Увага. Владимир Рерих о скелетах в шкафу

Лето в тот год выдалось несносное, стояла невиданная жара. Я обитал обок Маршалковской, в крошечной квартирке с игривым прозвищем “кавалерка”. Дом стоял на площади с чудным названием – Грибная; окно моей кельи выходило на плоскую крышу питейного заведения, которое называлось “Жидовская ресторация Минора”. Вывеска зазывала отведать “карпа по-жидовски”. Это резало слух. Неподалеку от ресторана располагалась синагога. Табличка на фасаде настойчиво поясняла, что синагога “жидовская”. А в полутораста шагах от нее находился театр. Разумеется, тоже “жидовский”. В театр я зашел и посмотрел спектакль. Вернее, концерт.

Позже мне пояснили, что обилие еврейских топонимов именно в этом месте не случайно – здесь начиналось гетто. И что в польском языке бранный для русского уха этноним “жид” происходит от “иудей”. Йотированная гласная в начале слова по законам фонетики превращается в звук “ж”. Только и всего.

“Стало быть, евреев в Польше нет?” – веселился я за пивом, но мои варшавские приятели подобной игривости не разделяли и отвечали сдержанно. А когда я особенно распалялся в застольном словоблудии, укоризненно сдерживали: увага, Влодзимеж, увага. Это по-польски значит – осторожно, легче на поворотах…

Известно, что в каждом доме есть скелет в шкафу. В истории любой страны есть умолчания о событиях, которые никак не вписываются в героический эпос. О них смутно помнят, говорят вполголоса и невнятно.

…Итак, я жил тогда в Варшаве, но, снимая документальный сериал, много колесил по стране. Белосток наша группа миновала без остановок – городок был невзрачный. И этот населенный пункт мы, скорее всего, проскочили на марше, едва взглянув на табличку с его названием – Едвабне.

Похоже, летом 1941 года передовые части вермахта пронеслись мимо него так же, почти не заметив. А в Едвабне, где с давних пор жили поляки и евреи, 10 июля началась резня. Небольшое местечко, где они сто лет вместе гуляли на свадьбах, провожали новопреставленных и встречали новорожденных. Иные семьи роднились.

Памятник жертвам погрома в Едвабне

Но в тот летний день поляки убили евреев. Почти всех. Они убивали их палками, камнями, цепами, лопатами, вилами, косами, душили руками, веревками, резали ножами, серпами, рубили топорами. Оставшихся загнали в большой овин и сожгли заживо. Женщин, мужчин, стариков, детей. Дома разграбили.

Позже, когда опомнились, весь этот ад свалили на немцев – а на кого еще? И шестьдесят лет старательно не вспоминали. В 2001 году Ян Томаш Гросс, эмигрант, живший в США, выпустил документальную книгу, рассказывающую об этом страшном дне. Можно вообразить, какие бури она породила в обществе. Была назначена государственная комиссия. Она не только подтвердила эти чудовищные факты, но и дополнила картину.

Чудовищный эпизод. Но дает ли он право записать поляков того несчастного местечка в прирожденные душегубы? Вопрос вполне дурацкий. Разумеется, нет. Почему же тогда они сотворили столь омерзительное злодейство? Тадеуш Слободзянек, польский драматург, пытался это понять, написав пьесу “Одноклассники. Уроки истории”.

Спектакль по этой пьесе был поставлен в разных странах. По тяжести это зрелище можно сравнить лишь с судебно-медицинским вскрытием.

Разверстое нутро человеческой души бывает нечеловечески отвратительным. В ее потаенных складках прячется, подобно глистам в чреве, всякая дрянь. Ненависть к ближнему, способность убить его только за то, что он выглядит и говорит иначе, – в том числе. Эти хтонические, то есть глубоко подпольные инстинкты придавлены мощной тяжестью культурных и общественных запретов. Зародыши рептилий ворочаются в смердящем мраке фекалий и дают о себе знать невинным пердежом насмешливых этнических прозвищ или вонючими анекдотами “про чукчу”. Но когда тяжесть запретов – по разным причинам – ослабевает, гельминты проворно выбираются из кишечных сплетений и устремляются прямиком в мозг. И он в одночасье взрывается.

Это и произошло в Едвабне, где вдруг не стало никакой власти. Крошечный комендантский гарнизон вермахта, разумеется, не вмешался в происходящее, а избиение евреев вполне укладывалось в идеологическую доктрину нацизма. Немцы, хихикая, просто фотографировали сцены омерзительного погрома. Чудовищ рождает не только сон разума, но и задорная бодрость власти, поощряющей скотство. Об этом следует твердо помнить.

Спектакль по этой пьесе состоялся и в нашем городе. Его сотворил крошечный бесприютный театрик, который лишь недавно обрел прописку, бог весть, надолго ли. Я смотрел его прошлым летом и, потрясенный, отчетливо сознавал, что эти юные актеры, почти дети, сделали то, что оказалось не под силу государственным мужам, сочиняющим унылые мантры о дружбе народов и единстве. Из чувства искренней благодарности не откажу себе в порыве перечислить их имена: Мадияр Сарыбай, Нургиса Куанышбайулы, Жанель Сергазина, Акжол Ерланулы, Мирас Исаев, Бахтияр Байсерик, Вахид Изимов, Алмажай Торемурат, Акниет Орынтай, Мадина Кульсеитова, Виталий Куприянов.

Это они стали на два часа Дорой, Зоськой, Рахелькой, Якубом, Рысеком, Менахемом, Зикмунтом, Хенеком, Владеком и Абрамом.

В этом спектакле не было “искусства”, потому что там дышала почва и судьба. Это редко бывает. На моем веку и в этом городе это случилось, на мой взгляд, впервые.

Склоняю голову перед режиссерским талантом Барзу Абдразакова и организаторскими усилиями Айгуль Султанбековой – без ее самоотверженных стараний ничего бы не произошло.

Спектакль этот был увенчан Гран-при на фестивале Art-окраина в Санкт-Петербурге. На прошлой неделе их пригласил театр “Балтийский дом” – за свой счет. Когда вы прочтете эту заметку, они уже вернутся. И тоже за их счет.

Это ведь только кажется, что какое-то там Едвабне. Что это было давно, далеко и нас не касается. То, что произошло в том польском местечке, может произойти где угодно и когда угодно. Полыхнуть на соседней улице, в соседнем доме, в соседней квартире. Или в соседней стране, которая рядом, за холмом, за морем, где на прошлой неделе уже вспыхнуло.

Увага.

Алматы