Гость из Нью-Йорка

От джаза до экстаза

Он очень всеяден и исполняет джаз, соул, госпел, поет и пляшет в бродвейских постановках. Хотя предпочитает что-нибудь душевное. Вкрадчивый и не слишком громкий голос Грегори Портера словно создан для этого. В Алматы он приехал в сопровождении четырех инструменталистов, вместе с которыми довел публику до экстаза.

Во время таких концертов становится понятным, почему говорят, что играть джаз, как черные, могут только черные. При этом даже не столь принципиально, что вместе с Портером в Казахстан приехали не какие-то джазовые светила, а самые обычные парни, которые просто всю жизнь играют музыку своих отцов и дедов.

Честно отыграв положенное, гастролеры уступили место на сцене казахстанцам, группе Steps, усиленной по обыкновению вездесущим пианистом Виктором Хоменковым. Американцы тем временем пошли в народ, принимая благодарности и поздравления от ошеломленных зрителей. Гости понимали, что публика да и местные музыканты смотрят на них с открытым ртом, и потому с удовольствием поучаствовали в джем-сейшене, в завершении которого на сцене опять остались только американцы.

Special guest Грегори Портер весь вечер неизменно исполнял роль самой яркой фигуры вечера. В этом ему помогали и высокий рост, и необычное одеяние, и, безусловно, талант певца и шоумена.

Петь начал в церкви

На протяжении всего интервью Грегори Портер постоянно что-то напевал. Сложилось впечатление, что ему, чтобы объясниться, привычней было спеть. Вот и моя ремарка о том, что название нашей газеты напоминает известный джазовый стандарт – “Караван” – Дюка Эллингтона, побудила его на очередную руладу из этой песни.

– Ты всегда, даже когда с прессой общаешься, поешь?

– Да, ведь это прикольно. У меня всегда в голове вертятся какие-то мелодии. И я пою сейчас не для того, чтобы произвести на тебя впечатление. Когда я с друзьями общаюсь, то же самое происходит. Говорю и постоянно перехожу на пение. Это как барабанщик, который всегда выбивает ритм пальцами.

– Говорят, ты с пяти лет стал петь...

– Да-да. Это было в церкви, я исполнял там небольшие песенки.

– Меня всегда интересовало, как черный ребенок решает, что он будет петь: джаз, соул или вообще начнет рэп читать?

– Знаешь, ты как-то сам к этому приходишь. Ну и, конечно, много зависит от окружения. Если, допустим, отец говорит своему сыну: “Ты плохой ребенок и всегда таким останешься”, то что вырастет из него? Моя же мама всегда повторяла: “Сынок, ты хорошо поешь, у тебя есть голос. Тебе нужно серьезно заниматься пением”. Так оно и получилось. Хотя я и рэп могу читать. Back off, you m… Короче, хип-хоп мне тоже по зубам (смеется).

Украина – второй дом?

– А что есть в твоей жизни, кроме музыки?

– Я хорошо готовлю, очень часто дома устраиваю ужины для своих друзей. Люблю поэзию, сам иногда сочиняю стихи. Еще пишу пьесы и мюзиклы. Я вообще люблю разные виды искусства. В Нью-Йорке я всегда хожу в Метрополитен-музей, в музей современного искусства MoMA, в музей Гуггенхайма. И вообще, куда бы я ни поехал, никогда не упускаю возможности посетить музей искусств. К сожалению, здесь не успел это сделать, но с удовольствием бы сходил.

– Судя по публикациям в прессе, ты частый гость в Украине. В России нередко бываешь. А за что тебя так полюбили в бывшем Советском Союзе?

– Думаю, что их привлекают эмоции. Ведь музыка, которую я исполняю, она такая душевная. Ее надо чувствовать, а не просто играть по нотам. (Опять что-то поет.) А когда она проникает вглубь их души, становится ее частью, тогда публика приходит в восторг.

Магия Бродвея

– Можешь рассказать немного о том, как ты выступал на Бродвее?

– Ну, это был просто потрясающий опыт! Каждый вечер разношерстная толпа в полторы тысячи человек приходила на шоу. Из них, может, человек 500 из Нью-Йорка, а остальные вообще со всех уголков Соединенных Штатов. И причем ты даже не предполагаешь, кто сегодня придет тебя послушать. Может, какие-то звезды заглянут. Например, Стиви Уандер, а на следующий день Роберт Де Ниро. И каждый вечер там происходит что-то невероятное. Знакомишься, общаешься со многими людьми. А главное, ты играешь, как говорят бродвейские артисты, на самой лучшей сцене в мире. У меня была роль в мюзикле “It Ain’t Nothin’ but the Blues” (“Ничего, кроме блюза”). В нем показывается развитие американской музыки, как она вышла из Африки, превратилась в песни рабов, как она сама влияла и подвергалась влиянию других жанров – блю-грас, кантри. Показывается, как все это смешивалось и породило в конце концов рок-н-ролл.

Все должно быть – и сладкая вата, и стейк с картошкой

– Нью-Йорк называют “большим яблоком”. Там масса людей, в том числе талантливых. А тяжело ли в Нью-Йорке пробиться и стать узнаваемым?

– О, да. Для того чтобы в Нью-Йорке подняться и раскрутиться, нужно, чтобы за твоей спиной был мощный механизм. Ты можешь быть суперталантлив, но все равно нужен какой-то двигатель, чтобы вознести тебя до вершин.

– Сейчас по всему миру популярны шоу типа American Idol, или, как у нас его называют, SuperStar.kz. Как ты к таким программам относишься? И какое отношение, по-твоему, эти шоу имеют к настоящему творчеству?

– Конечно же, это в первую очередь красивая картинка. Там, правда, появляются действительно талантливые певцы. Но, по большому счету, это шоу, созданное на потребу публике. И если народ хочет есть сладкую вату целый день, то рынок в США даст ему эту сладкую вату. Но если аудитория вдруг переключается на стейк и картошку, то, знаешь, ей и это тоже предоставят. А вообще-то, знаешь что? Мне и самому иногда хочется сладкой ваты. Это нормально. Но от мяса с картофелем я тоже не откажусь. Вот тебе такая аналогия.