Темы поднимались острые: от ущемления прав женщин и бытового насилия до торговли людьми. Затронули и тему инклюзивности. Обсуждали, могут ли дети с особыми потребностями участвовать во всех сферах жизни. Готовы ли преподаватели работать с такими детьми? И ответы далеко не всегда однозначные. В теме разобралась корреспондент медиапортала Caravan.kz.
Когда теория не дружит с практикой
По словам представителей Министерства науки и высшего образования, уже 90 % школ и 70 % детсадов в Казахстане обеспечивают инклюзивное обучение, а также 81 % колледжей. То есть формально у нас почти всё готово для того, чтобы дети с особыми образовательными потребностями учились наравне с другими. Есть пандусы, специальные программы, преподаватели.
Но на практике всё не так гладко. На заседании Уполномоченный по правам социально уязвимых категорий населения при президенте РК, депутат Мажилиса Кенжегул Сейтжан заявил, что стране нужна серьёзная программа подготовки учителей для работы с особенными детьми. И подчеркнул, что важно усилить их практические навыки.
Слова депутата подтверждаются различными научными исследованиями. Например, в прошлом году ученые из Назарбаев Университета, Казахского национального педагогического университета имени Абая, Павлодарского педагогического университета имени Әлкея Маргулана провели большое исследование. Они побеседовали с более чем 40 учителями из восьми городов Казахстана. Все эти преподаватели работают в инклюзивных классах, где учатся дети с аутизмом, ДЦП, нарушением речи, внимания и другими особенностями.
Оказалось, что молодые педагоги, только начавшие работать, часто чувствуют себя растерянными. В университете они изучали теорию, но на практике оказывались в растерянности. У них не было ни методичек, ни наставников, ни даже подробных инструкций.
Как объяснять тему ребёнку, который не видит? Как работать с тем, кто не может сидеть спокойно или не воспринимает речь? Во многих школах даже нет тьюторов, то есть специальных помощников. Учителя остаются один на один с полным классом из 30 человек, среди которых есть и дети с особыми потребностями. И на них при этом ложится ещё и гора бумажной работы: отчёты, планы, справки, дневники наблюдений.
Добавьте к этому ещё и давление со стороны родителей, которые не всегда понимают, что их ребёнку нужна ранняя диагностика и постоянная коррекция. А ещё выгорание, усталость, чувство, что ты не справляешься. Неудивительно, что некоторые педагоги просто уходят из профессии.
Другие исследователи из Назарбаев Университета тоже пришли к выводу, что нынешняя система педагогического образования требует доработки. Они провели интервью с 12 будущими учителями из четырёх университетов страны. И в резюме написали, что студентам не хватает практики, наставничества и работы в реальных школах.
Источник: статья «Barriers to Inclusion: Insights from Special Education Teachers in Kazakhstan», опубликованная в журнале Eurasian Journal of Educational Research, выпуск 113, 2024 год, авторы Дархан Билялов, Зульфия Мовкебаева, Дана Хамитова, Айтолкын Дузелбаева.
Получается, что формально мы к инклюзии готовы, но по сути - нет. Чтобы ситуация изменилась, нужно не просто строить пандусы и говорить о правах, а реально готовить кадры и создавать условия, где ни дети, ни учителя не останутся одни.
От диагноза — к человеку
Руководитель Центра социальных инклюзивных программ Салтанат Мурзалинова-Яковлева уверена: чтобы инклюзия в Казахстане стала реальностью, всем участникам этого процесса (от чиновников до учителей) нужно понять одну важную вещь. Инклюзия — это не про инвалидность, а про то, насколько гибкой и открытой может быть сама среда. Не человек должен приспосабливаться к обществу, а общество должно уметь подстраиваться под разные потребности людей. Причем так, чтобы каждый чувствовал себя включённым, нужным и принятым.
«До сих пор у нас сохраняется ошибочное представление, что инклюзивная школа — это та, где уже учатся дети с инвалидностью. На самом деле, по международным стандартам, инклюзивная школа — это такая, где создают индивидуальный образовательный маршрут для любого ребёнка. Дети с инвалидностью — лишь одна из категорий учеников, нуждающихся в особом подходе. Поэтому мы всё ещё находимся в процессе перехода от медицинской модели инклюзивности к социальной. Медицинская модель предполагает восприятие человека через диагноз. Это когда мы говорим: «аутист», «ребёнок с ДЦП», «СДВГшник». Социальная модель ставит в центр самого человека, здесь говорят: «Это Игорь, ему 14 лет, и у него — ДЦП». То есть наличие особых потребностей — это лишь одна из его характеристик, но не определяющая. Важно понимать, что около 70 % населения мира на том или ином этапе своей жизни нуждаются в дополнительной поддержке. Это женщины во время беременности, пожилые люди, люди после травм. Поэтому инклюзивность — это не только про инвалидность. Это про среду. Не человек должен «вписываться» в общество, а общество должно быть достаточно гибким, чтобы принимать и поддерживать каждого», — пояснила она.
Как подготовиться к особенностям?
По ее мнению, чтобы двигаться дальше, недостаточно теоретических курсов. Нужны реальные места, где будущие и действующие педагоги могут учиться через практику.
«Когда депутат Кенжегул Сейтжан говорит о важности подготовки учителей, он абсолютно прав. Нельзя научиться работать в классе с нейроразнообразием (там, где дети с самыми разными особенностями), просто прослушав курс. Это невозможно. Во всём мире создаются практические центры, где будущие педагоги проходят стажировку: сначала наблюдают, затем работают в паре с наставником и только после этого сами начинают вести уроки.
В Казахстане, к сожалению, телегу поставили впереди лошади: сначала школы объявили инклюзивными, потом дали педагогам теоретические знания, и только теперь постепенно осознаём, что нужна практика. Пока учителя остаются без достаточной информации, им не объясняют, чем ребёнок с СДВГ отличается от ребёнка с РАС. А ведь это важно понимать. Педагог не может помочь, если сам не ориентируется в особенностях.
Вот почему мы на протяжении нескольких лет продвигаем идею создания практических инклюзивных центров. В Алматы мы своими силами запустили такой центр, где учителя могут стажироваться, пробовать, учиться. Но, конечно, этого недостаточно. Мы предлагаем, чтобы в каждом регионе были такие центры. Независимые, но работающие в партнёрстве с государством. Государство действует по существующим нормам, а экспериментальные площадки могут внедрять новые подходы, адаптировать их, тестировать и затем легализовать на государственном уровне», — пояснила Салтанат Мурзалинова-Яковлева.
Она считает, что в Казахстане неплохая нормативно-правовая база, но этого недостаточно. Необходимо рассказывать об успешных историях, показывать, что новые методики работают. И главное, с самого раннего возраста воспитывать новое поколение.
«Чтобы избежать инвалидизации, нам необходимо сформировать новую нормальность. Такое общество, в котором с детства естественным становится восприятие разнообразия. Когда дети учатся вместе — обычные, особенные, разные. И это перестаёт быть чем-то необычным. Нам, взрослым, важно самим принять это разнообразие и не мешать детям воспринимать друг друга без ярлыков. Новое поколение уже доказывает, что готово к этому. Каждый ребёнок по-своему уникален, и в этом его сила. Именно поэтому сегодня ключевая задача — вырастить новое поколение, для которого инклюзия будет образом жизни», — считает она.
Вот почему так важно, чтобы разговоры об инклюзии не оставались только на уровне протоколов и концепций. Инклюзия — это не просто отчеты, а долгосрочный выбор общества в пользу равенства, принятия и человеческого достоинства.
И если сегодня мы заложим прочный фундамент в виде грамотных педагогов, адаптированной среды и открытого общества, то завтра мы получим поколение, для которого быть разным — это норма. А это уже не просто шаг вперёд. Это настоящий прогресс.