Эйфория – главное

Актеру не должно быть легко

– На съемках всегда так, – рассказывает Камилла. – Если зима, то я обязательно в каком-то прозрачном летнем платье, если лето, то это армейские ботинки и две пары шерстяных носков. Но это закаляет: на мой взгляд, профессия актера не должна быть легкой. Всегда должны быть трудности, преодоление холода или жары на съемочной площадке, постоянный нерв на сцене театра.

– А где сложнее?

– Для меня сложнее театр. Но чем сложнее, тем интереснее. Театр и кино – очень разные. И если в кино мне нравится сам процесс съемок, то в театре мне нравятся последние две недели перед премьерой, когда уже есть свет, звук, костюмы и хочется поработать на зрителя.

– Самый любимый момент на съемках? Перерыв на чай?

– (Смеется.) Нет, конечно. Мне нравится команда, когда она становится как семья. Чувствуешь себя, с одной стороны, как дома, а с другой – понимаешь, что участвуешь в рабочем процессе. В этом проекте я даже выполняла каскадерский трюк: меня подвешивали, и я летала! Это какая-то эйфория, выброс энергии! Для актера, наверное, это самое главное.

– А какой у вас график работы?

– Бывает, что уходим в ночь – все зависит от того, есть ли в театре репетиции. В ночной работе есть свой кайф: город спит, а ты работаешь. Бывает и усталость, но, когда проект увлекает, нет негативного остатка. Наоборот, приезжаешь домой, и, кажется, – часок поспать и скорее дальше работать.

Родные привыкли

Местом действия очередной сцены проекта стало полуразрушенное здание, внутри полумрак. На улице пасмурно, а сырость от пола и стен добавляет мрачности. На этом фоне Камилла выглядит еще более хрупкой и похожей на сказочную Мальвину. Может быть, потому, что на ней огромные накладные ресницы из перьев и яркие фиолетовые тени.

– Ваша профессия вынуждает очень близко подпускать к себе посторонних: накладывать грим, поправлять прическу, примерять наряды. А как близко вы подпускаете к себе в жизни?

– Если я к кому-то привязалась, то это надолго. Но в любой новой компании я присматриваюсь, не могу сразу стать душой компании.

– Родные поддерживают ваш ритм работы?

– Уже да. Хотя, когда я только училась, они относились к этому скептически: что за работа в театре в наше время. Когда я поступала в 2005-м, мои родственники были против. Но с каждым годом я доказывала, что это моя профессия, призвание и от этого никуда не деться. И, мне кажется, они привыкли.

Две “семьи”

– Внешняя поддержка вам нужна?

– Очень важно, когда в меня верят. Если говорят, что я никто, то закрываюсь и перестаю что-либо делать. А когда говорят: “Молодец, ты можешь”, во мне моментально что-то просыпается.

– А чего больше в вашей жизни – кино или театра?

– Конечно, я, как актриса, воспитывалась в духе театра. Всегда думала, что буду играть в театре, мы с ребятами мечтали об открытии своей театральной школы-студии. О кино не задумывалась, даже в голову это не приходило. Но в 2009-м все получилось само собой… Театр, где люди работают по 20 лет, – это семья. В кино, как смеются сами киношники, – “семья по контракту”.

Здесь всем предлагают чай и плюшку. Угощайтесь, мол, холодно же. Наверное, на съемках действительно все свои, и если вдруг на фоне расписанных граффити колонн, битого стекла, мусора и реквизита появляется новое лицо, его не воспринимают чужаком. Заботятся, как о команде – но лишь до тех пор, пока не прозвучит очередной сигнал к съемке. После этого все участники действия моментально бросают недопитый чай и включаются в процесс.