Эстонский след

Об этом глухом уголке Восточного Казахстана заставил вспомнить звонок усть-каменогорского кинематографиста Анатолия ЛАПТЕВА. Около 20 лет назад он снял фильм о старике, называвшем себя казахским эстонцем. Неспешно и просто седой человек говорит о маркакольской деревне. По-прибалтийски неспешно. По-крестьянски просто. Кадр за кадром, словно по луговой тропке, ведет он зрителей по своей судьбе – начиная с родительских воспоминаний о переселении эстонцев в Сибирь и на Алтай в годы Столыпинской реформы и заканчивая спокойным желанием умереть там, где родился.

– Такие богатые края забросили, тут такие стада держать можно, – единственное, о чем сокрушался в фильме дед Самуль. – Все есть, как на курорте, колбасы только нет.

– Минувшим летом моя давняя работа вновь оказалась в центре внимания, – рассказал кинематографист. – Посол Эстонии в Казахстане Яан Хейн заинтересовался историей Верхней Еловки. По его просьбе мы восстановили фильм (он был снят еще на кинопленку), перевели в цифровой формат. Его хотят показать на эстонских телеканалах.

“Судно” для невесты

К сожалению, сегодня былая диаспора прибалтов на Казахстанском Алтае растворилась. На месте той же Верхней Еловки, где до войны было 86 домов, остался последний сруб. Почерневший от времени, построенный трудолюбивыми руками Александра Самуля.

– В фильме этот дом хорошо виден, – дал комментарий усть-каменогорский литератор Геннадий ПУССЕП. – С белыми ставнями, широким двором. О нем вспомнили, когда посол Эстонии во время знакомства с этнографической деревней в Усть-Каменогорске спросил: почему в ней нет ничего эстонского? Если перевезти дом, он станет частью истории края. Идея сразу нашла отклик, посольство выразило готовность взять на себя расходы. Если все получится, мы, конечно, сумеем наполнить сруб эстонской утварью. У меня вот от мамы сохранились эстонские салфетки, коврики.

Род Пуссепа, как и другие переселенцы из Прибалтики, укоренился на Алтае в начале XX века. Семьи массово ехали на окраинные земли за лучшей долей. Крупные эстонские поселения, по словам литератора, были на Колывани, под Змеиногорском. Мужчины работали на Демидовских рудниках, занимались крестьянским трудом.

– Мой дед был плотником, – передал поэт. – Сама фамилия говорит за себя: “пус” – “дерево”, “сеп” – “кузнец”. Дед еще делал гармошки-хромочки, у всей родни такие были.

Сейчас эстонское посольство нашло бывшее компактное поселение еще под Астаной. Местные жители как легенду сохранили воспоминание об эстонском обряде сватовства. На исторической родине жених обязательно приезжал за невестой на лодке. Где взять в казахской степи море?

– Тогда сделали из телеги подобие корабля и на этом “судне” ездили за невестами, – говорит литератор.

Собрать по крупицам

Сейчас на Маркаколе не осталось ни одного эстонца. Геннадий Пуссеп говорит об этом с грустью. Пробовал оформить диаспору, но осторожные эстонцы отказались от официального формата. Сейчас по крупицам собирает историю народа на Казахстанском Алтае. В селе Катон-Карагай он нашел улицу Биттера. Если есть название – значит должны быть те, кто помнит, что это был за человек, какую роль сыграл в судьбе таежного селения.

– Мы будем использовать любую возможность, чтобы узнать что-то о восточноказахстанских эстонцах, – заключил Геннадий Пуссеп. – Через “Караван” обращаемся с просьбой ко всем поделиться сведениями. Казахстан стал родным для многих народов, и у эстонцев в его истории есть свое место.

Усть-Каменогорск