Опубликовано: 1400

Андрей Звягинцев: Какой ты человек – характеризует то, что делаешь, а не то, что говоришь...

Андрей Звягинцев: Какой ты человек – характеризует то, что делаешь, а не то, что говоришь...

На «Евразии-2010» он был членом жюри, но до конца фестиваля не смог остаться – спешил на озвучивание своей новой картины.

Правда, многое успел, побывав даже в алматинском киноклубе. Это и понятно: для знатоков кино Звягинцев – фигура культовая. Его «Возвращение» в 2003 году получило сразу две главных награды Венецианского фестиваля: «Золотого льва» и приз за лучший дебютный фильм. А следующая картина «Изгнание» была отмечена в 2007-м, когда в Каннах актера Константина Лавроненко назвали лучшим исполнителем мужской роли. Интервью у знаменитого российского режиссера корреспондент «Известий-Казахстан» Галина Леонова взяла по дороге в аэропорт.

Известия-Казахстан: Андрей, почему вы дважды оканчивали актерский факультет? И почему, получив первое актерское образование, не стали поступать на режиссерский? Были какие-то сомнения?

Андрей Звягинцев: Нет. Я не собирался быть режиссером, и то, что я им стал, в определенном смысле слова случайность. Наверное, юношеской глупостью было снова поступать на актерский и еще четыре года отдать этому делу. Но так случилось, что на втором или третьем курсе Новосибирского театрального училища я увидел фильм с Аль Пачино, будучи абсолютно уверенным в том, что всё знаю в актерском ремесле.

И-К: Какой фильм?

Звягинцев: «Жизнь взаймы» по Ремарку. Причем копия этой картины была ворованной, потому что фильм-то, оказывается, цветной и назывался «Бобби Дирфилд»! Я же смотрел его в кинотеатре черно-белым, и, надо сказать, таким он мне больше понравился. А недели через две в прокате появилась картина «Правосудие по-американски», которую я пошел смотреть из-за Аль Пачино, потому что он меня сразил наповал: я понял, что так не умею! И даже не представлял – как можно так виртуозно играть?! Почему-то тогда же вбил себе в голову (а мне было лет 19, поскольку я поступил в училище после 9-го класса), что непременно найду возможность научиться играть так же! Только в каком-то другом месте, не в Новосибирске. Ну а где еще – конечно, в Москве.

И-К: И с первого раза поступили в столице?

Звягинцев: В общем, не было других попыток.

И-К: Обычно абитуриенты пробуют свои силы сразу в нескольких театральных вузах, желая стать в первую очередь студентами «Щуки» и МХАТа. А вы поступили в ГИТИС.

Звягинцев: Только потому, что я не знал вот этих предпочтений, но слышал, что во ВГИКе была слабая актерская школа. И «Щепка» в то время считалась так себе. А ГИТИС, «Щука» и МХАТ – все были в фаворе. К тому же какие-то люди подсказали, что Левертов, который как раз в том году набирал, был просто суперпедагогом, а мастером курса был Лазарев. После прослушивания меня сразу двинули на третий тур, то есть дали понять, чтобы я никуда больше не поступал, что они берут меня.

И-К: А что читали при поступлении?

Звягинцев: «Облако в штанах» Маяковского, монолог Хлестакова, что-то еще – не помню уже.

И-К: Вы сыграли в ряде картин, в том числе в эпизодике комедии «Ширли-мырли». Когда-нибудь после фильма вы встречались с Меньшовым, он вам что-нибудь говорил?

Звягинцев: Ничего! Он и знать не знает, что я у него снимался. Даже смешно об этом вспоминать. Ну представьте: человек, недавно окончивший актерский факультет, служит в театре, а я, кстати, тогда был свободен от сцены. Чем он может зарабатывать на хлеб, кроме того, чтобы улицы подметать?

И-К: Сниматься в массовке.

Звягинцев: Вот именно. Каким-то образом – уж не помню точно – я и попал в массовку. Потом бригадир массовки или ассистент по актерам записала меня и иногда приглашала на маленькие эпизоды. Вот, собственно, и всё – я не оцениваю это как какой-то серьезный труд.

И-К: Лишь способ зарабатывания денег?

Звягинцев: Именно! И больше ничего. Это не запах профессии, а черт знает что: маета, вечное ожидание, когда тебя позовут. А потом ты выходишь и произносишь: «Кушать подано...» Или вообще ничего не говоришь. Разве это работа?..

И-К: Когда же созрело решение поменять профессию?

Звягинцев: Такого момента не было, чтобы я сказал себе это. Всё как-то происходило параллельно. Аль Пачино заставил меня приехать в Москву. Зачем-то я еще раз поступил на актерский, уверенный в том, что вот тут-то профессии и научусь. По наивности. Вы спросили, почему на режиссерский не пошел. Потому что у меня не было таких амбиций – я не собирался быть режис¬сером. Я мечтал быть актером. Как-то так получилось, что когда в 90-е годы нужно было концы с концами сводить – денег буквально на хлеб не хватало! – я понял, что могу снять рекламу. Позвонил своему другу, который довольно успешно работал в этом направлении: «Игорь, выручай! Я просто с голоду сейчас помру. Помоги снять рекламу». Так всё закрутилось и сложилось. Где-то раз-два в год я этим и занимался. На нормальное существование заработанных денег хватало. А уже параллельно были массовки и какие-то эпизоды в кино – почти десять лет, до 2000 года.

И-К: Вы долго искали сценарий для дебюта в большом кино? Или встреча с кинодраматургами Новотоцким и Моисеенко тоже была случайной? Я читала их сценарий и ваше к нему предисловие, где вы предлагали сравнить сценарий с фильмом – почувствуйте разницу, что называется.

Звягинцев: Нет, этого не может быть: под грифом «Почувствуйте разницу» я ничего не стал бы публиковать. У нас вышел конфликт со сценаристами...

И-К: И это правда, что после первого просмотра «Возвращения» они встали и вышли из зала?

Звягинцев: Нет, это уже мифология. Они посмотрели черновую версию фильма у меня дома. И, в общем, были, наверное, разочарованы. Не знаю уж, почему. Моисеенко начал что-то говорить: «А вот это бы я..., а вот тут надо было бы вот так сделать...» Никакого насилия здесь не было, он просто делился своими ощущениями. Ну представьте себе: ты сценарист, написавший историю, ты ее прочувствовал и вдруг видишь фильм – совершенно другой, он вообще чужой для тебя! Конечно, у тебя будет стресс, назовем это так. После этого стресса Моисеенко и начал что-то говорить, а Новотоцкий вообще молчал. Я сказал ему, уже обутому и стоявшему на пороге: «Саш, ну так нельзя! Хоть междометие какое-нибудь, пожалуйста, произнеси». И он говорит: «Ты знаешь, последний раз я так скучал на «Сталкере» Тарковского».

И-К: Ничего себе сравнение!

Звягинцев: Таким было его резюме. Потом они пришли в кинозал, когда уже был чистый звук, всё уже сделано. Показывали всей группе, и в общем сценаристы были воодушевлены: они по-другому посмотрели на фильм, их реакция была совершенно иной.

И-К: А что было после двойной победы вашего «Возвращения» на Венецианском кинофестивале?

Звягинцев: Они всё больше и больше «полюбляли» фильм. Привыкали к нему, постепенно «приручали» его. Сценаристы понимали, что это и их вещь. Так вот, у нас вышел конфликт после того, как мы вернулись из Венеции, когда пошли какие-то интервью... Они были обижены и мне высказывали свои претензии – что, дескать, я где-то говорю об изменениях в сценарии. Я решил разрешить этот конфликт и предложил: «Давайте опубликуем ваш сценарий таким, каким он попал в мои руки». Они согласились. И я в преамбуле написал о том, что отношения автора фильма и автора сценария практически всегда конфликтны. Это неизбежно! Сценарий, попадая к режиссеру, конечно же, меняется. Вот мы и предлагаем прочесть его таким, каким он был до того, как стал фильмом.

И-К: Готовясь к следующей большой картине, вы понимали, что именно вторая работа – показатель профессионализма? Чего вы стоите, грубо говоря, как режиссер. Потому что успех первой ленты мог быть и случайным, хотя вопрос этот – риторический.

Звягинцев: А что такое «случайное»?

И-К: Да элементарно – попался хороший сценарий, а следующий такого же уровня можно и не найти.

Звягинцев: Как можно «Бедных людей» написать случайно? Вот это расхожее мнение – глупость, мне кажется, невероятная. Первый фильм может быть неудачным, слабым по форме, будет чувствоваться студенческая рука, но потом человек наберет обороты и может сделать что-то выдающееся. «Приключение» стало у Антониони седьмым по счету игровым фильмом, когда режиссер нашел себя, свой язык. А до этого были лишь подступы к Антониони, которого знает весь мир.

И-К: В вашем рассуждении есть противоречие.

Звягинцев: Почему?

И-К: Потому что вы первой же картиной громко заявили о себе. Да и у того же Тарковского дебютом было «Иваново детство», прогремевшее, кстати, тоже в Венеции почти полвека назад!

Звягинцев: Понимаете, в случае, в случайности есть своя закономерность, только она не всегда очевидна, по крайней мере, до и непосредственно в тот момент, когда оно, это событие, собственно случается. Постфактум мы можем объяснить и доказать себе всё, что только душе угодно, мы так устроены. Всё, что в течение какого-то продолжительного времени не попадает в круг нашего очень ограниченного взгляда на мир, в круг наших так называемых прогнозов, входя в этот круг, непременно интерпретируется нами как случайность. В этом смысле случайно всё, чего мы с вами никак не ожидали.

И-К: Хорошо, сформулирую вопрос по-другому: вторая ваша картина «Изгнание» – подтверждение неслучайности успеха первой. Я вместе со многими ждала: что и как вы снимете во второй раз. И мне ваше «Изгнание» понравилось больше, чем «Возвращение». По настроению, по теме, по тому, как оно «вкусно» сделано. Я на одном дыхании посмотрела картину первый раз и так же пересматривала.

Звягинцев: Да? В Алматы я всё больше и больше встречаю людей, которые солидарны с вами, и это радует. А в Москве устойчивое мнение, что «Изгнание» – это провал, что это плохо и так далее.

И-К: Я читала более скромные отзывы об этой картине, чем о «Возвращении», но провалом обзывать «Изгнание» – уж слишком.

Звягинцев: Я считаю это несправедливым, но, возможно, лишь потому, что «Изгнание» люблю гораздо больше. Потому что там...

И-К: Больше личного?

Звягинцев: Нет. Оба фильма сняты по чужим сценариям. В «Изгнании», правда, я являюсь официальным соавтором. Там, по сути, четыре автора: Уильям Сароян, Артем Мелкумян, из рук которого ко мне попал уже литературный сценарий, а не повесть Сарояна. А дальше мы с Олегом Негиным вдвоем сели переписывать этот текст. Олег – мой давний друг и соавтор, с которым у нас много совместных замыслов на будущее.

И-К: Успех в Венеции дал вам возможность работать потом уже не так...

Звягинцев: ...натужно в смысле бюджета?

И-К: Да. Как на первой картине, бюджет которой был довольно скромным. Фильм ведь патронировал не Первый канал, не РТР, а продюсер телеканала REN TV Лесневский.

Звягинцев: Но и вторую картину я снимал с Лесневским.

И-К: Думаю, после Венеции и он уже по-другому к вам относился.

Звягинцев: Наверное. «Возвращение» мы снимали 47 дней. Здесь, на фестивале в Алматы, я разговаривал с Билли Зейном, который рассказал, что «Титаник» они снимали год. Целый год шли только съемки! Я ошалел! Поскольку слышал, что в Америке довольно быстро снимают кино – восемь-девять недель, и всё! А в общей сложности они делали фильм три года: год готовились, год снимали, ну и т.д. У нас бюджетов, как у них, нет. И год нам никто не позволит снимать. «Изгнание» мы снимали 103 дня. В России по нынешним временам такое количество съемочных дней – невероятная удача.

И-К: Да, больше трех месяцев.

Звягинцев: Нет, речь идет именно о съемочных днях. Календарно же период этой работы растянулся на пять месяцев. Потому что мы снимали сперва в Бельгии, потом был перерыв, а летом сначала месяц в павильоне в Москве, и конец лета, осень уже работали в Молдавии. У нас было вдвое больше съемочных дней, чем на «Возвращении». Но даже на «Возвращении» не было того прессинга, который испытывают многие режиссеры в России. Прессинга продюсерского. Когда заставляют готовиться к фильму за три, за два, а то и за один месяц, а затем – снимать в очень жесткие сроки. Продюсеры экономят свои деньги в ущерб качеству. Вот и загоняют людей в прокрустово ложе, когда всем приходится работать в жуткой гонке. Поэтому, как мне кажется, мы и имеем то, что имеем. У меня никогда язык не повернется сказать о Лесневском что-то плохое в этом смысле. Мы год готовились! Не все серьезные режиссеры могли себе позволить подобное, а уж о дебютантах вообще не говорю.

И-К: Вы принципиально не снимали «расхожие» лица в первой картине?

Звягинцев: Да. Для «Возвращения» это было принципиально важно. Потому что мне хотелось, чтобы зрители знакомились с абсолютно новым миром. Чтобы не тянулось никаких шлейфов за его героями. Тем более такая возможность была, поскольку взрослых персонажей в картине всего двое – мать и отец. А дети по определению не могут быть раскрученными звездами, потому что еще малы.

И-К: А вас не шпыняли за иностранную актрису в «Изгнании», как когда-то Рязанова за то, что в «Иронию судьбы» он пригласил Барбару Брыльску?

Звягинцев: Что, Эльдара Александровича шпыняли?

И-К: Еще как! Дескать, неужели среди наших не нашлось достойной претендентки на роль учительницы русской словесности?! Да еще Пугачева за нее спела, а Талызина озвучила. У вас похожая история. Почему вы вышли на Марию Бонневи?

Звягинцев: Увидел норвежский фильм с ее участием «Я – Дина» и был сильно впечатлен ею.

И-К: Актрису не смутил объем текста на чужом языке, который ей надо было учить и произносить? Вы же и себе усложнили задачу.

Звягинцев: Ничуть. Да и текста там не так много, только в финале большой – пятиминутный! – монолог. Его она выучила наизусть и в точности – слово в слово – произнесла. Не зная русского, актриса говорила для себя абракадабру, но в этот момент она абсолютно всё точно чувствовала, плакала там, где было нужно, держала верное состояние. Справилась с этим потрясающе!

И-К: Кстати, ее прекрасно переозвучили. Кто это был?

Звягинцев: Елена Лядова. Сейчас она снялась у меня в третьей картине.

И-К: Почему новая картина называется «Елена»?

Звягинцев: Это имя главной героини, которую играет Надежда Маркина. Актриса значительно моложе своей героини – пенсионерки. В основном Надежда работает в театре, хотя и в сериалах тоже снимается.

И-К: Вы уже к Марии Бонневи искали подходящего партнера? Лавроненко-то был утвержден в «Изгнание» вами в последний момент.

Звягинцев: Не-е-т, я искал героев сразу. Никого ни к кому не подбирал. В моем представлении уже были какие-то образы: этого, того, их сводишь вместе, смотришь...

И-К: Но вы же поначалу не хотели Лавроненко снимать, хотя и знали его потенциал по совместной работе в «Возвращении».

Звягинцев: Потому что не хотел входить в ту же самую реку снова. Я опять хотел создать некий мир, который был бы не знаком зрителю. Но не получилось.

И-К: А третья ваша картина тоже будет на библейские темы? Или это больше бытовая история?

Звягинцев: Бытовая. Понимаете... любая трагическая история непременно имеет параллель с темами, которые поднимает религия. Поэтому, даже оставаясь бытовой историей, совершенно реалистичной, в ней будет присутствовать еще и дополнительный план.

И-К: Следовательно, «Елена» менее трагична?

Звягинцев: По-моему, картина трагична, но не сокрушительно, как это сделано в «Изгнании»: новая картина страшна в своей перспективе, скажем так. Только об этом фильме пока не стоит говорить, еще рано.

И-К: Вы тщательно работаете над каждым кадром. Каков ваш личный рекорд – сколько дублей максимально вы снимали?

Звягинцев: 28. Это было на «Елене»: мы замучили Надежду Маркину в сцене ее телефонного разговора с сыном. Утешает одно – именно 28-й и вошел в фильм при монтаже. Обычно же я делаю 8-12 дублей. Иногда в монтаж входит первый. Но это нормальный процесс – сразу можешь и не оценить, что дубль удачный, вот и снимаешь несколько. Помню, на «Изгнании» в первый съемочный день с Балуевым мы сделали 23 дубля! Он, наверное, ошалел от такого количества, подумав: «Куда это я попал?». Но потом – ничего, всё у нас с ним пошло нормально. Я очень был доволен работой с Сашей.

И-К: А вот гипотетически вы могли ли бы взяться за постановку комедии?

Звягинцев: Не знаю. Сомневаюсь. Понимаете – хочется делать то... что хочется делать.

И-К: Но, допустим, вам дали шикарный сценарий, большие деньги на проект, хороших артистов предложили и сказали: «Андрей, снимите, пожалуйста, эту картину».

Звягинцев: Во имя чего?

И-К: Во имя того, чтобы получилось хорошее зрительское кино. Люди захотели пригласить именно вас как профессионала.

Звягинцев: Знаете, сослагательно трудно говорить. Случится такое предложение – тогда и будем обсуждать.

И-К: Что вы, Андрей, почерпнули для себя из этой поездки в Алматы?

Звягинцев: Знаете, я не люблю говорить о фильме сразу после просмотра. Примерно так же дело обстоит и с поездками. Ты сначала что-то вбираешь в себя, потом нужно, чтобы это улеглось, обрело свое место.

И-К: Ну не жалеете по крайней мере?

Звягинцев: Нет, конечно!

И-К: А что вы сейчас перед выездом из отеля прикупили в сувенирной лавке?

Звягинцев: Казахскую национальную домашнюю обувь. В качестве сувенира.

И-К: Кто сегодня ваш любимый актер?

Звягинцев: Сначала был Аль Пачино. Потом я увидел «Таксиста» с Де Ниро, и он с Аль Пачино сравнялся, позже Де Ниро взял верх. Совокупно, но не последними его фильмами. Он больше комедиями увлекся, а это – не мое. Есть и другие замечательные актеры.

И-К: А в детстве были кумиры? Вы ж мечтали стать актером.

Звягинцев: Кто был эталоном? Андрей Миронов! Я обожал его, делал под него пародии. Помните скетч, где дядька играет на рояле – ум-ба, ум-ба... А он так выхаживает – пиджак поправляет, шарф и говорит: «Щас, щас я спою... Щас». Артистизм его, ирония – это фантастика!

И-К: А Тарковский – ваш был режиссер?

Звягинцев: Конечно. А «Рублёв» – один из самых моих любимых фильмов вообще. Еще «Зеркало». Да и «Жертвоприношение» – грандиозный фильм.

И-К: Что больше всего удручает вас в нынешней жизни?

Звягинцев: Несовершенство этого мира – непобедимое, неистребимое! Но, наверное, так оно и должно быть, если никак иначе быть не может. Другого-то у нас нет мира, есть только этот... Поэтому, может быть, нужно проблему в себе самом решать... Поменять отношение к этому несовершенству.

И-К: У Клинта Иствуда есть фильм «Совершенный мир», но вопрос не о картине. Просто Иствуда в Голливуде называют самым пунктуальным режиссером. А какие черты характера вы в себе воспитали?

Звягинцев: Я не рефлексирую на эти темы, поэтому затрудняюсь с ответами и опускаю голову в раздумье – что б такое сказать? Я, например, прощаю опоздания всем, кто приходит на встречу со мной. Только по той причине, что сам непунктуальный. Прощаю и с легкостью это переношу, потому что понимаю, откуда это течет: не из злого умысла, просто строй жизни таков. Кстати, говорят, что немцы очень пунктуальны. Но японец в этом плане еще жестче: он чуть ли не харакири себе сделает, если кого-то подведет, опоздает или вовсе не придет.

И-К: А вы, по большому счету, слово держать умеете?

Звягинцев: Не знаю. Мне не приходилось никогда давать какие-то клятвы и обещания. Не приходилось, слава богу. Какой ты человек – характеризует то, что ты делаешь, а не то, что ты говоришь... По плодам судят о том, что делает человек. Федор Михайлович Достоевский был отвратительный, страшный, ужасный человек... в быту. Вас это волнует? Лично меня – нет.

И-К: На ваш взгляд, какими качествами непременно должен обладать режиссер?

Звягинцев: Он должен быть художником, должен быть поэтом. В противном случае он просто подёнщик, зарабатывающий деньги на одном из видов развлечения для толпы.

Автор: Галина Леонова
Источник:
Известия Казахстан

Оставить комментарий

Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи