Почему нам помогает заграница?

И потому мы еще раз обратились с вопросами к известному в Казахстане ученому, врачу-инфекционисту Андрею Дмитровскому, участвовавшему в свое время в ликвидации очагов чумы и других особо опасных инфекций в нашей республике.

– Андрей Михайлович, почему в эпидемиологии у нас получается работать только с иностранной помощью?

– Несколько лет назад в США была разработана и запущена программа  обнаружения и реагирования на особо опасные патогены (TADR). Толчком тогда послужил массовый психоз из-за “белого порошка” – террористической рассылки в почтовых конвертах спор сибирской язвы. Смысл программы – создание глобальной базы штаммов особо опасных инфекций и определение места их происхождения. Ведь ликвидировать вспышку гораздо легче там, где она возникла, не дожидаясь, пока инфекция распространится глобально.

– Но конверты с порошками рассылали и у нас?

– Да, у нас тоже нашлись такие “шутники”. И нам приходилось выезжать на эти вызовы, проводить в течение 2–3 суток исследования – заражение животных, серологические реакции и так далее, пока все предполагаемые “пострадавшие” – те, кому приходили эти письма, – сидели на карантине. Таких случаев было довольно много в 90-е годы. Ни в одном из них ничего не обнаружили. Скорее всего, в конвертах были тальк или мука.

Сейчас беда в том, что наши лаборатории с целым рядом опасных инфекционных  болезней не работают. Недавно у нас был больной с подозрением на ящур. Так мы не нашли лабораторию, где можно его обследовать! Таких лабораторий нет. То есть в Казахстане система диагностики находится на крайне низком уровне, значит, и эпиднадзор близок к нулю.

Мы все свои основные мощности фактически уничтожили – начиная  с биологического центра в Степногорске и биокомбината в Алматы. Тракторами, бульдозерами ликвидировали. Но инфекции – это то, с чем нам приходится сталкиваться каждый день. И мы должны знать врага в лицо!

– Кто же на данный момент у нас выявляет особо опасные заболевания?

– Те бедные сельские врачи, которые работают на переднем крае. И в 2009 году, оттого что туркестанские врачи-гинекологи не сумели распознать у роженицы крымскую геморрагическую лихорадку, погибли и женщина, и ребенок, и сами врачи.

– А сколько стоит штамм особо опасной инфекции? Говорят, с бывшего полигона острова Возрождения их вывозили?

– Это все придуманные какие-то жареные факты. В принципе, от нечистоплотных или сумасшедших людей никто не застрахован. Но если бы кто-то что-то вывез – это бы уже открылось. И продают не штаммы, а вакцины. Вакцины от разных штаммов стоят где-то в пределах 100 долларов. Это несколько доз в специальной пробирочке. Там несколько миллилитров, в них – несколько миллиардов клеток. Но когда большая партия – это большие деньги. Вакцинировать же могут тысячи людей или тысячи животных.

– Какие вакцины производят у нас, к примеру, в Противочумном институте?

– Противочумная сухая живая вакцина называется ЕВ. Больше никаких.  Оборудование же старое, 60-х годов. Вот в Новосибирске с тех же времен существует подобный центр. Та же государственная структура и тоже имеет коллекцию штаммов, но там сумели организовать производство и благодаря современным технологиям сейчас производят диагностические тест-системы, зарабатывают на этом деньги, получают хорошую прибыль. А мы сейчас можем работать, только получая деньги от западных инвесторов, тех же американцев.

– И все-таки, зачем американцам нам помогать?

– Конечно, кажется странным, что какая-то страна тратит деньги на усиление эпиднадзора за особо опасными инфекциями в другой стране. Но вот они так устроены, американцы. И их можно понять. У них есть такой супергигант, как CDC, – это что-то вроде нашей Республиканской СЭС (сейчас НПЦ санитарно-эпидемиологической экспертизы и мониторинга. – Прим. ред.), но наша СЭС работает только на страну, и очень скудно, а CDC имеет годовой бюджет 4 миллиарда долларов, и работают они по всем странам. У них совершенно другой подход к финансированию и вообще к медицине. У нас скрывают проблемы. А они там ищут проблемы. И по большому счету, чем больше они находят и поднимают проблем, тем больше им выделяется средств. Но в программе уменьшения биологической угрозы наши интересы совпадают. И такие лаборатории, которые они предлагают, нам очень нужны!

Правда, все эти учреждения, эти базы в Америке располагаются за городом, причем далеко. В Атланте, например, больше чем за 30 километров. Поэтому, когда американцы стали предлагать деньги на строительство референс-лаборатории при Казахском центре зоонозных и карантинных инфекций, нам, конечно, нужно было раскрутить их на отдельный изолированный городок, где-нибудь в степи, подальше от Алматы. Но в любом случае просто наличие такого учреждения не создает дополнительной угрозы. А отсутствие – создает.