Поющий агроном

“Добрым был, добрым и остался!”

– Скучаете по имиджу 70-х годов, когда у вас были длинные волосы, брюки клеш?

– Конечно, скучаю, но моде свойственно повторяться. Вообще я люблю классику (смеется). Но больше скучаю по человеческим отношениям: по доброте, дружбе, доверию – мы могли друг у друга занять деньги, прийти в гости. Чтобы на кого-то в суд подавали и писали претензии – не было такого!

– Между артистами…

– И в том числе между артистами. Сейчас судят за песни, если они по нотам похожи между собой. Я уверен, повторяются многие, но это не значит, что человека надо унижать, делать ему больно. Сейчас люди агрессивные, озлобленные, доброта пропала. Но не у всех, я каким был добрым, таким и остался (смеется)!

– Кто в вас разглядел музыкальные способности?

– Я с детства пел. Недавно похоронили нашу Розу Багланову, пусть земля ей будет пухом. Именно ее песню о партии я выучил по радио, когда мне было 2–3 годика. Мне говорили: “Этот мальчик будет певцом”. С песнями Розы Баглановой мы все выросли. Сейчас певцов искусственно делают. Деньги заплатил, спел, раскрутка идет 2–3 месяца – и все, он звезда.

– У вас есть музыкальная студия. Разве не тем же занимаетесь?

– Я студию держу, чтобы помочь молодым – здесь рядом академия им. Т. Жургенова, консерватория.

– Вы помогаете всем?

– Только талантливым. Зачем мучиться с бездарщиной и раскручивать ее, совесть должна быть у человека! Свои песни пишу в студии.

По светлому пути

– Ваше имя – Акжол – переводится как “светлый путь”. Был ли путь действительно светлым? Или через тернии – к звездам?

– Абсолютно. Несмотря на то что часто езжу за рубеж, с трепетом возвращаюсь домой. Мое имя созвучно моей жизни, потому что иду по белому пути, веселясь, поднимая дух. Я очень легко преодолел путь от художественной самодеятельности к профессиональному исполнению. Хотя я отучился в музыкальном училище на факультете хорового дирижирования в Намангане, у меня есть диплом  агронома-селекционера Ташкентского сельскохозяйственного института. То есть я  поющий агроном…

– Преград не было?

– Я же не зря сказал, что люди поменялись. Были такие моменты, как неблагодарность учеников, которых ты воспитал. Они проходят, здороваются, но, когда организовывают сольные концерты или юбилеи, забывают пригласить. Это обижает. Мы же люди – любим, когда за то, что сделал кому-то хорошо, тебе сказали спасибо. Может быть, сейчас  время такое суетливое, не хватает внимания или воспитания. А насчет народного артиста Казахстана – это звание упразднено. Но дело не в этом, звание народного мне уже давным-давно народ дал. Но я человек в возрасте, уже два раза ложился в больницу с серьезной болезнью. Я не мог попасть в бывшую совминовскую больницу, так как там прикреплены народные артисты... А заслуженный артист Казахстана, оказывается, не имеет права в ней лечиться. Обидно! Свое 60-летие я отметил в прошлом году, и ни один человек из Министерства культуры не пришел. Но я не обижаюсь – меня народ поздравил. Я поехал в Южно-Казахстанскую область, там и на лошадь посадили, и халат с чапаном надели, и концерт организовали… Но почему чиновники, сидящие наверху, не вспомнили? За твой труд, за бессонные ночи, что ты работаешь, какое-то внимание должно быть!

“Досмукасан” или “Ялла”?

– Расскажите, как вы попали в “Досмукасан”?

– В 1972 году стал лауреатом всесоюзного конкурса с песней “Айголек”, тогда я учился в Ташкенте. Приехал муж Розы Рымбаевой – Таскын Окапов, пригласил меня в ансамбль “Гульдер”. Жена говорит: “Не пойдешь в “Гульдер” – там одни девушки!”. Ревновала. А вот в “Досмукасан”, в мужскую команду – пожалуйста. Также в “Яллу” приглашал Фарух Закиров, мой друг.

– В “Яллу” не пошли, потому что это узбекский коллектив?

– Нет, там интернациональная группа была. Дело не в этом – мне “Досмукасан” всегда нравился, это была элитная, легендарная группа. По тем временам это было что-то недосягаемое. Я впервые с “Досмукасаном” вышел на сцену еще студентом. В 1976 году три месяца гастроли были по Южно-Казахстанской, Джамбулской, Алма-Атинской областям, в Ташкенте. Меня чуть не исключили из института!

Выступления в Афганистане и туркменские колючки

– Через четверть века вы вернулись в “Досмукасан”!

– После того как ушел из “Досмукасана” в 1985 году, продолжил выступления как сольный артист. Открыл свой продюсерский центр, а в прошлом году Мурат Кусаинов пригласил прийти на свое место. Многие говорят – “на место Бахыта Жумадилова” (трагически погиб в 2010 году. – Прим. авт.). Нет, мое место в “Досмукасане” испокон веков было. Сейчас нас пять человек: Мурат Кусаинов, Александр Литвинов, Искаир Абаханов, Акжол Мейрбеков, Нуртас Кусаинов. Кстати, на всесоюзном конкурсе в Минске в 1974 году солировал Нуртас, исполнял песню “Сестры России”. “Досмукасан” наряду с “Песнярами” занял первое место и получил путевку на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Берлине, где тоже стал лауреатом. Это легендарная, крутая команда!

– Недавно многие по традиции отпраздновали 23 февраля – День Советской Армии. Хотелось бы услышать от вас историю, связанную с этим праздником…

– В 1983 году мы поехали в Афганистан, где наши интернацио­нальные войска выполняли долг по обеспечению безопасности и восстановлению демократии. “Досмукасан” почти месяц летал на вертолете и ездил на автобусе по Афганистану. По нам стреляли, могли сбить американскими ракетами “Стингерами”. Тогда я ощутил, как это страшно быть на войне, рисковать жизнью. Хотя я не служил в армии, но был три месяца в Туркмении на сборах, куда нас отправили перед защитой диплома. Эти три месяца показались как три года – жара 45 градусов, огромные мухи, вода ужасная. Верблюжьи колючки клали в воду и кипятили, отвар процеживали, наливали во фляжку и пили как апельсиновый сок. Иначе можно было подхватить инфекцию. Сейчас в Казахстане армейский праздник празднуется 7 мая, но мне, как человеку, который вырос в Советском Союзе, ближе 23 февраля.

7 мая ощущают немногие, потому что все готовятся к 9 Мая – Дню Победы.

Жену пришлось красть!

– Каким для вас получился переход от советской эстрады к независимой? Многие ведь потерялись.

– Переход был болезненным – все знают. Многие бросили искусство, ушли на базар. Но я всегда был на сцене. Настроился, был оптимистом, видел светлое.

– Кто вас поддерживал?

– Поддерживали Всевышний, семья. Я с 1993 года хожу в хадж. Верю, что Бог един, хоть вера разная. И пути к Богу разные. Еще на фестивале “Азия дауысы” в 1990 году я пел песню “Тайказан” – это призыв к Всевышнему, к чистоте, благородству, еще не было перехода к религии, а у меня почему-то так получилось. Я подумал, голос Азии – это голос минарета, и заказываю Куату Шельдебаеву песню, стихи написал поэт Ибрагим Исаев. У меня дед был муллой, а бабушка – тауп (знахарка). Мама молилась всю жизнь, держала уразу. Я был школьником несмышленым, днем потихонечку пирожки кушал, а вечером мама спрашивала: “Уразу держал?” – “Держал!”. Сейчас держу уразу, пять раз молюсь, являюсь помощником председателя республиканского религиозного объединения “Казахстанская ассоциация хаджи”.

– Вы начали говорить о семье. Где познакомились с супругой?

– Я пел на танцах в Таразе, мне было 18–19 лет. Сам же я  из Арыси, это под Шымкентом. Шарипа приходила с подружками послушать музыку. Она  профессиональный повар-кулинар. Помните фильм “Повар и певица”? А мы – повариха и певец. По национальности она узбечка. Я украл невесту с ее согласия, потому что отец у нее строгий был, сказал, что за казаха замуж не отдаст! Конечно, ее братишки в погоню бросились, но все закончилось миром. Дочка Луиза руководит турфирмой. Сын Султан работает в службе ЧС, у меня двое внуков. Самого младшего сына зовут Тимур, ему 30 лет, еще не женат. Так что через “Караван” хочу ему невесту найти!