Кзыл-ординская ссылка поэта

лямку в Семипалатинске, а в кзыл-ординских степях мучились Тарас Шевченко и Алексей Плещеев – совсем молодые поэты, кумиры вольнолюбивой молодежи середины ХIХ века.

Казнь заменили ссылкой

Имя Алексея Плещеева известно меньше, чем Тараса Шевченко или Федора Достоевского. Хотя молодой поэт оставил потомству сборник прекрасных произведений, адресованных детям, “Подснежник”, которым зачитывались еще при его жизни. Чистота души автора, прелестные картины природы открываются и в книге “Былое. Картины далекого детства”.

По профессии этот незаурядный человек с такой тонкой и чуткой душой был военным. Он родился в Костроме в 1825 году, образование получил в школе гвардейских подпрапорщиков. 1849 год стал для Плещеева переломным: поэта арестовали по делу Петрашевского, вина Алексея Николаевича, по мнению властей, была столь серьезной, что ему грозил смертный приговор, но вместо этого Плещеев был сослан в Оренбургский край рядовым.

Пребывание его в Оренбургском крае продолжалось восемь лет, из которых семь он оставался на военной службе, принимал участие и в военных действиях во время штурма кокандской крепости Ак-Мечеть (позже – форт Перовский, а ныне – Кзыл-орда. – Авт.).

Какие люди тут служили!

О его службе в форте Перовском осталось лишь несколько строк в биографии да легкие, нежные и чуть печальные стихи, раньше украшавшие школьные хрестоматии.

6 января 1850 года Плещеева привезли в Уральск. Известного поэта помиловали дважды: четыре года каторги заменили “отдаянием в солдаты”. Он был зачислен рядовым солдатом в 1-й Оренбургский линейный батальон.

Какие необычные люди жили и воевали в кзыл-ординских краях! Кого сюда только не ссылали! Вот, например, Дандевили. Первый из них – военнопленный француз времен Отечественной войны 1812 года Дезире д,Андевиль. После плена он принял российское подданство и был приписан к Оренбургскому казачьему войску, преподавал в военном училище. Его сын, Виктор Дезидерьевич Дандевиль (1826–1907 гг.), будущий генерал, как раз в то время, когда в Оренбург привезли Плещеева, был “назначен состоять при оренбургском генерал-губернаторе графе Перовском офицером по особым поручениям”. К нему-то и обратилась за помощью мать поэта, бывшая фрейлина царского двора, приехав в Оренбург защитить сына, рассказать, что он вовсе не уголовный преступник, как считали его сослуживцы, за что и мучили. Это Виктор Дезидерьевич Дандевиль устроил встречу матери ссыльного поэта и графа Перовского.

Все приумолкли, узнав, что Плещеев стал появляться в доме у самого Перовского. Да еще завел знакомство с некоторыми важными персонами, хотя и считался “конфирмованным преступником”, “рядовым из ссыльных”. Опальный поэт отдыхал душой лишь в семье Дандевиля – своего ровесника, а потом и друга, воспитанного, образованного человека, и его жены, признанной в городе красавицы, Любови Захаровны Балк.

Виктор Дандевиль стал близким другом опального поэта и оказывал помощь не только ему, но и Тарасу Шевченко, польским революционерам Б. Залескому, З. Сераковскому и другим ссыльным вольнодумцам.

Служба в Ак-Мечети

Дружбу Алексея Плещеева и капитана Виктора Дандевиля укрепило их участие в ак-мечетской экспедиции. Оба по собственному желанию в марте 1853 года отправились в опасный и тяжелый поход. В письме к Дандевилю Плещеев объяснял свое участие тем, что “цель похода была благородна – защита утесненных, а ничто так не одушевляет, как благородная цель”. Дандевиль тоже пошел в степной поход добровольно. У обоих, кроме возвышенной цели, была и другая, более практичная – отличиться в бою и сделать карьеру. Только капитан В. Дандевиль мечтал получить следующее звание и продвижение по службе, а Плещеев хотел выслужиться для того, чтобы сразу выйти в отставку. Он не знал, что существовало личное указание царя, запрещавшее помилование петрашевцев, – только полный срок наказания!

Не стану еще раз описывать сам штурм Ак-Мечети. Друзья приняли в нем самое активное участие. Оба вели себя героически. Оба были представлены к наградам и повышению в чине. Только когда в сентябре 1853 г. войска вернулись в Оренбург, капитан Дандевиль сразу стал подполковником и уехал вместе с генералом Перовским в Петербург с отчетом, а “9 конфирмованных солдат из ссыльных” остались ни с чем.

Плещеев мучительно долго ждал решения своей судьбы. Поняв, что он и его восемь товарищей по несчастью, в основном поляков, исключены из общего списка представленных к наградам, хотя тоже “совершили трудный поход и много вытерпели… и везде были в опасности”, поэт решил написать другу и попросить его о помощи.

Письма к другу

Письма Плещеева к полковнику Дандевилю – горькая повесть о жизни поэта в забытом богом городке. По этим двум письмам (первое – от 22 декабря 1853 г., второе – от 18 января 1854 г.) можно судить, как жилось тогда солдатам и офицерам в Ак-Мечети, только что переименованной в форт Перовский.

В первом письме Плещеев просит друга узнать, выполнил ли В. А. Перовский свое обещание похлопотать за него перед государем. Что ответил генералу царь, нам неизвестно. Но судя по тому, что Плещеева вскоре, в мае 1854 г., во второй раз отправили в форт, где он пробыл еще два года, хлопоты остались пустыми.

Друзья опять оказались на разных полюсах. Поэта ждала тяжкая солдатская служба. Подполковник Дандевиль быстрыми шагами шел по служебной лестнице. Он стал заведовать “степными делами” – всем тем, что касалось постройки и снабжения укреплений на берегах Сырдарьи и жизни местного населения.

Комфорт степного форта

Русская колония на краю света… О старых сибирских городах написано достаточно много. Вспомним хотя бы мемуары декабристов, военных, купцов, обживших торговые пути в Китай, настроивших своих лавок и роскошных по тем временам магазинов в Петропавловске, Семипалатинске, Павлодаре и даже в крошечной тогда Акмоле. А что такое Ак-Мечеть? Она хоть и стала фортом Перовским, но по-прежнему там были лишь развалины глинобитной кокандской крепости. А ведь совсем скоро – в 1860-х гг. – отсюда начнется большой прыжок российских войск на среднеазиатские ханства, который получит название туркестанские походы и унесет немало жизней воюющих с обеих сторон. А пока…

“Все эти Казалы, форт Перовский, Раим, Кош и так далее представляли собой глинобойные укрепления, занятые гарнизоном в 1–4 роты с несколькими орудиями и небольшими отрядами кавалерии, – пишет современник поэта. И продолжает: – В военном отношении форт Перовский никуда не годился, а он был одним из самых больших во всей линии укреплений. Правда, нашими противниками являлись разбойничьи шайки… да нестройные, плохо вооруженные скопища кокандцев – противники, не страшные для любого регулярного войска”.

Дандевиль ездит по этим бывшим кокандским “крепостцам”, а Плещеев служит в форте. “Хотите ли, чтобы я описал вам ак-мечетский комфорт? Извольте. Лучшие квартиры здесь у начальника линии, у начальника форта, у Осмоловского. Барон убрал свою комнату со вкусом – повесил гардины, портьеры, оклеил обоями. У Скальмовского нет этого великолепия, но хорошая, большая комната – выбеленная и высокая. Осмоловский сам соорудил себе домик, состоящий из приемной и небольшого кабинета. У него даже цельные стекла в окнах… Мы (с тремя офицерами) тоже соорудили себе из сырцового кирпича нечто вроде дома, немножко сырого, мрачного, с земляным полом, но все-таки в нем лучше, чем в кибитке. У нас три комнатки и в каждой – по камину. От множества труб на крыше наше жилище походит на сахарный завод”.

Плещеев почти не бывает “в обществе”, хотя офицеры наконец признали его своим. Его не интересуют карты, пьянки, интриги, сплетни. Лишь один человек привлекает поэта – Бутаков, исследователь Арала, и его жена: “Говорят, замечательная женщина. Путешествовала, акварельные портреты пишет – словом, страшно!”. Страшно, потому что женщина любит “талейранствовать” – рассуждать о политике, а он сыт ею по горло. Ни в одном его письме нет и намека на обсуждение какого-либо события в стране и за рубежом. Плещеев знает, что его письма просматриваются цензурой.

Тяготы ссылки

Случались в Перовском и перебои с провиантом. Однако “офицеры не чувствовали этого недостатка – у всех был запас выписанных из Оренбурга припасов, а солдаты, хлебая теплую воду с мясом, отшучивались и желали, чтобы кокандцы пришли поскорей да принесли с собой опять побольше провианту”.

На самом деле солдат выручала охота. Пойменные леса Сырдарьи Плещеев называет прекрасным естественным национальным парком, в котором полно дичи, в том числе кабанов и тигров, от которых приходилось защищаться. Фазаны просто десятками выпархивали из-под ног.

Иногда из крепости в степь отправлялись небольшие экспедиции – нередки были случаи похищения из присырдарьинских зарослей работавших на заготовке дров людей – русских и казахов, приходилось их выручать. Были экспедиции против грабивших казахские аулы кокандцев или разбойничьих шаек. Каждую такую вылазку Плещеев ожидал с нетерпением и обязательно принимал в ней участие. Он искал случай отличиться, заслужить “офицерские эполеты”, а с ними “прощение вины”, чтобы вырваться из нестерпимой обстановки.

Возвращение к жизни

Но только в мае 1856-го за храбрость его произведут в унтер-офицеры, а затем он получит чин прапорщика “с переименованием в коллежские регистраторы и с дозволением вступить в гражданскую службу, кроме столиц”. Чем он и воспользовался – стал служить на пограничной линии, а затем секретарем у гражданского губернатора. Он получил разрешение на въезд в “обе столицы” только в 1859 году и вернулся к литературной деятельности после десяти лет солдатчины. В 1863 году его пытались снова привлечь по делу Чернышевского, тоже подвергнутого гражданской казни и ссылке. Но не вышло.

Нужда, постоянно преследовавшая поэта, подрывала его здоровье. На закате дней он неожиданно получил огромное наследство, которым пользовался только два года: он скончался в Париже 26 сентября 1893 г. Тело его перевезено в Москву.

Кстати, пути поэта и генерала больше не пересекались. Однако публикацией писем Плещеева, в которых отражена жизнь Кызылорды в самом ее начале, а также быт и нравы того времени, мы обязаны сыну Виктора Дезидерьевича.

Учащиеся музыкальных школ более сотни лет исполняют светлые и нежные произведения из “Детского альбома” П. И. Чайковского. Немногие из них знают, что они написаны на стихи замечательного русского поэта Алексея Николаевича Плещеева, в какой-то мере – кзылординца.

Кызылорда