Градус растет: о чем говорилось на Центрально-Азиатской конференции по вопросам изменения климата

О чем на ней говорилось и какие проблемы в области экологии нужно решать в Казахстане? На эти и другие вопросы отвечает специалист по экологическому праву юрист Вадим НИ.

– Вадим Павлович, пандемия помешала провести Центрально-Азиатскую конференцию по вопросам изменения климата в обычном формате. Что изменилось со времени проведения первого такого мероприятия?

– Я бы выделил 4 направления. Во-первых, вопросы изменения климата становятся частью национальной политики, а не просто международного сотрудничества. Например, в Казахстане они впервые интегрированы в стратегический план развития страны, принятый на период до 2025 года.

Во-вторых, научные и экспертные обсуждения перестали быть спором в отношении того, меняется ли климат на планете или нет, и является ли это следствием деятельности человека. Сейчас они перешли в плоскость “что и как происходит?”, “что и как мы можем делать, чтобы снизить соответствующие воздействия и потери?”.

В-третьих, изменение климата и его последствия вошли в контент повседневных новостей средств массовой информации, в частности, это очень заметно по российскому телевидению. И, наконец, кардинально изменилась структура рынка международных инфраструктурных инвестиций. Многие международные банки развития направляют от нескольких десятков до половины своих инвестиций на финансирование проектов, которые надо увязывать с климатическими действиями. С учетом этого конференция проводилась по 4 тематическим сессиям: климатическая политика; наука и исследования; информация и знания; климатическое финансирование.

– Для чего вообще нужно проводить подобные конференции, помогают ли они в борьбе за чистоту природы?

– Сами по себе такие конференции – это только площадки для обмена информацией, знаниями, опытом. В каждой отдельной стране Центральной Азии количество специалистов и экспертов по изменению климата можно пересчитать по пальцам. Если не учиться друг у друга, не взаимодействовать, то трудно правильно оценить свои действия, понять, в каком направлении и как двигаться. Раньше нередко звучала критика по поводу затратности таких мероприятий, но в этот раз в онлайн-режиме приняло участие около 300 участников при минимуме затрат со стороны организаторов.

– Есть ли какие-то подвижки в устранении последствий изменения климата в районе Аральского моря?

– Там сегодня идет массовая посадка деревьев. И с казахстанской, и с узбекской стороны. Площадь посадок уже превысила миллион гектаров, а планируется осуществить их в несколько раз больше. Производится селекция с учетом изменившегося климата и природных условий в соответствующих регионах. Еще раньше в Малом Арале восстановлена значительная доля рыболовного промысла, активные поставки рыбы из Аральска идут в европейские страны.

“Белое пятно”

– Насколько страны Центральной Азии взаимодействуют друг с другом в вопросах обмена информации по изменению климата и борьбы с ее последствиями?

– На уровне профильных ведомств и экспертов, занимающихся вопросами охраны окружающей среды, управления водными ресурсами, сотрудничество на уровне обмена информацией на довольно высоком уровне. В Алматы наше экспертное сообщество нередко гораздо больше взаимодействует с центральноазиатами, нежели с теми же россиянами, белорусами. Это характерно во многом и для профильных министерств.

– Проводятся ли специальные исследования на данную тематику и что они показывают?

– Специальные исследования остаются, к сожалению, очень редкими, и по тематике изменения климата они очень часто проводятся нашими молодыми исследователями и профессурой при западных университетах. Поэтому в периодических оценочных докладах Межправительственной группы экспертов по изменению климата Казахстан и Центральная Азия остаются по многим аспектам “белым пятном”. Пить хочется: ежегодно в результате опустынивания территорий страна теряет миллиарды

Есть многолетние данные мониторинга гидрометеорологических служб, и они показывают более высокие темпы прироста среднегодовой температуры по Центральной Азии, нежели в целом по миру. Если, в общем, ее повышение составляет около 1,1 градуса Цельсия в сравнении с предындустриальным периодом, то у нас около 2 градусов Цельсия. В 2015–2019 годах каждый год был рекордным по температуре с момента начала наблюдений.

Экотуризм под вопросом

– Выступая на очередном заседании НСОД, Президент ТОКАЕВ отметил необходимость развития экологического туризма. И для этого он предлагает постоянно обсуждать с общественностью планы развития государственных национальных парков. Но поможет ли решению проблем экологии эта практика, ведь общественники много лет предлагают различные схемы развития заповедных зон и природных парков, а воз и ныне там?

– Речь идет, скорее, о развитии природного туризма и даже туризма на территории национальных парков, нежели об экотуризме. Внимание Президента Токаева к этому направлению развития страны вполне понятно и объяснимо в условиях снижающегося спроса на нефть. Но всё начинается с проблем проработки того или иного направлений бизнеса на более низовых уровнях вертикали власти. Многократно завышается потенциальная емкость рынка, потому что наша бюрократия любит большие и круглые цифры. А еще сейчас кто-то съездил куда-то и увидел что-то, и обосновывается новое направление развитие экономическими раскладами других стран.

Экотуризм – очень узкий сегмент на нашем рынке, его нельзя на 2–3 порядка увеличить планами, концепциями, постановлениями и приказами, он должен развиваться естественным и поступательным образом, а не так, чтобы завтра торжественно ленточку перерезали.

Вы, ваши знакомые бывали в экотурах? Скорее всего, никогда! Было бы странным, если бы мы вдруг стали продвигать себя на международном рынке как страна по производству фондю, потому что у нас есть много коров. Мы производим из молока iрiмшiк, құрт, и это нельзя изменить на основе того, что чиновники съездили в Швейцарию и попробовали фондю. А на общественных началах можно продвигать хоть фондю, хоть экотуризм, это постепенное расширение ассортимента товаров и услуг на рынке.

– Органы власти принимают во внимание доводы активистов?

– Органы власти стараются добиться, чтобы активисты говорили то, что им подходит. Надо понимать, что активисты отличаются от организаций гражданского общества примерно так же, как блогеры – от средств массовой информации. Нет смысла власти выстраивать отношения с активистами и блогерами на индивидуальном уровне. Эти субъекты теряют свой неформальный статус и влияние в обществе, как только начинают искать компромисс с властью, встраиваются в ее построения.

Нужна ли нам такая партия?

– Какая из экологических проблем в Казахстане, на ваш взгляд, стоит наиболее остро и как ее решать?

– Я думаю, что в краткосрочной перспективе остро стоят 2 экологические проблемы. Первая – сокращение объема водных ресурсов, и в эти годы мы видим по всему Казахстану обмелевшие реки, озера, водохранилища. Вторая – загрязнение воздуха в городах, связанное с использованием угля для производства тепла и электроэнергии и возросшим парком личного транспорта. В первом случае нужно наладить действенные переговорные площадки со странами, из которых идет приток воды, внедрять водосбережение на всех уровнях. Во втором случае необходимо выводить постепенно угольные ТЭЦ из эксплуатации, заменяя их газовыми и возобновляемыми источниками энергии, а также делать менее удобным и тотальным использование личного транспорта и более удобными экологичные способы передвижения (общественный транспорт, велосипеды, пешие перемещения и т. д.).

– Не так давно заговорили о создании экологической партии в нашей стране. Реально ли это и нужно ли?

– Я занимаюсь вопросами охраны окружающей среды с 1994 года, и на моей памяти было с десяток или более попыток создания экологической партии. У них обычно 2 сценария развития, и оба провальные. С такой инициативой выступают те, кто не может объединить вокруг себя и нескольких человек. Кто-то приходит извне и говорит что-то вроде: “Объединяйтесь вокруг меня, я буду вашим эковождем!”.

Я на протяжении многих лет трачу какую-то часть времени и ресурсов, чтобы решить ту или иную экологическую проблему. Нахожу, если это необходимо, тех, с кем я могу решать эти проблемы, ресурсы. Зачем мне “эковождь”, если у меня нет вполне определенных “враждебных племен”? Или зачем мне быть таким “эковождем”, если одни собирают пластик для переработки, другие спасают деревья от вырубки, третьи осуществляют мониторинг загрязнения, четвертые спасают нацпарк от частной застройки и т. д. Они занимаются этим, потому что власти не смогли адекватно решать эти вопросы.

И бороться за власть – значит меньше собрать пластиковых бутылок, спасти меньше деревьев от вырубки и поставить меньше датчиков для мониторинга загрязнения воздуха, уделять меньше внимания нацпарку.

Очередной “эковождь” на очередном “экоброневике” – непонятная фигура при таком подходе, мимо которой мы каждый раз проходим с усталым недоумением.

АЛМАТЫ