Опубликовано: 1700

Крепостная летопись отца Филимона, или О чем рассказали фолианты

Крепостная летопись отца Филимона, или О чем рассказали фолианты

Порой, изучая старинные записи, узнаешь о родном городе гораздо больше, чем из всех книг по истории, вместе взятых.

Однажды, собирая материалы об одной из кызылординских династий, я спросил у отца Виталия, несущего службу в храме Свято-Казанской Божьей Матери, нельзя ли заглянуть в старинные церковные книги, какие ведут священники со дня основания церкви?

– Нельзя, – покачал головой отец Виталий. – Летописи те переданы в архив государственный, потому как важны они для истории.

Уничтожить побоялись

Точно известно, каким образом сохранились записи приходских священников (самая старая датирована 1885 годом) тогда еще форта Перовска. Когда развернулся в начале века прошлого красный террор, побоялись хозяева нового времени руки приложить к обители Божьей. Местное население, религиозное и лояльное, не потерпело бы, чтобы разор учинили в церкви, где люди Богу молились. Церковь закрыли на амбарный замок со всем ее содержимым. После открывали в ней склады, создавали музей и даже обсерваторию, но уничтожить историческое здание и утварь ритуальную власти Советов не решились.

Так что многое удалось сохранить до нынешних времен.

Подлинная история

Церковные книги – самая подлинная история. И наиболее ценными в Перовской церковной летописи являются записи отца Филимона. Он первый священник единственного храма крепости, получившей свое имя от генерала Василия Алексеевича Перовского. И был свидетелем того, как из казенной палатки, где первое время духовник обслуживал военное и гражданское население города, православный люд переместился со своими духовными потребностями в отстроенную по всем правилам церковь.

С того времени и идут написанные крупным ровным почерком записи. С 1885 года и до самой революции здесь записывались имена тех, кто рождался, умирал, сочетался браком в маленьком азиатском городке с пятью тысячами жителей и постояльцами военного гарнизона.

Немногие военные оседали здесь. Офицеры и солдаты приезжали на службу, перемещались на другие территории, уезжали после увольнения по возрасту или болезни. Страница о регистрации смерти людей служивых в церковных записях всего одна.

А вот о гражданском населении со всеми его радостями и бедами по старинным книгам судить можно. Интересно то, что записи местных священников перемежаются с замечаниями представителей епархии, которые проверяли деятельность наместников. Замечания трогательные и строгие одновременно.

Кстати, многие фамилии встречаются в Кызылорде и сейчас. Не покинул, значит, православный народ приглянувшееся ему При-

аралье.

“Кресты плыли прямо по улицам…”

Часть церковных летописей расшифровала Антонина Казимирчик, журналистка, проработавшая в Приаралье многие годы. Сейчас она живет в городе Туле.

Некоторые исторические особенности времен конца девятнадцатого века помогли “прорисовать”, соотнося с архивными записями, сотрудники Кызылординского историко-краеведческого музея. Итак, год 1885-й.

“Сырдарья словно с ума сошла. Уже конец мая, а она не хочет возвращаться в родные берега. Позаливало все низины, плещется вода во дворах перовцев, подмывает высокие глинистые берега, страшно ухают в волны отвалившиеся глыбы. На казачьем кладбище бед река наделала. Кресты плыли прямо по улицам. Памятник солдатам и казакам, погибшим при штурме кокандской крепости Ак-Мечеть, на что уж тяжелый, камнем отделанный, и то подмыло. Из форта на лодках выезжали солдаты и казаки, укрепляли камнями погост, чтоб домовины не всплывали”.

Приезжали к отцу Филимону казаки Казалинского форта, что в трехстах верстах приблизительно от крепости. Привезли бумажку от тамошнего священника отца Леонтия. О том, что умирают ребятишки от простуды жестокой да катара легочного. Потому как живут люди в землянках, пересидели там и холода. Отец Филимон посоветовал самому Леонтию привезти своего, тоже заболевшего, младенца новорожденного в Перовск. Врач гарнизонной лечебницы Минкус мог бы помочь.

Гламур позапрошлого века

Ядвига Януарьевна, жена Минкуса, да учителей местных супружницы, госпожи Суханова и Смольникова, как оказалось, были самыми востребованными матерями крестными и свидетельницами на свадьбах. Как говорится сейчас – светские львицы. Дамы писались мещанками, но тут очень быстро стали сходить за барынь.

На свадьбах в Перовске гуляли в основном сослуживцы женихов да их подруги. Вот, например, женился старший медицинский фельдшер лазарета. А свидетелем по жениху пригласил писаря больничного – Еремеева Василия. Невесту представлял толмач-переводчик Павел Птухин. Гражданские свадьбы засвидетельствовали чиновники. К примеру, из почтово-телеграфной конторы – Лебедев, Старухин. А где и доктор Словцов, полицейский пристав Караульщиков, уездный начальник подполковник Маслов.

Об этом самом Маслове есть, к сожалению, и кончинная запись. Умер офицер сорока трех лет от роду от сердечного приступа.

О мечети и храме

Историки живо рисуют картины того времени. Две улицы в Перовске вдоль реки Сырдарьи (которую местные еще и Сейхуном звали), застроенные в основном домами из саманного кирпича. С дувалами, так что каждое строение – маленькая крепость. Купцы строят дома подобротнее вокруг мечети Айтбая и живут в них “и зимно, и летно”.

Мусульмане с почина Айтбая Балтабаева мечеть свою отстроили споро. А храм православный, заложенный одновременно с мечетью в 1878 году, возводился медленно. Сначала просто отстраивался (строители вынуждены были ждать прихода обозов с кирпичом из знаменитого тогда Казалинского завода), потом, после 1885 года, еще и благоустраивался. Разбивали вокруг него верующие сады и палисады. Ждали, когда казна выделит деньги на “доводку” – устройство колокольни. Возводили на века – кому-то надо было уезжать отсюда, а кому-то и оставаться.

Ради людей

Отец Филимон, набирая паству, объезжал окрестности на двести верст. Вдоль большой дороги ближе к реке были раскинуты селения “орала” – так казахи называли ссыльных уральских бунтарей. Те так и не пополнили прихода, поскольку были веры беспоповского толка. Молились дома, собираясь по-соседски.

Уральские поселенцы, к которым насильно пригнали их жен и детей, стали теми людьми, которые промысел рыбный на реке Сырдарье сделали, как это нынче говорят, профессиональным. Строили лодки, разведывали затоны, тянули сети чуть не в версту длиной. Тем и кормились.

В солдаты их, неблагонадежных, не забривали. Ни самих бунтарей, ни сыновей их, ни внуков. Силы у “орала” было достаточно, быстро сбились они в рыбацкие артели, снаряжали обозы с пудовыми рыбинами на ярмарки. Для отца Филимона все люди были едины, но, как священник православный, он должен был придерживаться устава. Случалось, и давал слабину. Вот, например, что заметил в церковных летописях представитель консистории, благочинный протоиерей Николай Высоцкий, проверявший записи.

“При свидетельстве сей третьей части метрической записи пришлось удивиться, что священник признал Илларию Дьячкову некрещеною по принадлежности ее к вере беспоповского толка и решился похоронить на православном кладбище близ раскольников беспоповского толка. Здесь есть отдельное раскольничье кладбище...”.

Или так вот: “Мужняя жена не может иметь незаконнорожденного сына...”

А ведь может, оказывается! Как называть ребенка мещанки, вышедшей замуж за мужчину католического вероисповедания, но пожелавшего окрестить дитя в веру своих дедов? Или в крещении невинного младенца отказать?

Священник в маленьком городе – лицо больше, чем духовное. Он доверенное лицо. И рассудит по-божески, и утешить сможет, и наставит, как быть, если что самому не ясно.

Потому уважаемый всеми Филимон и провожал в последний путь покойных, носивших при жизни крест католический. А пасторов не видали в этом городе еще сто лет спустя кончины самого Филимона.

“Статистика” 1885 года не в пример современной уместилась в простой записке: “Всего померло 13 душ мужеска пола и 27 женска. Большинством – младенцы до года, есть те, что до пяти лет”. Семь пар в брак вступили.

Последний день

Как описать утро весеннего дня Перовска? Город просыпается так же, как пробуждается человек. С утра бабы по воду идут. Огородник – знатный еврей Аминов, с сыном едет на осле к делянке за городом. Татарин Сейфульмулюков привез из Орска товар для лавочки. Недалеко от форта – скотный рынок. Кочевые казахи меняют у горожан и торговцев скот на муку, крупу, соль, мыло, куски сахара. Русскому “мулле”, спешащему куда-то, многие кланяются от души.

А к отцу Филимону с утра на почтовом тарантасе приехал казак, сообщил, что в поселке временном по случаю разлива на сухом пригорке юрты расставлены. Прибило водой прямо к ним человека мертвого, не знакомого никому из местных. Но по облику – русского. Да и дети, которых матери поят водой прямо из мутной весенней реки, животами приболели многие. Некоторые – тяжко. Священнику бы надо самому посмотреть.

Его подобрали на дороге в 20 верстах от укрепления Беръ-Казанъ – эта местность и сейчас так называется. Ямщик рассказал потом, что лошади испугались и понесли. Может, учуяли тигра, которых в камышах Сырдарьи тогда водилось много, а может – кабана. Тарантас перевернулся, и святой отец упал головой на камень.

Он так и не успел внести все необходимые намеченные черновые записи начисто в новенькую метрическую книгу, выданную Туркестанской духовной консисторией для учета родившихся, сочетавшихся браком и померших в городе Перовске. Благочинный священник Платон Михайловский сделал запись о нем самом, народном любимце, мудром и добром отце Филимоне Ионове-Скальском, скончавшемся 21 мая 1886 года “от пролома затылка при падении из тарантаса во время скачки почтовых лошадей и умершем без исповеди и причастия в 20 верстах от поселка Беръ-Казанъ, где по причине разлива были выставлены юрты…”

Фото автора и из архива

Елибай ДЖИКИБАЕВ, Кызылорда

Оставить комментарий

Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи