Австрийский след

“КАРАВАН” рассказывал об истории старой Австрийской дороги, построенной от долины реки Бухтармы до озера Маркаколь (“100 лет между небом и бездной”, № 30 от 1 августа 2014 г.). На трассу возлагалась стратегическая задача переброски частей и вооружения к границе с Китаем. Строили военнопленные – в тяжелейших условиях, вручную.

Осталась только фамилия

Как-то в усть-каменогорском корпункте раздался звонок.

– Мой дед был военнопленным австрийцем, – сообщил устькаменогорец Владимир ЦЕБЕНЯК. – Бабушка никогда не говорила, боялась. Только перед смертью рассказала.

В семейном архиве не осталось ни одного документа деда. Владимир помнит, что в детстве видел рисованный портрет, но тот сгорел при пожаре. Только в свидетельстве о рождении сына, выданном в 1935 году, в графе “Отец” значится Петр Михайлович Цебеняк.

– Дед-австриец умер в 1935 году вскоре после рождения последнего сына, – рассказал Владимир. – Заболел дизентерией, лекарств не было. Они с бабушкой жили в селе Ермаковка недалеко от Усть-Каменогорска. Там до сих пор есть старожилы, которые помнят их семью. В деревне их так и называли – австрийцы. Перед смертью бабушка рассказала, как прятала мужа по подвалам и погребам от ОГПУ и потом НКВД.

Как было настоящее имя деда? Возможно, в советских документах изменили фамилию Цебен (Ceben), которая встречается в Австрии, Венгрии, Германии. Узнать точнее практически невозможно – за сто лет многие архивы по военнопленным утрачены, часть вывезена в Петербург. А сколько всего в крае осело солдат и офицеров, сдавшихся царской армии? По данным историков, всего на Алтай было отправлено не меньше 15 тысяч военнопленных, в основном подданных Австро-Венгрии.

Австрийская “железка”

– Первые партии пленных привезли на пароходах по Иртышу, – рассказал в свое время “КАРАВАНУ” житель села Черновая Катон-Карагайского района Павел КЛИМОВ. – Я слышал, их особо не охраняли. Из такой глуши все равно далеко не убежишь. Селили где придется – в старых казармах, бараках. До прихода большевиков в эти лагеря поступала помощь от Красного Креста. В Семипалатинске был даже опорный пункт со складом. Среди пленных ходили самодельные деньги – боны – они покупали друг у друга табак, мыло.

К сожалению, Павла Федоровича Климова уже нет в живых. Но его слова подтверждают исторические документы. По данным госархива Алтайского края Российской Федерации, около 6 тысяч пленных австрийцев, чехов, словаков числились рабочими на строительстве Южно-Сибирской магистрали. Эта железная дорога с ответвлениями на хлебный Семипалатинск и угольные залежи Экибастуза была коньком царского, а потом и советского правительства. Лагерники вручную кирками и лопатами делали насыпь, укладывали полотно. В войну, когда мужчин забрали на фронт, военнопленные стали практически единственным трудовым резервом. Им выплачивали зарплату. Мизерную, но выплачивали.

– Зимой их много умирало, – поделился в свое время воспоминаниями, слышанными от стариков, житель Черновой. – Возле каждого лагеря были могилы. У пленных были только тонкие шинельки, ботиночки. В морозы они простывали, болели. Люди их жалели, делились хлебом.

За пять лет военнопленные отсыпали железнодорожную насыпь через ленточные боры Прииртышья. В 1919 году после заключения большевиками Брестского мирного договора для лагерников открылась возможность вернуться домой. Заканчивали грандиозную стройку уже при советской власти – в 1930 году железнодорожный участок соединил Казахстанский Алтай с Сибирью.

Ни плена, ни свободы

В документах по истории Восточного Казахстана сохранилось немало свидетельств о настоящей охоте за специалистами и умельцами их числа военнопленных. В мемуарах словака Арнольда Петраша, этапированного осенью 1914 года в Усть-Каменогорск, а затем Семипалатинск, говорится, что обитатели их лагеря могли выходить днем в город, устраиваться на работу. Сам словак, например, со своим высшим образованием трудился бухгалтером. Пленных с квалификацией медиков направляли работать в местные больницы, в лагерях им оформляли специальные “отпуска” с 8 утра до 8 вечера.

Всего по данным переписи от февраля 1915 года, опубликованным в сборнике военно-исторических документов, в Зайсане, Павлодаре, Семипалатинске, Усть-Каменогорске насчитывалось 7,5 тысячи военнопленных. В донесении администрации лагерей губернатору Семипалатинской области значилось: “Среди военнопленных славян, румын, итальянцев и эльзас-лотарингцев находится в данное время портных 16, полировщиков 3, сапожников 21, стапельщиков 1, слесарей 16, механиков 4, маляров 14, музыкантов 3, кондитеров 9, сахарщиков 8, садовников 2, ткачей 1, кузнецов 8, гончаров 1, каменщиков 22, обойщиков 3, мясников 2, кровельщиков 2, машинистов 1, кожевников 1, чернорабочих 28, интеллигентного труда 14, каменщиков 44, мельников 2, шорников 1”.

Другими словами, практически сразу военнопленные оказались втянуты в местную жизнь, их труд стал частью хозяйства региона. Многие, как, например, словак Петраш, завели семьи, у них родились дети…

В 1921–1922 годах большая часть пленных вернулась к себе на родину. Большевики не препятствовали. Почему же молодой австриец, чьи потомки сейчас носят фамилию Цебеняк, не воспользовался шансом уехать домой в Австрию? Из-за большой любви? Или вмешались некие обстоятельства? Узнать это сегодня невозможно. Но вот что не вызывает сомнений, так это то, что этнический состав на Казахстанском Алтае после Первой мировой стал более пестрым.

Усть ‑ Каменогорск