Магбат СПАНОВ: О нетрадиционной ориентации нашей экономики

– Как вы считаете, чем болеет наша экономика: тахикардией, язвой желудка или, как говорят в простонародье, случился запор?

– Когда даешь определение казахстанской экономике, трудно удержаться, чтобы не поставить диагноз. Я считаю, что у нас анемия. Вроде бы все в порядке: организм есть, скелет есть, мясо есть и даже мышцы, но не хватает крови – нормально функционирующей финансовой системы. Недостаток финансов привел к тому, что мы заявляем о громадных планах, но где на это ресурсы? У нас ежегодно растет внешний долг. Если посмотреть структуру долга, то он свыше 130 миллиардов долларов. И если раньше, до кризиса, основным должником был банковский сектор – до 50 процентов, а государственный долг составлял от 3 до 5 миллиардов, то после 2010 года резко начал расти государственный долг за счет квазигосударственных компаний, принадлежащих фонду национального состояния “Самрук-Казына”. И хотя у нас есть рост экономики по показателям, мощного развития, как такового, пока нет.

– Казахстанская экономика монополизирована и неконкурентоспособна. В прошлом году у нас оказалась минимальная инфляция впервые за годы, но люди считают, что цены выросли в разы… Что за парадокс?

– Каждый год правительство принимает план по достижению макроэкономических показателей. В 2013 году у нас рост ВВП составил 6 процентов, при этом инфляцию удержали на 4,8 процента, что, конечно, не только у меня вызывает большие сомнения. Учитывая, что у нас идет постоянное удорожание в системо-образующих отраслях (энергетика, водоснабжение, транспортные тарифы и другие), – цифры не бьются. Обычно ВВП и инфляция показывали одинаковую цифру – в районе шести процентов. Видимо, данные по инфляции за 2013 год – это некорректный показатель. Хотя на понижение могло повлиять снижение покупательной способности. Но, по сути, инфляция должна в идеале быть в пределах трех процентов с точки зрения критериев экономической безопасности.

Страх и недоверие

– Как вы относитесь к шутке про нетрадиционную ориентацию нашей экономики, которая страстно любит банки и готова отдать им любые деньги… Говорят, что с приходом нового главы Нацбанка ориентация будет меняться.

– На самом деле это традиционная ориентация для нас. С середины 90-х годов была принята программа по южнокорейской модели, когда взяли курс на создание крупных финансово-промышленных групп во главе с банками. Но когда разразился мировой финансовый кризис, все поняли, что это не так уж и надежно. Наши банки больны, из 100 процентов всех кредитов – только 25 нормальных, 25 сомнительных и 50 проблемных. Это соотношение, которое противоречит критериям финансовой безопасности. С такими чахлыми секторами строить экономику сложно, поэтому сейчас она меняет ориентацию. Роль банков не будет столь велика, акцент будет сделан на инновации и реальный сектор. А сами банки будут объединяться и укрупняться. В Казахстане, наверное, не должно быть много банков. Мы готовимся к вступлению в ВТО, уже сейчас трудно конкурировать с российскими банками. А когда вступим в ВТО, будет еще сложнее. Поэтому нужны банки с крупной капитализацией.

– Возможно, что на фоне всех этих изменений заработает фондовый рынок?

– Фондовый рынок у нас не работает потому, что глубоко в подсознании сидят страх и недоверие. Помните, как население обманули с пиками? Если бы этого не было, это было бы началом развития фондового рынка. В России ваучер имел хоть какую-то капитализацию, и сегодня там рынок более или менее работает. А нас круто обманули. Поэтому, несмотря на все приглашения участвовать в народном IPO, фондовый рынок в Казахстане будет развиваться со скрипом.

– А что у нас с кредитованием, удастся ли сократить невозвратные кредиты?

– Это на уровне подсознания. Люди думают: почему кто-то раньше мог брать вначале кредиты и не возвращать их, а я должен отдавать? Тогда никто не понес ответственности. Можно принимать законы, но если они не работают, все – бесполезно.

Мы перестали работать

– В последнее время постоянно критикуют черту бедности: по какому принципу ее проводят и почему она практически равна черте смерти? Откуда вообще берется прожиточный минимум и как разобраться народу со всеми этими показателями?

– Здесь вопрос в том, что нет такого показателя в международной отчетности как прожиточный минимум. В международной практике есть понятие бедности: если человек живет в день меньше, чем на 4 доллара, то он беден. Остальные показатели, такие, как черта бедности, которая равна 40 процентам от прожиточного минимума, – это все искусственные цифры. У нас в стране нет реальных показателей по бедности. У нас любят играть цифрами. Давно пора по вопросам бедности переходить на международные стандарты и не тешить себя тем, что у нас все не так уж и плохо.

– Соответствуют ли наши зарплаты уровню жизни?

– Понятно, все хотят жить на достойном уровне. Но основная часть населения деньги не зарабатывает, а просто получает. У нас система оплаты труда не привязана к конечному результату. По производительности труда мы отстаем от большинства стран, от той же России, Украины. Согласно этому, зарплаты у нас должны быть, по сути, меньше. Но при этом покупательная способность тенге должна быть выше. У нас же в тенге заложены и откаты, и коррупционные схемы. Тенге раздут из-за этого. Производства, как такового, нет. Доля налоговых отчислений снижается, у нас ничего не создается, доходы получаем через сырьевой сектор. Казахстан просто перестал нормально работать. О реальном же развитии малого и среднего бизнеса говорить не приходится.

– Чиновники предлагают добавить к обязательным платежам из зарплат отчисления на медицинскую страховку в размере 5 процентов. Если в целом посчитать все отчисления, у нас только 75 процентов будет оставаться. И это при том, что мало кто сегодня легально получает деньги – в основном в конвертах.

– Понятно, что медицина дорогая. Если мы хотим получать качественные услуги, надо платить. Понятно, что отчасти государство пытается переложить расходы на граждан, у нас медицина – уже не бесплатная, на нее выделяют немалые деньги из бюджета. Но в целом я поддерживаю медицинское страхование. Просто мы имели печальный опыт, когда были украдены деньги, развалена работа. Опасения населения понятны. Есть и другая сторона медали – очередной обязательный платеж заставит работодателей все больше уходить в тень. Мы можем получить обратный эффект.

О средневековом правосудии

– Недавно чиновники заявили, что пенсии у нас за 14 лет выросли в шесть раз и размер их выше, чем у соседей. Но так ли хороши наши пенсии и соответствуют ли они уровню жизни? Как вы оцениваете нашу пенсионную систему?

– Сложившаяся у нас пенсионная система – далеко не совершенна и не справедлива. С 1997 года внедряли пенсионные реформы, и я удивляюсь, что до сих пор никто не понес ответственности за это – ни все министры финансов, ни председатели Национального банка. Почему с них никто не спросил? Теперь мы снова вынуждены ломать систему и делать все заново. Сегодня пенсии не соответствуют уровню жизни. Человек, отработав 40–50 лет, должен иметь возможность не просто покупать еду, но и полноценно жить. Я сторонник смешанной системы: какой-то минимум должно гарантировать государство плюс население само должно делать накопления.

– Какие последние события в жизни вас возмутили больше всего?

– Меня возмущают пьяные за рулем и случай в Алматы с водителем BMW, который сбил 6 человек и сейчас фактически откупился от наказания. Законы у нас ужесточаются, но результата нет: как выясняется, даже от преступления со смертельным исходом можно откупиться. Мы возвращаемся к средневековью, когда существовали куны – выкупы за смерть человека. У нас средневековое правосудие. Человек убил на машине и вышел на свободу. Когда человек умер, какое может быть примирение сторон? Этот человек не только чей-то родственник, член семьи, но и член общества, экономическая единица. Он работает, приносит доход семье, обществу, государству, а его убивают. При такой несправедливой ситуации мы дождемся того, что в обществе появятся Робин Гуды, которые будут сами вершить правосудие.

Ударит ли рубль по тенге?

– Еще одна активно обсуждаемая новость в Интернете – официальные тарифы на красивые номера для авто. По словам чиновников, эта мера позволит ослабить коррупцию.

– Если кто-то хочет крутой номер, пусть платит. Он просто расписывается в своей дурости. Народ посмеется, и все. Я думаю, ничего страшного тут нет, сегодня они дают взятки, завтра будут официально в бюджет платить. Это, к сожалению, реалии нашей жизни. Люди у нас любят порисоваться, почему бы за счет этого не пополнить бюджет.

– О девальвации тенге. Народ ждет, что после девальвации рубля в России по нашим кошелькам ударит как рикошетом. Так ли это?

– Экономических оснований для девальвации тенге внутри страны нет. Основной источник пополнения бюджета – сырье, нефть – остается на прежнем уровне. Тут могут вступить не экономические, а политические факторы. Мы – члены Таможенного союза, и процессы, которые происходят в России, нас затрагивают напрямую. Там большая вероятность девальвации. Россия взяла на себя много планов, проводит Олимпиаду, чемпионат мира по футболу, саммиты, универсиады, строит космические объекты, инновационные парки, а вот расплачиваться за все это мы будем вместе, и казахстанцы в том числе. Если в России произойдет девальвация, учитывая товарооборот, мы в Казахстане можем иметь ситуацию 2009 года – снижение примерно на 40 процентов.

Алмат