Валерия Цой: Судьбу можно изменить

– У нас очень спортивная семья, – говорит Валерия Цой. – Мама, к примеру, занималась спортивной гимнастикой. Мы предпочитаем активный отдых, да и наши друзья не домоседы. Это все идет с детства, на которое я пожаловаться не могу.

– Чем оно было особенно интересно?

– У нас очень красивые Сибинские озера. Это сейчас там понастроили дома и базы, а раньше это было не принято. Мы выезжали туда на выходные с палатками тремя-четырьмя семьями. В той компании я была единственной девочкой, зато получила навыки лазания по деревьям и всего остального. Постоянно были бумеранги, бадминтоны. Когда стала постарше, появились велосипед, плавание, вейкборд. Кстати, на вейкборд я встала раньше, чем на сноуборд. Это все папа. Началось с горных лыж, потом были водные лыжи, и, наконец, всей семьей перешли на доски.

– И мама?

– Да, она на вейкборде тоже катается. На воде ведь легче падать: отпустил фал – и погрузился в воду. Пару раз мама попробовала на сноуборде, но когда на ногах остались синяки, решила вернуться к водным лыжам.

– Для занятий сноубордом нужно мужество?

– Нет. Вполне достаточно желания не лежать на диване. Для сноуборда даже серьезные навыки координации не нужны: некоторые девушки на каблуках не могут стоять, а на сноуборде нормально катятся.

Нежданное пристрастие

– При такой активной жизни об учебе не забывали?

– Нет. Только когда стоял вопрос, идти в субботу в школу или кататься на сноуборде, папа говорил: “Да что ты в школе забыла?”. У меня была замечательная школа. Она дала мне больше, чем кому-то может дать университет. У нас был довольно длинный учебный день – с восьми часов утра и до пяти вечера. Потом я шла в спортивные секции: на волейбол, баскетбол, плавание или танцы. В младших классах меня еще попробовали засунуть в школу искусств, но на нее просто не хватило терпения. Хотя с детства мне прививали все творческое: стены были дома разрисованы карандашами и фломастерами, а во всех книжках был засушен гербарий.

– До сих пор рисуете?

– Да. Углем. Почему-то вдруг такое пристрастие появилось. Раньше рисовала акварелью, гуашью и карандашом. Откуда ни возьмись – даже мама удивляется – у меня стали получаться лица. Причем, по большей части, мифические. Природу рисовать тоже люблю. Для нее выбираю пастель. Вообще, природу люблю в любом проявлении: картины, фотографии, в живом виде.

– Какие книги читаете?

– Только не женские романы. Читаю что-то связанное с эзотерикой, космоэнергетикой. А так беру то, что посоветуют друзья или о чем сама услышу. Пару очень хороших книг мне посоветовал друг из Словении. А друзья из Австрии рассказали об очень интересной книге эстонской писательницы. Она – о времени, когда Прибалтику присоединяли к Советскому Союзу. Я в Эстонии не была, но знаю, что там до сих пор есть неприязнь к русскому языку и к русским. Книга достаточно тяжелая, но заставляет задуматься.

– Вы фаталист?

– Я думаю, что судьбу можно изменить. При этом есть знаки свыше, которые можно увидеть. Считаю, что если что-то не получается, то не нужно упираться, продолжать этого добиваться – только пустая трата времени. Но и отказываться нельзя. Можно просто отложить на время, а потом вернуться. С тем же сноубордом мне часто говорили: “Брось его, ничего у тебя не получится”. Но у меня было убеждение, что все сложится.

Подводили не люди, а мои ожидания

– Любите давать советы?

– Есть во мне такая черта. Порой хочется сказать человеку, что он неправильно делает, но стараюсь себя сдерживать. Как-то приехала подруга из одной азиатской страны. В местных жителях, говорит, понравилось то, что будет безногий лезть на дерево, и ему никто слова не скажет. Это правильно. У каждого свое видение. Спросят совета – буду рада помочь, не спросят – не лезу. Сама не люблю, когда ко мне пристают с советами.

– Вы доверчивый человек?

– Да. Я людям охотнее верю, чем не верю.

– Случалось на этом обжигаться?

– Бывало, что меня подводили. Точнее, подводили не люди, а мои ожидания, которые получались не совсем такими. Поэтому стараюсь не ждать слишком многого, не судить людей, хотя не всегда получается.

– Бывает так: вы чувствуете, что должно получиться, а ваш папа, который является еще и тренером, считает по-другому?

– Такие моменты случаются. Но я доверяю своей интуиции. Папа сначала злился на мои аргументы типа “я чувствую”, но сейчас, видя результат, смирился. Он знает, что нет смысла меня переубеждать.

– Есть убеждение по поводу женской дружбы? Она существует или нет?

– Существует. Могу даже привести прошлогодний пример из Сочи, где проходил этап Кубка мира. Мы все – соперницы. Тем не менее у меня очень хорошие отношения с теми же немками. Обычно внизу трассы тебя кто-то из команды ждет – врач или менеджер, чтобы воды подать или спинку растереть. Но мы с папой вдвоем, у нас нет персонала для дополнительных функций. Так вот, меня на финише встретила Белла (Изабелла Лабёк. – Прим. ред.), стала успокаивать, что-то советовать, воду поднесет, печеньку сунет. Все-таки она более опытная, чемпионка мира в конце концов. Вот вам женская дружба.

Уроки немецкого

– Вы говорите по-английски и по-немецки, немного по-итальянски. Языки учили целенаправленно или овладели ими в ходе общения с соперницами?

– Я училась в немецкой школе. Физика, биология, химия и другие предметы преподавались только на немецком языке. Это была частная школа, в ней – по 12–15 дополнительных часов немецкого в неделю.

– Как вы там оказались?

– Совершенно случайно. Сначала я училась в специализированном классе обычной средней школы. В нем девочек обучали этикету, танцам, логике. Все были такими барышнями, принцессами – осанка, короны. У некоторых даже начала развиваться мания величия. Через пару лет класс расформировали, нас стали распределять по месту жительства, а так как я была из другого района, пришлось искать новую школу. В обычную родители отдавать меня не хотели, и я пошла в гимназию, где уровень преподавания выше. Так получилось, что по соседству в немецкой школе шел ремонт, и весь архив документов на время перенесли в мою гимназию. По счастливому стечению обстоятельств мои документы перепутали, и меня зачислили в немецкую школу.

– На тот момент вы должны были сильно отставать от новых одноклассников…

– Тут началось самое интересное. Мне сказали, что если я хочу учиться в немецкой школе, то должна догнать одноклассников. Родители предложили мне пойти не в третий, а во второй класс – там будет легче. Но я-то упертая.

– Как человек в девять лет может осознать, что ему надо?

– С детства у меня воспитывали умение добиваться всего. Почему они говорят по-немецки, а я не могу? И за полгода прошла двухлетнюю программу. Было очень тяжело: мы нанимали репетитора, еще и мама со мной занималась. В конце концов она не выдержала, ведь каждый день нужно было заучивать по два листа новых слов. А я продолжала учить и после школы лучше всех написала диплом по немецкому.

– Какой смысл десять лет учить иностранный язык, чтобы потом получать образование в Казахстане?

– Был такой момент. Мы ездили в Германию по обмену и жили там в местных семьях. Мне, наверное, не повезло с семьей, и я для себя решила (это было в восьмом классе), что ни учиться в Германии, ни жить не буду. Просто не понимаю их менталитет. С другой стороны, благодаря знанию немецкого языка я, наверное, преуспела в сноуборде. Он помогает в организации совместных тренировок и многом другом. Немцы, австрийцы, швейцарцы ценят, когда с ними говоришь на их языке. Особенно – если бегло и практически без акцента.

Религия плохому не учит

– В немецкой школе были предметы, которые не изучают в обычных школах?

– Да. Например, религия. Мне было очень интересно. Я не делю ее на плохую и хорошую. Гораздо важнее, во что ты веришь, а не как она называется. Основа всех религий одна. Ни одна из них в своем первоначальном виде плохому не учит.

– Получается, у вас нет определенной веры?

– Я – крещеная, хожу в церковь. Причем и в православную, и в католическую. Я иду туда, когда чувствую в этом потребность. Мне там хорошо, я отдыхаю душой, думаю, остаюсь с собой наедине. Что в храмы, что в костелы заходишь внутрь и диву даешься. Наверное, такое же чувство испытываешь, когда оказываешься в египетских пирамидах.

– Пирамиды – это, по сути, кладбища…

– После того, как я съездила в Германию, у меня изменилось отношение к кладбищам. Нас повели в церковь, рядом с ней было кладбище – древние захоронения, памятники. Это так красиво. Само слово “кладбище” отдает холодком. Но там я могла часами ходить между могил, и было совершенно другое восприятие. С немецкого это место переводится как “спокойный двор” или “двор упокоения”. У них на кладбищах как-то спокойно.

Когда закипают мозги

– Вы были в Японии?

– Нет. Только в Корее.

– Там тоже своеобразная культура…

– Корейцы – жуткие трудоголики и при этом дружелюбные. Меня они как кореянку совсем не воспринимали. В Испании меня принимают за испанку, в Италии – за итальянку, с японкой пару раз путали. Когда говорю, что я кореянка, живу в Казахстане и говорю по-русски, у них мозги закипают.

– В каких еще странах были и в каких-то хотели бы побывать?

– Если не по спорту, то была в Индии, Таиланде, Китае. Все эти азиатские страны я объехала одна, и каждая поездка стала колоссальным опытом, представление о мире переворачивалось. Очень хочу посмотреть Новую Зеландию. В первую очередь из-за природы. Вьетнам хотела бы увидеть, Аляску. Даже картину представляю: охотничий домик на берегу озера (такие, как раньше были у золото­искателей), в камине трещат дрова, собака рядом. Абстрагироваться от окружающего мира на недельку-другую, когда нет ни сотовых телефонов, ни Интернета. На Аляске очень красиво весной, когда начинают цвести поля. Бывает, что нет ни физических, ни моральных сил, но выберешься в горы, посмотришь на всю эту красоту, и жизнь снова становится прекрасной.