С клеймом троцкиста, Расстрельное дело тридцатых годов

В уголовном деле не сохранилось ни одной фотографии. Его карьера началась еще за несколько лет до прихода к власти большевиков, а затем стала стремительно идти вверх. Комендант Волжской флотилии, командир форта “Саража”, начальник штаба Волжской флотилии, командир Заднепровской дивизии, начальник оперативного отдела Балтийского флота – все это за два года в возрасте 19–21 года!

В то время начинаются события, которые впоследствии приведут Лепетенко к расстрелу. Командиром Волжско-Каспийской дивизии был Федор РАСКОЛЬНИКОВ. Тогда ли, чуть раньше ли – в бытность Раскольникова наркомом по морским делам – произошло его знакомство с нашим героем, в деле сведений нет. В 1921-м Лепетенко в составе дипломатической миссии Раскольникова отправился в Афганистан. Позже бывший глава афганской дипмиссии выступил с открытым обвинением Сталина. Вот с таким человеком работал и общался Семен Лепетенко, да еще и бережно хранил историко-документальную книгу его жены, эпатажной революционерки Ларисы РЕЙСНЕР “Фронт” (где немало страниц посвящено Лепетенко). Но Семен Михайлович и не подозревал о событиях, которые его ждут. Он поступил в Военную академию, заведовал консульским отделом полпредства в Афганистане, затем был консулом СССР в Персии, а с 1931 года он уже на посту уполнаркомвода в Украине.

Доказать, что “свой”…

Но наступили новые времена. Лепетенко перевели в Днепровское пароходство. В его многотомном деле есть копия статьи “Бывший троцкист не разоблачает своих политических ошибок” в украинской газете “Водный транспорт” за 1934 год. Речь шла о партийном собрании в пароходстве, где обсуждали “подлинных подонков бывшей зиновьевской антипартийной группы”. Разумеется, звучали возгласы о “гнусных убийцах товарища Кирова”. Как известно, его смерть Сталин свалил на Троцкого и Зиновьева, создав удобный для себя миф о тайном заговоре. Это позволило обрушиться с репрессиями на политических конкурентов и нагнать страху на всех, кто сомневался в правильности такой политики. На каждом предприятии звучали неизменные истерические призывы расправиться с вредителями и убийцами.

Такой спектакль разыгрался и в декабре 1934-го в Днепровском пароходстве. “Участники партсобрания знали о связи Лепетенко с троцкистами, – сообщает газетная передовица. – Собрание хотело услышать, насколько серьезно он порвал с прошлыми ошибками. Но он от ответа уклонился, заявив: вы что, чистку хотите устроить? Затем последовала ссылка на высшие партийные органы, которые его якобы знают”. Словом, зря Лепетенко, пытаясь докричаться до зала, объяснял, что он свой, а вот Троцкий – “политический демагог”. От него ждали обвинений в адрес “предателя” посерьезнее, чем какая-то демагогия. Заканчивается статья грозным вопросом: “Что кроется за гонором Лепетенко, не пожелавшего говорить на общем собрании о своих прошлых ошибках и их ликвидации?”. Прозвучи этот вопрос в 1937-м, реакция была бы незамедлительной. Но время еще было “вегетарианским”, режим был занят крупной “добычей”. Охота на Лепетенко, как и на других, начнется позже.

Последний пункт назначения

Газетная публикация для Лепетенко обернулась, по сути, ссылкой. В январе 1935-го ему объявили выговор, сняли с работы и перевели в Семипалатинск на должность заместителя начальника Верхне-Иртышского управления речного пароходства (ВИУРП). Но и тут его преследовала слава нераскаявшегося троцкиста. 3 февраля 1937 года на партсобрании ему пришлось доказывать непричастность к троцкизму. Видимо, Семен Михайлович никак не мог поверить, что окажется жертвой. Поэтому после того, как в феврале 1937-го его исключили из партии за “невскрытие троцкизма”, он обратился с письмом к Сталину и Ежову: “На протяжении 19 лет пребывания в партии я работал честно. Никакой связи с проклятыми изменщиками партии и Родины – фашистами-троцкистами не имею”. Он пытался оправдаться за приписываемые ему “ошибки”: “13-я партийная конференция мне, как и другим обманутым бандитом Троцким бывшим красным фронтовикам, раскрыла действительное положение, и больше я за предателем Троцким не пошел. Я допустил реплику, что я не обязан всем, кому попало, рассказывать, что я – бывший троцкист, тем более что меня достаточно знают высшие партийные органы, чем допустил крупную ошибку”. Письмо не помогло.

Мнимый заговор

Уже в апреле 1937-го заместителю прокурора Казахстана был направлен документ, где указывалось: “В Верхне-Иртышском пароходстве в Семипалатинске вскрыта контрреволюционная троцкистская группа, возглавляемая заместителем начальника пароходства Лепетенко. Он и Шик (начальник политотдела пароходства) проводили контрреволюционную работу. План грузоперевозок 1937 года был составлен заниженный, по сравнению с 1935 годом, несмотря на то что флот в 1936 году увеличился на пять единиц. Шик выступил с заявлением, что пароходы все старые и гнилые, механизмы изношенные. Этим самым создал безответственное отношение со стороны командиров и начальников пароходства”.

Если добавить, что параллельно велось дело об антисоветской организации в том же ВИУРПе, то не стоит удивляться тому, что Лепетенко, еще в феврале писавший Сталину о чистоте своих убеждений и преданности, уже в мае подписал показания о своем участии в этой группе. Ведь и в провинциальном Семипалатинске умели выбивать нужные признания. Отличие от многих дел было одно: следствие затянулось. Почти год Лепетенко ждал приговора, который Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла 11 мая 1938 года. Суд, проходивший в Алма-Ате, признал его виновным по наиболее часто встречаемой тогда статье – 58-й. Из того, что ему вменили в вину, по тем временам хватило бы и десятой доли: “Контрреволюционные взгляды троцкизма, активная антисоветская деятельность; участие во вредительской организации, ставившей целью свержение социализма путем подрыва экономической мощи и терактов над руководителями партии”.

Семей