А один раз, господа, я управлял департаментом!

1

В Симбирске не водилось ни студентов, ни вольнодумцев, ни фармазонов, город дышал благонравием и пристойностью. Обыватели отличались примерной кротостью нрава, если не считать пристрастия иных к горячительному. Известие о том, что старший сын покойного директора народных училищ казнен за цареубийственный умысел, пронеслось ледяным сквозняком, от которого хлопали форточки и ворота запирались на пудовые засовы.

Саша Керенский никогда не виделся с Володей Ульяновым, который был на 11 лет старше, но слышал о нем.

Подружки его детских игр, девчонки-приготовишки, шептались: ах, как хорош! Волнистые золотые волосы и глаза, как синее небо! Это его бесило, он был балованный и почитал первым красавцем лишь себя. Он был слаб здоровьем в детстве, страдал туберкулезом ножной кости, но излечился.

Потом был Ташкент, куда назначили по службе отца. Добирались долго: сначала по Волге до Астрахани, оттуда по Каспию до местечка Форт-Александровск, ныне Актау, потом одноколейкой до Самарканда, далее на перекладных до конечного пункта, итого месяц в дороге. Ташкент Керенским глянулся, хотя и поразил невиданной жарой, они прибыли 28 июня. Ах, Самара-городок…

Здесь Александр поступил в гимназию. Пел на клиросе, играл на любительской сцене, особенно успешно представлял Хлестакова (судьба метит человека сызмальства). Неожиданно остро пережил кончину Александра III – рухнул на пол, забился в судорогах, рыдал, еле водой отлили.

Уехал в Санкт-Петербург, стал студентом историко-филологического факультета (не без помощи сослуживцев отца), позже перевелся на юридический. Жил в общежитии, зато с видом на Исаакиевский собор. Шлялся по театрам и делал первые романы с эмансипированными барышнями. Одна из них, бестужевка Ольга Барановская, станет его первой женой.

2

Петербург закипал смутою. Министр просвещения Боголепов с образцовой жестокостью разогнал студенческую сходку. Через год он посетил университет, и Керенский его видел. Министр в безукоризненно пошитом костюме, рослый, стройный, высоколобый, мрачный, генеральски вышагивал бесконечным коридором, и никто его не приветствовал, все отворачивались. Вскоре после этого бывший московский студент Петр Карпович был принят Боголеповым в служебном кабинете.

Дождавшись, когда министр выйдет из-за стола и повернется к нему спиной, ища на полках нужную книгу, Карпович выстрелил в него из револьвера.

Попал в шею, рана не была смертельна, но, промучившись две недели, Боголепов умер от заражения.

Уже старшекурсником Александр Керенский произнес свою первую речь – на сходке.

Сделал это внезапно, повинуясь порыву, закончил под овации, от них и очнулся, как после сна. Так будет всегда в его жизни. Иногда он терял сознание на последних словах, падал навзничь, но, придя в себя, не помнил ни слова. И никогда не готовился к выступлениям. Шаманское камлание, бесноватый экспромт, валивший публику взрывной волной темперамента. И никто никогда не мог воспроизвести смысла его речей.

Смуту Керенский воспринимал, как огромный театр, ужасный и прекрасный, где он был всегда на авансцене.

Высок, хорош собою, хотя и несколько носат. На голове знаменитый бобрик. И полувоенный френч, за бортом которого упрятана правая ладонь. Это не подражание Наполеону, просто она была распухшей и разъеденной экземою – от рукопожатий. Ему целовали руки. И не только восторженные дамы, но и солдаты, серая скотинка.

Военные выносили его с трудом. Генерал Корнилов, приземистый, сутуловатый, коренастый и скуластый степняк, после встречи с ним брезгливо отряхнулся: “Болтливый гимназист”. Точнее не скажешь.

3

Жизнь Керенского, рассказанная им самим, представляет собой превосходный материал, годный для создания романа или захватывающего кино­сценария. Вот как могут выглядеть его фрагменты, изобилующие трагикомическими сценами.

Раннее утро 25 октября 1917 года, Зимний дворец. Керенский лежит одетый, скорчившись, на диване, глаза закрыты. Входит адъютант: “Александр Федорович, простите. Центральная телефонная станция занята, дворец отрезан. Прикажете подать завтрак?”.

Юнкер, стоящий на часах у покоев Керенского, видит в полуоткрытую дверь, как царский лакей в синей ливрее с золотыми позументами накрывает стол. Скатерть с вензелями, приборы с двуглавыми орлами. Керенский, прихлебывая чай, листает книжку. Прекрасный Ленин без желтого парика. Владимир РЕРИХ об Октябрьском перевороте

Стол с нетронутым завтраком, недопитый чай, серебряный подстаканник, раскрытый томик Чехова. И суток не пройдет, как этот натюрморт увидит матросня и солдатня Антонова-Овсеенко, рассвирепеет. Где Керенский, мать его так? Сбежал, курва! Давайте этих расстреляем, пока тягу не дали, сучьи дети!

До конца дней своих он будет топать ногами, визжать: я не переодевался в женское платье, это гнусная клевета!

Похоже, говорит правду. Автомобиль премьера “Пирс Эрроу” был открытым. Керенский сидел на заднем сиденье, выпрямившись, будто аршин проглотил. На голове вязаная шапка с козырьком. Рядом офицер, Кузьмин, напротив – два адъютанта. Выехали на Мариинскую площадь, потом на Вознесенский проспект. Шофер молчал, давил на акселератор что было силы. Начало одиннадцатого часа до полудни, небо мглисто, на панелях грязь, мусор, горят костры, всюду патрули, много пьяных.

Керенского узнают: иные свистят, другие гогочут, третьи дурашливо отдают честь – ваше благородие, куды изволите? И рассыпчатый мат вдогонку. Но не стреляли.

А вот на КПП Московской заставы пальнули, но не прицельно, для острастки, издалека. В Гатчине тоже орали, целились, приказывали остановиться, но шофер не сбавил скорости, проскочили. К ночи прибыли в Псков. Устроились на квартире брата жены Керенского, генерала Барановского.

Утром явился генерал Краснов, изъявляя готовность к походу на Петроград.

Поехали в штаб 3-го Конного корпуса, но обнаружили там пять сотен растерянных казаков и две хлипкие пушечки. Весь день сбивали из этих остатков мало-мальски боеспособную команду, а утром следующего дня выдвинулись на Гатчину и, как ни странно, взяли ее – без сопротивления гарнизона, который разбежался. Никто ни черта уже не понимал.

Следующим днем Керенский принимает решение идти на Царское Село, Краснов подчиняется, уходит с войском исполнять приказание и пропадает без вести на два дня. Связи нет.

Керенский томится в Гатчине, выезжает с адъютантами на позиции и обнаруживает Краснова на окраинах Царского Села. Он почему-то решил отложить штурм на сутки. Премьер негодует, орет, топает ногами, обращается с речью к войску, открывает крышку карманных часов и устанавливает срок исполнения приказа. Краснов нехотя подчиняется.

Царское взяли без единого выстрела, но в районе Пулковской обсерватории встретили мощное сопротивление кронштадтских матросов и резво ретировались в Гатчину. Тут и началось.

31 октября явилась большевистская делегация во главе с Дыбенко. Горланистый матрос устраивает сход и уговаривает казаков выдать Керенского без боя, обещая отпустить их на Дон с лошадьми и оружием. Казаки, помявшись для приличия, соглашаются. Александр Федорович сидит во втором этаже пустого Гатчинского дворца, трясется крупной дрожью и просит поручика Виннера: голубчик, помогите застрелиться, рука меня не слушается, болит. Тот соглашается, обещая убить себя вторым выстрелом.

Появляется Краснов с перекошенным лицом, умоляет Керенского сдаться добровольно и ехать к Ленину.

Изгнан с проклятиями. Шум-гам во дворе усиливается, Керенский с Виннером обнимаются на прощанье, поручик взводит курок нагана, но тут появляются двое: штатский и матрос: “Александр Федорович! Снимите ваш френч, соблаговолите облачиться в это!”. Вот оно, истинное переодевание.

Натягивают на Керенского матросский бушлат с короткими рукавами, на бедрах кожаные краги с застежками, на ногах рыжие штиблеты, на голове бескозырка, едва прикрывающая темя. И огромные шоферские очки.

Из Гатчинского дворца только один выход – парадный, а двор заполнен возбужденными казаками. Сопровождающие с ряженым Керенским спускаются по бесконечной лестнице, идут медленно, истерически оживленно разговаривают, громко и ненатурально смеются. Дойти нужно до ворот, там ждет автомобиль, но его нет. Постояв, они возвращаются, что еще глупее. Солдатня уже явно заподозрила неладное, кое-кто сбрасывает с плеча винтовку, клацают затворы: “Эй, мать-перемать! Хто такие будете, ваши благородия?”. Как сложилась бы жизнь казахов, не будь революции 1917 года - СМИ

Но тут один из офицеров сопровождения со всего маху валится на землю, корчится в судорогах и рычит, изрыгая пену. Была ли то настоящая падучая, или офицер ее сыграл – бог весть.

Но он отвлек внимание казаков, и группа помчалась бегом по дороге, оказалось, что авто стоит у Китайских ворот, далеко. Нагнали крестьянскую телегу, сунули ошеломленному вознице сторублевку и приказали гнать что есть духу. От погони кое-как ушли, пересев на автомобиль, который завез их в темный лес, где шофер распрощался и был таков. Керенский остался с матросом по имени Ваня, они долго, до самой ночи плутали по лесу, пока не вышли к домику, где жили дальние родственники матроса. Здесь и затаились на пять недель, спали, не раздеваясь, держа под руками гранаты, вскакивая ночью от любого шороха за окном.

Керенский отпустил бороду, она не задалась, вышла какая-то клочковатая…

Он будет таиться в России еще полгода. В Новгороде окажется в женской клинике для душевнобольных. Посетит, никем не узнанный, Петроград, Москву. После разгона Учредительного собрания примет решение эмигрировать. В Мурманске, уже на палубе французского военного корабля, острижет наконец отросшую бороду и вернет к жизни свой бобрик.

В июне 1918 года на рыбацком катере, рискуя погибнуть в чудовищном шторме, доберется до Лондона.

4

Ему 36 лет, а впереди еще 52 года жизни. Он будет скитаться между Парижем, Лондоном и Нью-Йорком. В одной из столиц его будет чествовать эмигрантская общественность, на сцену выйдет милая барышня с охапкой цветов.

Растроганный Керенский протянет руки навстречу, а она с размаху ударит его букетом по лицу.

Уедет в Австралию, на родину второй жены, овдовеет, вернется в Лондон и будет жить в приюте для стариков, куда устроит его сын от первого брака. Там его найдет Эллен Иванова, выпускница Колумбийского университета, доктор политологии. Она станет третьей женой Керенского.

Ей сорок, Александру Федоровичу под девяносто, но старость ему к лицу: стал походить на статного германского профессора с внушительным “екатерининским” подбородком.

Супруги переедут в Нью-Йорк, Эллен договорится с Техасским университетом, и Керенский продаст ему свой архив – за 100 тысяч долларов (!). Александр Федорович взбодрился духом. Переживший инсульт, ослепший на один глаз, живущий с одной почкой, он возобновляет ежедневные пятнадцатикилометровые моционы. Возвращаясь после прогулки, оступится на лестнице, упадет, сломает ребра и шейку бедра. В клинике буйствует, отказывается от пищи, вырывает из вены иглу, кровь заливает постельное белье.

11 июня 1970 года скончался. В сущности, от истощения. На его родине, в Ульяновске, в эти дни все еще шли торжества по поводу столетия Ленина.

5

Говорят, Керенский был первый “медийный” политик.

А нынче, куда ни кинь взгляд, почти все они таковы.

Хлестаковы любительского театра.

Но теперь их выводят в специальных инкубаторах.

И с души от них воротит.

Алматы