Русалка без прикрас

пейзанским радостям, типа купания в стоявшей под водостоком бочке и валяния на пышной дворовой траве. Времяпрепровождение выдалось вполне себе созерцательное. Созерцать же приходилось большей частью жизнь родного и соседских подворьев.

Как раз на соседском жила Нюрка-дурочка. Ничего такого дурацкого в ней не было, разве что смотрела она всегда в землю и ни с кем толком не разговаривала. Но так ее называли взрослые, и я воспринимала всю конструкцию как имя и характеристику одновременно.

Нюрка была самой неудачной дочерью в многодетной бедной семье. Вечно в каких-то застиранных тряпках, босая, грязная, она мела двор, мыла крыльцо, вывешивала белье, окучивала картошку и кормила кур. Ее двадцатилетние сверстницы учились, невестились или уже впряглись в семейную лямку. Нюрке все эти радости не светили.

Нежданное преображение

И вот прекрасным летним днем, когда солнце зашло за вишни, за щелястым забором раздался плеск и женский визг. Это Нюрка, поскользнувшись на раскисшем суглинке, рухнула во вкопанную в землю емкость с водой. Такие чаны для хознужд и полива были почти в каждом огороде. Барахталась в скользком чане Нюрка, но на помощь не звала – кряхтела, упиралась босыми ногами в покатый скользкий скат, цеплялась за край... Вылезла мокрая минут через пять. Сначала пыталась отжать линялое невнятное платьице прямо на себе, но отчаялась и, оглянувшись по сторонам, скинула его через голову.

И тут я подскочила от неожиданности – рядом со мной кто-то шумно вздохнул. Это был ухажер родственницы, курсант училища военных летчиков, мужское существо высшего порядка в форме, волшебно перетянутое кожаными ремешками. Он приехал к своей подруге два дня назад – как надеялись взрослые, чтобы наконец сделать предложение.

– Русалка, – пробормотал он про себя и, сердито-смущенно взглянув на меня, решительно протопал к кривой калитке на задний двор, где граничили наши и соседские грядки.

Скандалы нашего двора

Больше в щель подглядывать я не решилась, хотя хотелось. Мне в момент Нюркиного раздевания, видимо, как и залетному гостю, показалось, что дурочка наша превратилась в принцессу. Точеная фигура и естественная пластика выделяли ее из ряда крепких крестьянских девиц.

Остаток лета скучным не был. Невероятный роман курсанта и Нюрки-дурочки обсуждался взрослыми с энтузиазмом. А паузы и переглядывания рассказывали нам, детям, больше, чем любой прямой текст. Нюрка за позор была матерью бита. Брошенная подруга закатила скандал на весь квартал. Курсант с нашего двора куда-то съехал.

Повезло!

Потом наступил сентябрь, и родители забрали меня домой. А через какое-то время я услышала, что Нюрка с этим самым летчиком поженились и уехали. Взрослые ахали и не уставали удивляться.

На глаза матери Нюрка появилась лет через семь. В туфлях на шпильках, шелковом платье, с нарядной девчонкой лет пяти и кучей подарков. Она улыбалась, демонстрировала, что помнит соседей по именам и не помнит о прошлом статусе.

Оказалось, нашу золушку прекрасно приняли в Челябинске, в интеллигентной семье мужа: она была тиха, работяща и за доброе слово готова горы свернуть. Окончила библиотечный техникум, освоив хитрые приемы оттачивания женской красоты и родив мужу дочку. Муж служил где-то на Севере. Нюрка, которую теперь звали интеллигентным именем Анна, работала в военной части в библиотеке.

Взрослые вздохнули, развели руками и сделали вывод: повезло. Я в силу малолетства выводов не делала, но твердое понимание того, что никогда не поздно начать новую жизнь, отбросив старые неудачи, как уродливую линялую тряпку, вынесла именно оттуда.

Костанай