лучший. Дети могут "вытащить" всё, даже какую-то неловкость, неожиданную ситуацию. У нас был уличный спектакль - "Милитари". Там лица не накрашены, персонажи более очеловеченные. Персонажи комедийные, смешные, но - в военных формах самых разных мастей. Прохожие нас спрашивали: "Вы какого полка?", "Что на Вас за мундир?", "Тут стоять не положено!" Это говорилось совершенно серьезно, и нас, наверное, даже хотели арестовать. Одно дело - белые инопланетяне: явно что-то нечеловеческое, а другое - люди, пусть даже костюмированные, ничего не говорящие, но с пистолетом, пусть даже водяным. И нам говорили: "Не подходите… не подходите, не смейте!" Уличному театру необходимо очень осторожно выбирать темы. Этот жанр - как неизведанный край: все знают, чем начнется, но никто не может сказать, как разовьется, и тем более - что будет в конце. В "Милитари" есть пародия на НАТОвского военного, есть Лара Крофт, есть солдафон-командир, есть солдат, который будто только что вылез из окопа. Это - узнаваемые типажи, но люди, понимая, что мы - артисты, все равно реагировали резко. И тогда мы приняли решение выйти в парк 28 Панфиловцев, где много детей. Они с удовольствием включились в нашу игру. И тогда мы уяснили для себя, что и как нужно изменить. То, что нам казалось важным, стало неважно, и наоборот. Именно дети помогли нам увидеть, что есть что. - У вас в театре на стене висит диплом призеров Иркутского фестиваля. Каким образом вы его заработали? Г.П.: В Иркутске проходил фестиваль театров пантомимы. Имелась в виду классическая пантомима, а мы взяли и привезли им "Zip-Zap". По приезду была пресс-конференция, где люди долго не могли понять, кто мы такие. Вопрос "Кто вы?" у нас теперь притча во языцех. В жюри был Илья Григорьевич Рутберг - Станиславский от пантомимы. В "Автомобиле, скрипке и собаке Кляксе" помните - мим был? Это он. Он сейчас уже дедушка совсем. Так вот, Рутберг с самого начала спрашивал: "Кто вы, кто вы?" Потом была пресс-конференция специально для руководителей театров. Мы сказали, что не хотим обнародовать свои административные структуры, потому что речь идет о творческом процессе, и пошли на пресс-конференцию всей веселой толпой. А там - сплошные руководители. И снова: "Кто вы?" Так как мы - актеры с драматическим прошлым, то прямо при нас директор жюри говорил своим девочкам: "Кого вы отбираете, никакие они не мимы!". А после… Мы вышли на улицы. Публика визжала, а руководители фестиваля не понимали, и даже боялись нас. До спектакля. Уже потом нам признались, что вообще не хотели приглашать наш театр, потому что "…в Казахстане ничего хорошего быть не могло и не может". Они были в этом уверены. И это - проблема Казахстана, потому что мы сами о себе не рассказываем. В.Н.: Дело не в зрителях, и не во власти, это просто объективная ситуация. Ни плохо, ни хорошо, это явь. Там не знают, что такое Казахстан. Мы, разумеется, не обиделись, потому что все, что хотели, получили - зрительское внимание, аплодисменты - это важнее всего остального. Иркутск - город театральный, и зрители считывали игру так, будто мы говорим словами. Каждая актерская реплика сопровождалась криками, аплодисментами. Было ощущение, что они очень, очень сильно этого ждали, и вот мы им это привезли. Причем не только у театральной молодежи, но и у жюри. Что, кстати, удивительно, потому что они очень консервативны. Потом к нам пришел Рутберг. Он произносил какие-то безумно лестные эпитеты, говорил, что это "вахтанговская школа в современном преломлении", потом попросил кассету с записью спектакля. На фестивале не принято было отдавать видеозаписи, и мы сами никому не даем себя смотреть на пленке, но наша кассета уехала с Рутбергом. Мы бы хотели побывать на больших фестивалях. Для того, чтобы поехать в Германию, Швейцарию, увидеть Авиньон, Эдинбург, брать залы, зарабатывать деньги, нужно потратить 15 лет - так говорят профессионалы. - АРТ и ШОК - название говорящее. Как оно появилось? В.Н.: Вначале мы хотели называться "Пантомимой", но потом почувствовали, что что-то не то, какие-то "понты мимо". И однажды сидели и придумывали название для некоего проекта, и, разумеется, хотели, чтобы оно "цепляло". Галя соединяла два слова, которые могли бы существовать в одном, и в результате получилось это слово: "арт-" и "шок". И вот только что мы отговорили с пару десятков интервью про "Пантомиму", и решили: будем говорить "Театр пантомимы с проектом "Артишок". В следующее же интервью мы, сами от себя не ожидая, называемся вдруг "Театром Артишок" и друг на друга с удивлением смотрим. Мы тогда даже не знали точного значения этого слова. Потом уже, когда о нас стали писать журналисты, мы узнали, что это овощ. Нам даже приносили картинки и показывали: вот он, артишок. Самое смешное было, когда иностранцы объясняли, как это выглядит, как его готовят и с чем едят. Как показало время, мы не ошиблись в выборе. Новизна, свежесть и неповторимость "Артишоков" еще и в том, что они никогда не замыкаются в себе. Во-первых - они играют с простыми прохожими, и это - каждый раз будто новое домашнее задание. Во-вторых, их время от времени ставят приезжие режиссеры: два года назад уже приезжал Маркус Цоммер; прошлой весной был режиссер из Узбекистана, и тогда работали без продыху, в темпе вальса - в распоряжении было всего два месяца. В-третьих, они все время своими силами пытаются активно поддерживать международные связи с театрами: этим летом "один - на север, другой - на юг", Галина Пьянова ездила в Англию, Вероника Насальская - в Чехию. Ну а сейчас экспериментальный театр "АРТиШОК" находится на гастролях в Праге; впереди - целый месяц и четыре города Чехии. "Артишоки" активно сотрудничают с Немецким театром. Весной там ставился совместный капустник "Субботник", а в октябре прошла премьера пьесы "Дракон" по Евгению Шварцу, поставленная Галиной Пьяновой с участием актеров Немецкого театра и приглашенного Дмитрия Скирты. "7-я грань" переживает не лучшие времена - проблема с помещением. Любят у нас театры выгонять. Сначала - лет десять назад театр "Бенефис" (они находились тогда в здании, где сейчас расположено Посольство государства Израиль) большей частью состава уехал в Россию, в город Елец. Мой воронежский друг время от времени навещает их. "Странно видеть на их афишах надписи: "В. Праслов, заслуженный артист Казахстана"). Потом Булат Газизович Аюханов искал помещение - негде было репетировать, за ним - ТЮЗ Преображенского поделился на две части, и теперь одни - на прежнем месте, другие вынуждены выступать в Доме Культуры АХБК. "Артишоки" получили свое помещение в наследство от бильярдного клуба. Все силы были брошены на побелку, покраску и прочий ремонт: в восемь женских рук стены на глазах преображались. И сейчас вроде все в порядке. Но они ведь не домоседы, им жизненно важно чередовать воздух подвала с уличным ветром. Пусть все у них будет хорошо, а трудности - куда без них? - если и появятся, то временные.