"Ливан": Четыре танкиста и сириец

В премированной Золотым львом драме Самуэль Маоз, сам участник описываемого ливанского конфликта 1982 года, на протяжении полутора часов не выпускает героев из их танка и выводит бескомпромиссную метафору стального механизма войны.

Экипаж танка получает задание пройти сквозь "зачищенный" силами израильских ВВС ливанский город. Однако в руинах населенного пункта уцелевшие мирные жители перемешаны с врагами в гражданской одежде. От сноровки наводчика орудия (Йоав Донат) зависит судьба команды и исход операции в целом. В считанные секунды его провоцируют открыть огонь. Без разбора. На поражение.

1982 год, первый день ливанской войны. Четверо израильских солдат встречаются в герметичной, но от этого не менее уязвимой кабине танка, за пределы которой им не суждено выбраться на протяжении всего фильма. Режиссер и сценарист Самюэль Маоз построил свой дебют на радикальном единстве времени и места действия: условных декорациях, в которых весь окружающий мир сжат до точки зрения неопытного наводчика Шмулика.

Его бесстрастный орудийный "зум" произвольно выхватывает то пронзительный крупный план обезумевшей арабки, только что потерявшей ребенка, то обломки интерьеров уничтоженного израильской авиацией ливанского бюро путешествий с изображениями Биг-Бена и еще целых Башен-близнецов.

В начале истории нехитрый оптический навигационный прибор маркирует дистанцию между душным пространством тесной боевой машины и царством гари и крови за его пределами. Зрительным залом и экраном. Однако вскоре во внешнюю броню танка попадает вражеская ракета, в его "чрево" помещают труп израильского солдата и объятого страхом сирийского пленного, и волей-неволей начинаешь отождествлять себя с психологией двадцатилетних бойцов, буквально запертых в обстоятельствах, где убивают не за идею, а просто в надежде возвратиться домой.

Как и в тонком "Повелителе бури" Кэтрин Бигелоу, сухая механика войны собрана из набора рутинных, заученных до автоматизма действий и восприятия происходящего в категории "здесь и сейчас". Но у субъективного по сюжетной конструкции "Ливана" есть своя изюминка. Личный опыт Маоза (принесший ему в итоге "Золотого льва" Венецианского кинофестиваля) позволил придать этой камерной, не лишенной юмора драме масштаб реально прожитого события.