Зачем терпела столько лет?

Никогда не думала, что моя тетушка в глубине души очень несчастна! В детстве, когда я приезжала к бабушке в крохотную деревушку, тетя Маша с дядей Толей казались обычной слаженной семейной парой, за ними, словно хвостики, ходили четверо ребятишек – двое близнецов и двое младшеньких погодков.

В деревне жили все одинаково: у каждого изба из деревянных брусьев, большой огород, мотоцикл или уазик в гараже – без техники в земледельческом крае да при наличии скотины просто не обойтись! Вот и дядя с тетей, загрузившись всей большой семьей в “Москвич”, приезжали к бабушке на подмогу – сено в стога собирать, картошку копать. Во взрослые разговоры мы с сестренками не лезли, ну а братья про житье-бытье родителей никогда не говорили.

А вот когда приехали мы с сестренками в деревню уже подростками – по 14–15 лет – то отношение к дяде Толе резко поменяли. Уж больно не нравились нам его масляные глазки, которыми он жадно пожирал наши округлившиеся фигурки, и шаловливые ручки, которые так и норовили нас обнять, похлопать по “пятой” точке.

Только тогда мы заметили, что дядя Толя не прочь поворковать с любой приглянувшейся ему женщиной, даже родственницей! А то и зажать ее где-нибудь возле печки…

Это ли было поводом или как-то так само сложилось, но ездить в деревню мы с того лета перестали. Не тянуло…

Об измене донесли через час…

С тех пор прошло больше 20 лет. Дядя Толя с тетей Машей давно вышли на пенсию. Дети отделились, живут со своими семьями в собственных домах. Тетя сильно постарела. Говорит, муж ее называет старухой. Я удивилась: разве в 60 лет женщина – старуха?! Как-то за ужином выпили мы с тетей рябиновки – она у меня мастер делать всякие ликеры, настойки из всего, что растет на огороде и в лесу. И вот впервые у тети Маши развязался язык. Слушала я ее и еле сдерживала слезы.

А она рассказала, что вышла замуж за красавца Толика по огромной любви. И через девять месяцев на свет появились близнецы Витя и Иван. Отличали их лишь по крохотному родимому пятнышку на ножке у Ивана.

Все заботы по уходу за малышами легли на плечи тети – дядя с раннего утра до глубокой ночи работал в колхозе.

– Все мужики работали, а бабы дома с детьми сидели, – вздыхает тетя. – Очень тяжело было. Памперсов, подгузников не было, мы даже и представить себе не могли, что такое бывает! Горы пеленок стирала на руках. Детей укачивала сразу обоих: одного – на руках, другого – на ногах. А еще нужно было еду приготовить, корову подоить, скотину накормить, за огородом следить. До того дошла, что в 23 года весила 46 килограммов! За день так уставала, что, когда приходил с работы Толик, засыпала на ходу. А он у меня такой – ему ужин разогрей, чай налей, потом приласкай… Делала все машинально. Бывало, спросонья вместо сахара соли ему в чай насыпала. До постели доберемся – сразу засыпала у него на груди. Он страшно злился – ему ведь секс подавай! В полтора года я отдала детей в ясли, сама устроилась работать няней. Но муж к тому времени вообще перестал интересоваться домом и все дольше “задерживался на работе”. Я-то думала – так и надо! А тут как гром среди ясного неба – Толика мужики застукали на сеновале с разведенкой – дояркой Зиной. Через час об этом знала вся деревня. Муж во всем сознался – да и чего там, с поличным застукали. Мне бы дуре бросить его тогда, но испугалась – куда я пойду с двумя мальчуганами на руках?! К родителям возвращаться стыдно – не принято в деревнях так. Простила кобеля, с тех пор и мучаюсь с ним почти сорок лет…

 “Он любил других даже в мыслях!”

 – Так и жили. Я на его “задержки на работе” глаза закрывала –  хлопот хватало по дому да с мальчишками. А лет в 45 Толику точно шлея под хвост попала – стал гулять открыто со всеми деревенскими бабами подряд, даже совсем молоденьких не гнушался, – со слезами вспоминает тетя Маша. – Мне рассказывали о его похождениях все вокруг – мои снохи, сватьи. Стыдно было людям в глаза смотреть. А он словно стыд потерял – гулял вначале с соседкой нашей, потом переключился на ее 18-летнюю дочь. Домой денег не носил, говорил – то задерживают, то солярку купил, то гаишникам отдал, а сам оплачивал этой девице учебу в университете! Но еще ужасней было, что в дом заразу приносил! Мне приходилось в город ездить к врачам, наши, сельские, уже смеялись в лицо: что, Толик опять неудачно погулял? Он мне изменял даже в мыслях! Бывало, во сне женские имена называл, стонал так протяжно, как будто любовью занимался. Один раз я его чуть не придушила подушкой. Вовремя спохватилась – младшие-то сыновья еще в школе учились…

Ругалась, угрожала разводом – он каялся, просил прощения. Сама не знаю, почему прощала. Может, любила? А может, просто боялась остаться одна? Найти непьющего мужика в деревне – все равно что иголку в стоге сена. А мой не пил почти, только по праздникам. Да и красавец был, даже когда голова вся поседела, бабы к нему так и липли.

 Правда, с возрастом он еще и руки распускать начал.

Знаешь, я стала его бояться – как разозлится, так зверь зверем. Замахнется на меня – я готова в окно выпрыгнуть. Сдачи-то дать все равно не могу. А когда сидит дома, не гуляет, так вполне нормальный мужик. И по хозяйству поможет, и скотину накормит, и в щечку поцелует. Вечером сядем с ним у телевизора, мирно беседуем, чай пьем из душицы, и все плохое как-то само уходит…

Нет, мне этого точно не понять!

Может, угомонится?

Спрашиваю: “А что же сыновья, мои братья, за вас не заступятся?”.

– Ой, им и не надо этого знать, пусть живут спокойно, – отмахнулась от меня тетя. – Как-то сыну пожаловалась, он сказал: “Ты сама, мама, выбрала себе мужика, терпела его выходки, молчала столько времени, так что терпи дальше или разводись”. Лишь младшенький обнял меня и сказал: “Люби себя, мамочка!”.

– Старому кобелю-то – 67! И, знаешь, мужик он еще о-го-го! – печально говорила тетя. – Все по лесам, по болотам ходит, травки, корешки собирает, сушит, потом себе заваривает… Начитался, что для потенции полезно. А может, гуляет, потому что мухоморов переел? Он как-то признался, что ему всю жизнь не хватало секса.

А в прошлом году была хохма – клещ присосался к нему в интимном месте. Перепугался до смерти! Так трясся за свое “хозяйство”, что едва не помер от сердечного приступа…

Тетя постучала по деревянной столешнице: не дай бог!

А я все не могла понять: как же можно было вот так жизнь свою загубить?! Давно бы бросила своего гулящего! Но она обреченно сказала, что, видно, судьба у нее такая. Да все вокруг так живут – мужик если не гуляет, так пьет. Или лодырничает.

 – Все надеюсь, что вот-вот он угомонится, станет импотентом, и наконец заживем мы с ним спокойно, – объясняет мне тетушка. – Ведь нерабочий он кому будет нужен? Кроме меня, никому. Вот и будет мой Толик – только МОЙ.