Земля непуганых "Протонов"

Последний "Протон" рухнул 6 сентября буквально в двух шагах от президента. Наш корреспондент срочно выехал на место катастрофы.

Мы выехали на место космической катастрофы утром того же дня. Поехали наобум, единственным ориентиром была официальная информация: падение “Протона” произошло в 80 километрах юго­западнее Жезказгана.

У нас не было никаких допусков и разрешений. А если честно, мы даже и не пытались получить их.

Во­первых, совершенно понятно, что никто бы нам их не дал. Во­вторых, совершенно непонятно, кто должен их выдавать?

По следу “Протона”

Мы кружили по бескрайней улытауской степи уже много часов. За уазиком волочилось облако густой пыли. Красная взвесь висит в салоне. Повязанные на ковбойский манер влажные платки мало помогают. Забитые пылью легкие отказываются дышать.

Страстно хочется встретить хоть какую­то живую душу. А еще больше – наткнуться на военное оцепление, самый верный признак того, что мы движемся в правильном направлении.

Наконец выехали на крохотную конеферму. Один хлипкий вагончик, из которого моментально появился приветливый молодой пастух в красных штанах. С первых же его слов мы вздохнули с облегчением: приехали!

– Мы тут коней пасем, 150 голов. Сегодня ночью спали… И вдруг как грохнуло! – оживленно и, видно, уже не в первый раз рассказывает Александр Суржиков. – Один раз, потом второй! Наш вагончик тряхануло конкретно. Стекла дрожали. А уже часов в 10–11 началось! Военные машины, вездеходы… Все мимо нас едут, все останавливаются, как вы, чтобы дорогу спросить. Тут же в округе, кроме нашей конефермы, больше ничего нет. От нас до воронки, где ракета упала, полтора километра всего. Хорошо, что лошади туда не ходят.

В бинокль, который нам дал Александр, уже ясно можно было видеть военные вездеходы, серебристые палатки спасателей и даже четкий холм вывороченной глинистой земли.

– Вот прямо туда и езжайте, – напутствовал нас пастух, – вон, видите, вездеход туда пошел! Вот за ним!

Космическая пехота

Пристроившись за вездеходом, мы под прикрытием пыльного облака подкрались к лагерю почти незаметно. Наш скромный уазик ни у кого не вызвал подозрения, мы быстро затерялись в толпе и уже через пять минут свободно рыскали по лагерю в поисках свежей информации.

К слову, замечу: тухлой селедкой не пахло. Это хороший знак – значит, концентрация гептила не очень высокая. Гептил имеет резкий характерный запах гниющей рыбы. Но со стороны воронки степной ветерок приносил аромат осенней полыни. Хотя прибывшие в числе первых говорили, что сразу после крушения запах стоял довольно сильный.

Космический десант, высадившийся в улытауской степи для ликвидации последствий аварии “Протона”, представлял собой довольно разношерстную команду – спасатели, экологи, пожарные, врачи, высокие космические чины и даже ветеринары. И все в двух экземплярах – россияне и казахстанцы.

Первыми десантировались спасатели – Республиканский оперативно­спасательный отряд МЧС РК (РОСО) и подразделение спасателей из Караганды. Заместитель командира РОСО Станислав Меньшов и руководитель карагандинского подразделения Валерий Шамшиев со своими командами первыми прибыли на место, спустились в воронку.

– Работы проводили в специальных химзащитных костюмах, – говорит Станислав Меньшов. – Еще не было никакой информации о наличии гептила. И потому соблюдались все правила работы с высокотоксичными веществами.

Еще на место падения сразу же примчались три отделения пожарных. Они гасили возникший от взрыва степной пожар, поливали из брандспойтов спасателей, выбиравшихся из воронки. Смывали гептил. Судя по усталым лицам, первые часы были жаркими, всем досталось.

Наверное, появись мы тут несколькими часами раньше, послали бы нас куда подальше. Но к тому часу спасатели уже успели немного передохнуть и охотно делились впечатлениями о проделанной работе. Только для начала настойчиво предлагали принять обеззараживающую таблетку.

– Обязательно надо выпить таблетку, – с серьезным видом говорил Стас, – она нейтрализует действие гептила. Это специальные противогептиловые таблетки для спасателей, секретные, нам их выдают строго под отчет. Но тебе дадим одну.

Я доверчиво проглотила черную таблетку. А позже узнала, что секретная таблетка – обыкновенный… активированный уголь!

Чуть в стороне расположились россияне. Последние военные ушли с Байконура пять или шесть лет назад. Но российская команда все еще носит старую военную форму с эмблемами “Космические войска”. А на серебристой палатке по­прежнему загадочная надпись “НПО Машиностроения. Федеральное государственное унитарное предприятие”.

Один такой филиал НПО, называемый в просторечии российской базой №1, с незапамятных времен дислоцируется недалеко от Сатпаева. Очень ограниченному кругу известно, чем занимаются сотрудники базы. А занимаются они эксплуатацией районов падения отработанных ступеней ракет.

За несколько дней до старта отряд НПО в районе штатного падения предупреждает местных жителей, просит не выгонять далеко в степь скот, соблюдать меры предосторожности. После полета то же НПО собирает обломки отработанных ступеней. То есть очищает нашу землю от космического мусора.

Команда “космических уборщиков” работает в отлаженном, строго определенном режиме. В случае нештатных ситуаций, как в этот раз, аварийно­спасательная группа НПО Машиностроения выдвигается на место аварии и работает параллельно с нашим РОСО.

Обо всем этом мне рассказал заместитель начальника аварийно­спасательной группы НПО Вячеслав Пахомов. Времена космических секретов миновали. Но в беседе с космическим спасателем я допустила досадный промах: спросила, можно ли мне сбегать к самой воронке, чтобы сфотографировать поближе обломки и кратер? Это было ошибкой. Понятное дело, как всякий уважающий себя военный, он категорически запретил!

Миссия невыполнима

Ближе всех к воронке на момент нашего приезда работали российские и казахстанские независимые экологи. Им предстояло сделать более двухсот проб почвы и растений. Каждая проба в двух экземплярах. Одну потом будут проверять в российских лабораториях, другую – в казахстанских. По сути, от их выводов зависит самое главное: степень нанесенного Казахстану ущерба.

Главный специалист “Инфракос­Экос” Мурат Калымбетов и эколог уже известного нам НПО Машиностроение Андрей Соловьев пришли в лагерь, нагруженные пакетами с землей и пучками травы. Быстро скинули груз. И вновь ринулись в степь, к воронке. Я невзначай увязалась следом, задавая вопросы и предлагая свою помощь в сборе грунта, если они взамен покажут обломки “Протона”.

Экологи народ открытый, отзывчивый – согласились.

– Там есть обломки, на которых сохранились буквы от слова “Протон”, – на ходу рассказывает Мурат. – Мы прибыли сюда накануне старта, обычно всегда берем пробы почвы после штатного падения ступеней. Но произошло аварийное падение, и сейчас работаем в оперативном режиме. Вот пришли. Смотри: вот остатки буквы “О”, а там лежат “П” и “Р”.

Я торопливо делала снимки, понимая, что меня могут “засечь” в любой момент. Так и случилось. По степи на высокой скорости прямо на нас мчался грозный вездеход. Разъяренные “Космические войска” закинули меня в кабину и привезли обратно в лагерь.

На Казахстан упали деньги?

Чтобы реально представить масштабы произошедшей катастрофы, нужно увидеть место падения “Протона”. В радиусе 200–500 метров территория усеяна вывороченными глыбами. Повсюду тускло серебрятся обломки ракеты. Размеры воронки просто гигантские – 44 метра в диаметре и 17 метров глубиной. Удар при столкновении с землей, видно, был чудовищной силы, если пробило такой кратер.

Сразу после аварии российская сторона поспешила заверить мир, что падение ракеты произошло в безлюдных степях Казахстана, в районе, где поблизости нет населенных пунктов. Так что жертв и разрушений нет. Нельзя же считать разрушениями дыру в земле, а жертвами – суслика и воробья, чьи обгоревшие трупики нашли недалеко от воронки.

И в российской прессе замелькали заголовки типа “Деньги упали на Казахстан”, “Авария “Протона” сулит Казахстану многомиллионную прибыль”.

Наша страна не скрывает своей позиции – ущерб должен быть оплачен. За падение “Днепра” в июле прошлого года Казахстан потребовал от России компенсацию 1,1 миллиона долларов. И на этот раз, похоже, сумма будет еще выше.

Первую ключевую фразу сказал природоохранный министр Нурлан Искаков: “Падение ракет принимает чересчур системный характер”. Вторая ключевая фраза принадлежит главе правительства: “Как мы могли допустить, что “Протон” падает в 80 км от Жезказгана, где в этот момент находится глава государства, – возмутился Карим Масимов. – Ведь 80 километров для космоса – 3 сантиметра!”.

Судя по реакции, нашему правительству надоело, что ракеты систематически падают на наши головы и что мы не контролируем ситуацию. Где гарантия, что завтра очередной “Протон” не рухнет на город?

Черная полоса

С космодрома “Байконур” стартовало около двух тысяч ракет­носителей “Протон”. 90 процентов отработанных первых ступеней падают на Улытауский район Карагандинской области. В момент удара в землю и атмосферу выливается до трех тонн гарантийных остатков топлива – гептила. При аварийных падениях количество выбрасываемого топлива учесть невозможно. “Протон­М”, запущенный 6 сентября 2007 года, имел на борту более 600 тонн топлива. После штатного падения первой ступени неотработанного горючего оставалось более 200 тонн.

Гептил – высокотоксичное соединение, относящееся к первому классу опасности. По токсичности он в шесть раз превосходит ядовитую синильную кислоту.

С 1994 года, с момента передачи космодрома Байконур в аренду России, на землю Казахстана “Протон” падал более трехсот раз штатно и шесть раз аварийно.

5 июля 1999 года “Протон” упал в Каркаралинском районе Карагандинской области на поселок Карбушевка. Зоной возможного заражения гептилом стала площадь более 5 тысяч квадратных километров. Иск, предъявленный казахстанской стороной России, составил 37 миллионов тенге (это чуть более 300 тысяч долларов). Россия заплатила нам 200 тысяч долларов. И тысячу долларов хозяйке дома, на крышу которого упали обломки ракеты.

27 октября 1999 года в Жанааркинском районе Карагандинской области в пяти километрах от поселка Атасу вновь произошло аварийное падение “Протона”. Сумма выплаты составила 247 тысяч долларов.

В обоих случаях российские лаборатории не обнаружили наличия гептила в пробах почвы.

А 18 марта 2001 года на зимовке Мейлыбулак, в пяти километрах от Карбушевки, в семье чабана Саппарова в одночасье в страшных мучениях умерли два маленьких мальчика. Братья 5 и 7 лет. Тогда казахстанские специалисты предположили, что причиной гибели детей стало отравление гептилом, который прекрасно растворяется в воде, сохраняя при этом все свои смертельно опасные свойства. Его соединения еще более токсичны и могут накапливаться в природной среде, в воде, растениях и даже выпадать в виде осадков.

Однако официальная экспертиза версию медиков не подтвердила. Заключение компетентной комиссии было очень странным: причиной смерти детей стало отравление неустановленным ядом, и этим неустановленным ядом могло быть все что угодно, кроме гептила.

Главная интрига

Что решит Казахстан в связи с очередной аварией “Протона” – главная интрига космических держав мира.

На сегодня “Протон” – основная ракета­тяжеловоз, способная выводить на орбиту спутники коммерческого и военного назначения. Коммерческие запуски “Протона” составляют львиную долю космических денег России. Цена одного запуска – от 70 миллионов долларов. Все коммерческие старты застрахованы на сумму не менее 300 миллионов долларов, так что ущерба в случае аварии россияне не несут. Государственный космический научно­производственный центр им. Хруничева не испытывает недостатка в клиентах. Портфель заказов на коммерческие запуски “Протона” на нынешний год забит под завязку – 17 стартов.

Независимые эксперты предполагают, что сегодня у Казахстана на руках козырная карта и наступил момент, когда Казахстан может поднять вопрос об увеличении арендной платы за использование Байконура (сегодня она составляет 115 млн. долларов в год), пересмотреть условия выплаты компенсаций при нештатных ситуациях, потребовать от центра им. Хруничева отчет по безопасности запусков и еще много чего другого. Но гадать сегодня, какое решение примет наше правительство завтра, – дело неблагодарное. Хотя премьер уже высказался: “Нам придется какое­то решение принимать”.

Помнится, во время своего первого визита в Караганду только вступивший в должность Карим Масимов заявил: “Я человек такой: если что­то сказал, то обязательно выполняю”.

Карагандинцы это очень хорошо запомнили.

Фото автора и МЧС РК

Татьяна ТЕН