Их называли не парой, а они просто любили друг друга

О том, каким он был нежным отцом, какие трепетные отношения у него были с женой, знают совсем немногие.

Свою супругу, Газизу Ахметовну Жубанову, он пережил на 16 лет: ее не стало 13 декабря 1993 года. Два народных артиста СССР, два лауреата Госпремии СССР, два лидера: она была ректором консерватории имени Курмангазы, он – главным режиссером главного театра страны – Казахского государственного академического театра драмы им. Ауэзова. Окружающие, глядя на них, удивлялись, как эти двое уживаются под одной крышей? Ведь они такие разные!

Она – само спокойствие и такт, он кипел и горел круглые сутки. Завистники шептались: “Она же старше его на пять лет!”. А они не только уживались, в этом союзе родились пятеро детей. Согласитесь, это говорит о многом!

Сирота женился на дочери академика!

О взаимоотношениях отца и матери рассказывает их старший сын – Алиби Мамбетов.

– Покойный дядя, муж папиной сестры, художник Аубакир Исмаилов, вспоминая, как познакомились отец с матерью, рассказывал, как он вместе с академиком Ахметом Жубановым ездил в области в фольклорные экспедиции. Однажды академик спросил его, не собирается ли кто-нибудь из его знакомых в Москву? Он хотел передать для дочери Газизы, в ту пору аспирантки Московской консерватории, коробку с яблоками и дефицитные тогда нотные тетради. “Азик уезжает на днях”, – сказал дядя, имея в виду младшего брата своей жены, студента ГИТИСа. Так папа познакомился с дочерью академика.

Но сам отец по-другому рассказывал о первой встрече со своей будущей женой. Он познакомился с нею на новогодней вечеринке, где собрались казахстанские студенты и аспиранты, учившиеся в то время в Москве.

“Среди приглашенных была и Газиза – беленькая, голубоглазая, скромная девушка. Было весело, мы пели песни, танцевали. Это был незабываемый вечер – я, кажется, впервые в жизни по-настоящему влюбился… Меня покорил контраст, присутствовавший в ее характере: женственность, нежность и вместе с тем некая сила и внутренний стержень. Теплый свет, лившийся из ее глаз, озарял всех, кому посчастливилось знать ее! Каждому казалось, что она смотрит и улыбается именно ему”. (Из неопубликованных воспоминаний Азербайжана Мамбетова.)

– Недруги расценивали их союз как “брак по расчету”: дескать, сирота Мамбетов женился на дочери академика ради карьеры.

– Папа эти разговоры называл фигней. Плод их взаимной любви – мы, их дети. Мама всегда считала, что женщина прежде всего должна быть матерью, это ее долг и перед природой, и перед людьми. Идею продолжения рода она распространила и на свое творчество, оно у нее пронизано могучим созидательным духом. Когда отцовский спектакль “И дольше века длится день”, музыку к которому написала мама, ставился в Москве, Михаил Ульянов, исполнитель роли Едигея, удивлялся: “Неужели эту музыку написала слабая хрупкая женщина? Какая сила, однако!”. А папа говорил, что в произведениях мамы звучит “мужественная женственность”.

“У нас с Газизой сейчас четверо детей – Дина, Алия, Алиби и Адай. Но был еще Аханчик, наша с ней лебединая песня. Ему было три года, когда он заболел воспалением легких. Нашего мальчика должны были уже выписывать из больницы, когда врач неожиданно сказала: “Пусть полежит еще субботу и воскресенье, а в понедельник вы его заберете”. В субботу ночью вдруг звонок: “Вашему ребенку плохо”. Я кинулся искать известного профессора – специалиста по детским болезням. Но когда наконец я привез его в больницу, было уже поздно: врач взяла у него пункцию. Эта процедура оказалась для Аханчика смертельной – он скончался на глазах у Газизы. До сих пор стоит в ушах ее душераздирающий крик: “Убийца, убийца! Отдай моего ребенка! Что ты сделала с ним?!”. Та молчала, скрывая лицо за белой повязкой. Сейчас, когда я вижу врача в маске, у меня такое чувство, что это та самая, которая сделала это… А крик Газизы, ту страшную боль, которая так ее и не оставила до конца жизни, я слышу в ее операх, балетах и симфониях…”. (Из неопубликованных воспоминаний А. Мамбетова.)

Мама была истинной женщиной и интересы мужа ставила выше личных. У отца была привычка: придя из гостей, чуть ли не с порога говорил: “Галя (так многие называли маму), хочу кушать” – “Ты что?! Мы же только что из-за стола”. А он настаивал: нет, я хочу кушать. И мама, не прекословя, накрывала на стол.

“Я называл ее декабристкой”

Декабрь 1986 года не прошел бесследно для них обоих, хотя мамы на площади не было. Отец в тот день не вернулся домой, а ночью позвонили из больницы – его привезли туда с разбитой головой. Мама не стала дожидаться своего водителя, она сорвалась с места и умчалась в темень. О том, что на улицах опасно, она и не думала. Я едва поспевал за нею.

“В нашей жизни было много разных горестей, помогало то, что мы с Газизой всегда переживали их вместе. Но особенно остро я почувствовал ее поддержку, когда произошли события декабря 1986 года... Распустили слух, что я – “главарь банды, которая собралась на площади”... Галя каждый день приходила в больницу, “друзья” не появлялись из опасения – как бы чего не вышло. Но самым убийственным для меня в те дни было то, что в прокуратуру на допрос вызывали и Газизу. Я боялся за нее. Но моя мужественная жена пережила и это. После этого я стал называть ее декабристкой”. (Из воспоминаний А. Мамбетова.)

– Не тесно ли было двум талантам, двум народным артистам СССР жить под одной крышей?

– Отец и в самом деле был вспыльчивым, часто нетерпимым к чужому мнению человеком, но я знаю, что они с матерью никогда не давили друг на друга. Мама всегда подчеркивала, что автором либретто ко всем ее операм и балетам является Азербайжан Мамбетов. Что касается папы, то вспоминается такая сцена. Идет сдача спектакля, все шумно обсуждают его. Потом кто-то говорит: “Газиза Ахметовна идет”. И наступает тишина. Мама бесшумно садится (она все делала тихо), и папа командует: можно продолжать. Снова идет шумное обсуждение, затем опять наступает полная тишина – все ждут мнения мамы. Мало кто мог представить это, но так и было: Азербайжан Мамбетов относился к своей жене очень нежно и тактично. Бывая в зарубежных командировках, он привозил маме подарки. Помню модный прозрачный зонтик – папа привез его из Голландии, и, бывало, вся консерватория сбегалась, чтобы посмотреть на это заморское чудо. Мама же расцветала, рассказывая подругам, что это “подарок Азика”.

У нее было так много планов…

Лето семья Мамбетовых обычно проводила на Иссык-Куле.

– По вечерам отдыхающие из Алма-Аты – сплошь знаменитости! – ходили друг к другу в гости, – вспоминает Алиби. – Мама редко бывала на этих тусовках, она любила слушать тишину, побыть в одиночестве. Зато папа успевал везде: днем купался, играл в бильярд, футбол, ночью после вечеринки опять шел купаться. Правда, и у него порой случались лирические отступления: шум, хохот, ругань с кем-то – и вдруг наступало молчание. Это означало одно – папа читает пьесу.

Последний раз вместе наша семья отдыхала на Иссык-Куле в 1992 году. Там мама простудилась.

“...Ее неожиданная болезнь, обрушившись в одночасье, почти парализовала нас. Спор между жизнью и смертью закончился почти молниеносно. А ведь у нее было так много планов...”. (Из неопубликованных воспоминаний А. Мамбетова.)

Для друзей они были просто Галочкой и Азиком

– Сейчас психологи, говоря о семье, все сводят к одному рулевому качеству – кто-то из супругов должен уступать позиции, стать ведомым, иначе семья развалится, – продолжает Алиби Мамбетов. – Между моими родителями конфликтных зон не было, хотя оба были лидерами.

– Трудно в это поверить. Ведь Азербайжан Мадиевич славился своим вспыльчивым характером…

– Для этого ему нужно было пробить мамино терпение. А этого ему практически не удавалось никогда. Говорят, мама, бывало, уходила после ссоры с ним с детьми к родителям, но я не запомнил такие моменты. Наверное, был слишком мал. Когда мы уже подросли, отец, видимо, понял, что дети все уже понимают и доводить жену до ухода из дома не стоит.

Однажды, придя домой, я услышал шум: папа что-то объяснял маме. “Идиот – он и есть идиот”, – неслось из кухни. Оказывается, папу вызывали на ковер в райком. Один актер пожаловался, что Мамбетов обозвал его. А папа, вместо того чтобы покаяться, заявил: “Ну что я могу поделать, если он на самом деле мудак и идиот”. Его увещевают: “Азеке, нельзя же так, надо выбирать слова помягче”. Мама тоже пыталась уговорить его подбирать другие слова, ссылаясь на то, что райком – это уже опасно. Но отец стоял на своем.

Вне сцены отец был добрый и отходчивый человек, он всю душу отдавал актерам. Таланты самых ярких из них – Асанали Ашимова, Ануара Молдабекова, Фариды Шариповой – расцвели при нем.

Свет далеких звезд

– Ваши родители дружили со многими великими русскими режиссерами, актерами, музыкантами…

– Да, у нас бывали многие. Андрей Миронов, Михаил Ульянов, Олег Табаков, Софья Губайдуллина, Родион Щедрин, Александра Пахмутова… Когда тяжело больной Олег Ефремов в последний раз в своей жизни решил навестить Казахстан, чиновники от искусства стали готовиться к пышному приему. Думали, он едет для того, чтобы, как и многие знаменитые артисты, сорвать здесь свой куш. А Ефремов, сойдя с трапа самолета, сказал встречавшим: "Я приехал к своему другу Азику".

Когда я с родителями ездил в Москву, удивлялся, видя, каким почетом и уважением окружают их там. Однажды, когда мы с папой зашли в Союз театральных деятелей Москвы, все повскакивали с мест: “Азик, иди к нам”, “Нет, Азик, сюда”...

И маму, едва она появлялась, тоже окружали известные люди: Газиза Ахметовна, Галочка, Галя... Меня по молодости это даже раздражало, мне эти люди с их сентиментальностью казались сумасшедшими.

В Москве и мама, и папа чувствовали себя органичнее, чем дома, в Казахстане. Здесь они были внутренне одиноки. Такие личности, как мои отец и мать, похожи, как сказал кто-то из великих, на свет далекой звезды, которая манит нас, завораживает, но понять, глубоко проникнуть в ее духовный мир невозможно – слишком высоко она стоит над обычными людьми…