“Дорогая моя Германия”. Истории экс-казахстанцев за рубежом: шокирующие и не очень

В прошлом году, например, прошла информация о том, что многодетная немецкая семья просит убежища в России. Рассказывая о том, как “Югендамт” (ведомство по делам молодежи в Германии) силой изымает из семей детей, чтобы проводить над ними жуткие эксперименты, журналист вопрошал: “А сколько еще таких детей томится в застенках “Югендамт”?” Поскольку в Германии проживает немало казахстанцев, то и для нас эта тема не чужая. Сегодня мы приводим две истории из первых уст. Кто прав – решайте сами.

Жертвы “Югендамта”?

– Ангелина, моя старшая дочь, вышла замуж за местного немца, – рассказывает уроженка Экибастуза Елена К. – Родила сына Джейми, а пять лет назад – дочь Эбби. Когда внучке было три месяца, родители заметили, что у нее опухла ножка. Поехали к врачу. Тому после рентгена показалось, будто бы ребенка били: у нее была треснута косточка.

“Югендамт”, или, как его еще называют, ювенальная юстиция, в тот же час, как только поступил сигнал, забрал обоих детей – и малышку, и ее двухлетнего брата.

У нас в Германии очень большой семейный клан. Среди нас нет ни наркоманов, ни пьющих. Но свидетельские показания родственников о том, что детей в семье моей дочери никто не бил, не брались во внимание. Мы с мужем просили, чтобы внуков отдали нам. Но нас никто и слушать не стал. Пытались сделать это через суд, а там заявили: “А вдруг грудного ребенка избивали именно вы?”. Второй аргумент немецкого суда: “У вас слишком хорошие отношения с дочкой, чтобы отдать вам ее детей”.

Этот ад тянется уже четыре года. Первые два года мы пытались вернуть детей с помощью местных адвокатов. Ничего не получилось.

Потом услышали, что в Вене есть правозащитная организация, которая помогает в таких сложных ситуациях. Они взялись нам помочь, но всё осложнилось тем, что дочка забеременела третьим ребенком. По местным законам, его после рождения сразу бы забрали у семьи, которая находится “на карандаше”. Что было делать? Мы обратились за защитой в российское посольство, поскольку я сохранила гражданство этой страны. Сначала мы с дочкой уехали в Симферополь. Там у нее родился мальчик Никитка, и она, и он получили российское гражданство. Когда мы собрались вернуться обратно в Германию, где оставались семьи, думали, что нас оставят в покое, но очень сильно ошибались.

Муж дочери сообщил, что из суда пришла повестка – забрать третьего ребенка, хотя на него не было документов, тем более – на немецком языке.

Инициировано это было, конечно же, “Югендамтом”, услышавшим о рождении малыша. И дочь осталась в Москве, куда переселилась из Симферополя. Туда тоже присылали каких-то судебных приставов по запросу министерства юстиции Германии, но спасибо российским властям – не выдали.

Теперь я разрываюсь между РФ и ФРГ, где у меня остались муж, двое младших детей и внуки. Изъятых малышей поселили по отдельности в немецкие семьи. Когда через два года мы начали интенсивно общаться с российскими СМИ, “Югендамт” передал их в русские семьи, чтобы его не обвинили в русофобстве.

Это надо было видеть, как двухлетнюю внучку забирали из второй в ее крохотной жизни семьи: отцепляли силой от женщины, которую она уже называла мамой.

Ей еще повезло. Сегодняшние опекуны тоже вроде нормальные люди. При встречах мы видим, что она ухоженная, здоровая и веселая. Но у внука, пока разрешали встречаться с ним, мы видели черные запавшие глаза, давно нестриженные волосы, нам сказали, что во сне он кричит. В последнее время социальные органы находят любые причины, чтобы не дать нам встретиться с внуками. Когда с ними хотят увидеться наши родственники, им вообще запрещают это. Кто вы, мол, такие? Нам и не снилось... Мифы и правда о защите детей в Западной Европе

“Югендамт” мало того, что искалечил души детей, так он еще и семью дочери разрушил – она с мужем на грани развода. Еще бы: оба в разных странах.

Вообще здесь, в Германии, позиции “Югендамта” очень сильны. Ему подчиняются абсолютно все. Если в суде “Югендамт” говорит, что ребенка надо забрать из семьи, значит, так оно и будет. Никто не пойдет против. Я думаю, что это делается с целью превратить ребенка в эдакого послушного зомби, который ничего не хочет и ничего ему не надо.

А еще это бизнес. Тем организациям, которые забирают детей, выделяются огромные деньги для их содержания в приемных семьях.

Таких семей, как наша, в Германии много! Отбирают и у коренных немцев тоже, но они могут обратиться за защитой в местные СМИ. Нам же во всех немецких редакциях говорят, что это не более чем российская пропаганда, и вообще – мы всё придумали. Здесь цензура очень сильная, о неудобных темах не пишут.

Опять же, если судить по семье коренных немцев Бергфельд, которым организовали очень хорошую информационную поддержку, огласка мало помогла.

Когда решено было изъять всех их пятерых детей, родителям с тремя младшими удалось бежать в Испанию, где один ребенок умер.

Когда немецкие власти приехали забирать двоих оставшихся, убитый горем глава семейства стал искать политическое убежище для остатков своей разрушенной семьи. Нашел его в России, Бергфельды весной 2018 года уехали туда. Но вот вопрос – смогут ли они прижиться в стране с совершенно другим менталитетом, языком и традициями? Сама я уже и не знаю, что делать, как жить дальше. Кому в Германии жить хорошо

С одной стороны, есть огромное желание вернуться обратно в СНГ – в Россию или Казахстан. С другой, двое других моих детей родились в Германии.

Русский язык они знают и дружат в основном с детьми таких же переселенцев, как мы сами, но все равно забрать и увезти их, пока они доучиваются там, я считаю неправильным. Они сами должны выбирать, где им жить.

“Мне 30, а чувствую себя на 60”

С этой девушкой мы случайно разговорились в аэропорту, пока ждали свои рейсы. Она проявила инициативу первой. Улыбнувшись очень по-родственному, сообщила, что летит из Германии в Костанай.

– В гостях, наверное, были, – бросила я догадку.

– Нет, я там живу. Сейчас лечу сюрпризом на юбилей сестры, ей исполняется 50, она старше меня на 19 лет. Она очень больна – умирает от рака. Кто ее поздравит, кроме меня? Курьеру уже заказала 51 розу.

– А вы как попали в Германию?

– Сейчас мне 31, а когда уезжала было всего 15 лет. К тому времени по молодости, по глупости я уже вышла замуж – хотелось побыстрее белое платье надеть. Мама до последнего была против моего отъезда. Но я была уже беременна, а разлучить меня с отцом моего ребенка она не могла.

– В Германии вы, конечно, попали в сказку.

– Далеко не сказочная у меня там началась жизнь. Муж (он был старше меня на 10 лет), почти сразу связался с плохой компанией, стал таскать домой дружков-наркоманов. И я ушла от него с двухмесячным ребенком. Куда? В никуда! В 800 километрах от Бонна, где мы остановились, у моей мамы жила подруга юности, переехавшая в Германию лет 20 назад. Я ей рассказывала по телефону, как протекает у меня жизнь. И она предложила приехать к ней. Потом много судов. Все они были на моей стороне, хотя мне было всего 16 лет. Первый – разводил нас с мужем, второй – мой бывший хотел отсудить ребенка. У него ничего не получилось, зато я добилась лишения его отцовских прав и стала официально считаться матерью-одиночкой.

Потом “Югендамт” хотел не то чтобы совсем забрать ребенка, а поместить его на время в другую семью или приют, пока мне не исполнится 18. Они, видать, судили по своим молодым немкам, которые тоже в 15–16 лет рожают, а потом пьют-гуляют, наркоманят.

Но я смогла доказать, что я хорошая мать, и сыночка оставили со мной.

– Но у нас тут ходят слухи, что этот “Югендамт” – великий и ужасный, забирает детей, едва лишь увидит на теле малыша синячок или же пожалуются соседи.

– Это неправда. Это Германия, где всё нужно доказывать с документами в руках. У меня ребенок тоже ночами плакал, а жила я в многоквартирном социальном доме.

Представитель “Югендамта” после суда должен был проверять условия жизни моего малыша целый год. Они прислали мне письмо, где указали дату его прихода.

Но представитель в назначенный день не пришел, появился только через неделю. Думал, наверное, что я, как и немки – юные мамаши, буду валяться пьяной и полуголой на полу. А у меня дома идеальный порядок, на плите борщ наваристый, всё настирано-наглажено, ребенок-битюг ползает по полу. Зато я была в шоке: представитель собрался проходить в квартиру, не разуваясь! Потом мы с ним, уже разутым, пообщались, я показала ему все справки о прививках, предложила пообедать со мной. Он не отказался – немцы любят русскую еду. После кофе мы с ним тепло распрощались, и он ушел, чтобы больше вообще уже не приходить.

Через год я получила письмо из суда о том, что ответственность за ребенка несу только я одна. Папу, который хотел забрать его у меня в младенческом возрасте, за эти 15 лет, что прошли с тех пор, мы и не видели ни разу.

…Сыну было уже 5 лет, когда я встретилась со вторым гражданским мужем. Родила еще одного сына, а через четыре года с ним тоже развелась. Нет, он не был ни наркоманом, ни алкашом. Наоборот, открыл свою фирму, раскрутился и… стал перегибать палку – пить, гулять и бить меня так, что повыбивал мне всё, что можно – зубы, грудные импланты и т. д. Попала в тяжелом состоянии в больницу, где меня собирали по частям.

Ребенка к тому времени я уже год как отдала в детский сад, а сама вышла на работу швеей компрессионного белья. Устроилась по хорошей рекомендации, “по блату” по-нашему. Перехватывала ночные смены, чтобы зарплата была побольше. Выполняла аккорд (что-то вроде плана) не на сто процентов, а как минимум на 140. Открыла еще и свой салон красоты.

В общем, пахала так, чтобы быть детям и за маму, и за папу, и за деда, и за бабу. С тех пор осталась привычка – спать по четыре часа в сутки, больше не могу. А что? Хочешь жить, умей вертеться.

Немки местные удивляются: у нас, мол, мужики так не работают. У них ведь как? Пиво – диван, диван – пиво. Неправда, что у них всё ах и ох. Это наши всё придумали, когда им дали якобы бесплатное жилье. А оно не бесплатное, а социальное, в котором уважающий себя человек жить не будет.

А я как раз из последних. Сутками не спала, пока учила язык. Плюс работа, двое детей, надо помочь им сделать уроки, в квартире навести порядок. Было очень тяжело, но у меня была цель, а я ее всегда добиваюсь.

Первая – получить постоянное место жительства. Я его получила. О гражданстве даже не задумывалась, потом решила доказать самой себе, что смогу сдать все экзамены и получу его. Получила.

Я горжусь тем, что никогда не была в кредитах и долгах. У меня обставленная квартира, езжу на “Мерседесе”, который купила за наличные – 38 тысяч евро.

У меня здоровые ухоженные детки, хорошая работа и через две недели свадьба (смеется).

– Вы снова собрались замуж?!

– Да, да! Бог любит троицу, на третий раз уж точно повезет. Мы с ним три года вместе.

– А детей еще будете рожать?

– Обязательно! Дочку хочу.

– А вдруг и с этим не получится и опять станете матерью-одиночкой?

– Нет, у нас уже возраст не тот, мы много пережили оба.

– Но вам всего 31!

– Для меня это уже! Я так напахалась, что иной раз чувствую себя так, будто мне все 60. Я с 16 лет работаю. Дома, в Казахстане, в огороде с малолетства. Пока мама в школе (она у меня бывшая учительница), я обеспечивала ее и себя едой.

– А эти немцы, которые ваши мужья, – русские или местные?

– Нет, я выхожу замуж только за наших, за советских.

– А за местного немца не хотели?

– Нет!

– Почему?

– Ну у них другой менталитет. И они это… некультурные. Для них нормально сморкаться во время еды, рыгать и пукать. А я брезгливая. Как живут казахи в Кельне

– А как в Германии отмечают праздники? Например, Новый год?

– У нас, у русских, – всё, как положено. Наряжаемся, красимся, стол, за который садимся в полночь уже полусонными и измотанными, – чтобы ломился от еды, а дом – от гостей. У них такого и близко нет. Моя арбайтсколлега выставила фотки в WhatsApp. Как всегда – в растянутой майке, бесформенных штанах (они все там такие), на столе чисто немецкая еда – курочка, соус, шпецле (это гарнир из макарон). Она рассказывала, что поели, в 12 ночи вышли на улицу, немножко постреляли и завалились спать.

А я люблю готовить. Когда на работу ношу целыми тазами свою выпечку, немцы в шоке. Они такого не знают и не делают.

Начальница моя, помню, попробовала беляши, забрала с собой пару штук. На другой день сообщила, что они с мужем поужинали ими. “Ой, Лена, как вкусно! Давай я заплачу, а ты нам напечешь эти ваши, как их…”.

Но мы же русские из Казахстана! Разве можно продавать коллегам? Ну раз людям нравится моя стряпня, мне не трудно напечь целый таз беляшей для ее семьи. Пусть объедаются.

– Но откуда пошли слухи, что там, за бугром, всё лучше, чем дома?

– Да наши, бывшие советские, и распространили эти слухи. Типа – жилье бесплатное, а колбасы и пива много. Везде надо пахать, иначе будешь иметь всё необходимое только по минимуму. Мне приходилось пару лет жить так. Больше не хочу.

– А желания вернуться домой нет?

– Уже нет. Первые годы, когда была там одна, – без родни и знакомых, рвалась домой, но мама удерживала. Просила потерпеть. И я терпела. А сейчас и сама уже не вернусь. Не потому, что здесь лучше, а дома хуже. Я бы с моим трудолюбием и в Казахстане не пропала.

Просто там, где с юности хапнешь больше горя на свою голову, там и корнями врастаешь сильнее. Это как ребенок, который тебе дорого достался.

Алматы