Что такое одиночество? Настоящее, без иллюзий

И я подумала: да. Да… А что тут еще подумаешь, когда все это уже сам прожил и прочувствовал, а другой человек просто взял и изложил твои мысли.

И который раз думаешь, что самое удивительное и в то же время неудивительное – это то, что мы все очень похожи. Так или иначе я уже думала или думаю о том же самом, о чем думают многие люди. Просто чему-то уже не удивляюсь, что-то давно наверняка знаю, некоторые вещи давно поняла и прожила, а кто-то только их начал открывать и проживать. Ничего тут удивительного нет.

По натуре я мизантроп, который всё человечество в целом презирает, но сочувствует каждому по отдельности. Я не люблю, когда ко мне настырно лезут незнакомые люди, ибо подавляющее большинство граждан я переношу с трудом. Не люблю находиться в компании, где собирается больше 5–10 человек. Обычно я очень замкнутая, не смотря на кажущуюся открытость, с людьми схожусь тяжело, сижу себе набычившись в уголке, лично мне так удобнее.

Поэтому, как и все живущие в своем мире одиночки, я люблю своё одиночество, мне комфортно в нем, но. Даже если я одна в квартире – мне всегда приятно видеть свет в доме, стоящем напротив. Даже если мне комфортнее одной, мне всегда приятно думать, что в случае чего у меня есть кому позвонить и просто поговорить.

Мы знакомы года два. Виртуально. Ну, как знакомы, она написала когда-то, познакомились, иногда переписывались, но так, без особого энтузиазма.

На днях она пишет мне: «Что ты не отвечаешь и не пишешь? Мне так одиноко. Позвони мне, пожалуйста, или напиши смс». И пишет свой номер. А я до жути не люблю телефоны-автоматы. Тем более, когда почти незнакомые люди просят позвонить. Смс еще написать могу, а разговариваю без особой радости. Мне надо увидеть и привыкнуть.

Вздыхаю и думаю: ну, что надо человеку? Все есть, жизнь кипит, как переполненная чаша: семья, муж, дети, работа. У меня вон, между прочим, тоже проблемы, я же молчу. И пишу ей примитивно оптимистичное: «Это просто период такой, он пройдет, а ты не выдумывай и не переживай, у тебя семья, какое такое одиночество».

Я веду себя в этот момент, как все. Потому что обычно все так и отвечают (кроме психотерапевтов, но у них свой интерес), у немногих людей хватает ресурсов, чтобы на самом деле переживать и горевать о чужих и далеких людях до тахикардии. А кто склонен к такому самоуничтожению, тех и вырубает раньше времени от перенапряжения.

Она пишет: «С мужем просто живем под одной крышей, у детей уже своя жизнь. С родителями не поделишься – не поймут, да и зачем расстраивать. Подруги? У них тоже свое, да и что им сказать? Что мне плохо? А почему плохо? Сама не знаю, у меня обязательства и обстоятельства, а больше нет ничего, поговорить не с кем, у меня даже кошки нет, потому что муж не любит кошек. Представляешь, мне за сорок, а я не могу завести себе даже кошку. Я иногда беру телефон, иду на улицу и там делаю вид, что с кем-то разговариваю. Все думают, что раз я с кем-то говорю, значит, я кому-то нужна, кто-то обо мне заботится».

Я читаю, а думаю о своем, у меня своего ого-го, я как раз вся трагическая, у меня аккорд собственных душевных переживаний. Поэтому отвечаю, снова особо не задумываясь: «О, ну это классический депресняк, афобазольчику попей, а вообще все пройдет».

Потом она отключилась, я ушла делать свои дела и о ней думать забыла.

А вечером я лежала на своем девственном ложе, вокруг, озабоченно мяукая, ходило «котэ», и до меня вдруг дошло, о чем она говорила. О самом страшном одиночестве, когда человек абсолютно один со своими проблемами, когда кругом люди, а поговорить не с кем. Глобальное одиночество человека в обществе, в семье.

Не мне ли не так давно было совершенно некому довериться?

Не я ли страдала оттого, что не с кем было поделиться, близкие люди оказались далекими, а тот, про которого я думала, что есть, – оказалось, что нету.

Не я ли научилась общаться с цветами в горшочках (не без помощи транквилизаторов), потому что больше никто не слышал. Они, причем, слышали и отвечали.

Когда отчаяние переходит те границы, за которыми уже всё становится без разницы, то уже не орешь, не психуешь, не ищешь крайнего, а обычно так – ходишь, как тень, разговариваешь с цветами и улыбаешься.

У Ремарка есть такое: «Одиночество, настоящее, без всяких иллюзий, – это грань, за которой следует отчаяние и самоубийство».

Звонила ей весь вечер, абонент недоступен.

Так и вижу, как она бродит, оглядывается кругом с болью и отчаянием, словно ищет кого-то, при этом разговаривает в выключенную трубку и пытается улыбаться.