Рынок труда. В погоне за длинным тенге

Ближнего Востока, которые уже оккупировали часть Восточной и Западной Европы, навострят лыжи в Казахстан?

– Не навострят! Чтобы до нас дойти, им нужно пройти не самый либеральный Иран, Афганистан, Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизию. У нас не такая социальная политика и экономическая ситуация, как в Европе, – комментирует ситуацию “КАРАВАНУ” директор Института мировой экономики и политики Султан АКИМБЕКОВ. – Им тут даже статус беженца получить будет трудно. Да и рынок труда в Казахстане не способен переварить такое количество “гостей”. В Европе он огромный, а у нас сегментированный: на юге рабочих рук перебор, а на севере страны – нехватка. Между ними огромные расстояния и значительный разрыв в доходах. Появление таких беженцев или мигрантов у нас возможно только при условии какой-то масштабной дестабилизации. Но это нам пока не угрожает.

– В Казахстан поток гастарбайтеров из соседних стран не иссякает. Даже увеличился. И чаще всего это нелегальный труд…

– Просто Россия ужесточила миграционное законодательство, рубль сильно девальвирован, плюс санкции. Узбеков и таджиков там стало меньше. Киргизы еще держатся. Первые работали там в основном на стройках, где более или менее адекватная оплата труда. Вторые – в сфере услуг. В первой деньги кончились. Во второй – остались. Кто из них сейчас начнет искать работу в Казахстане – сложно сказать.

Если забыли: во-первых, у нас с этими странами безвизовый режим. Во-вторых, Алматинский регион – магнит, который притягивает к себе не только “чужих”, но и “своих”. На нашем юге, особенно на селе, гастарбайтеры легко выигрывают конкуренцию с местными жителями: наши граждане на низкооплачиваемую работу не идут. Потому что у соседей и у нас уровень оплаты труда разный. Это касается и высококвалифицированных специалистов.

• В ноябре 2014 года министр здравоохранения и социального развития Тамара ДУЙСЕНОВА заявила:
  – В ближайшие годы в Казахстане ожидается наплыв неквалифицированной рабочей силы из Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, Китая, Турции и России.

– Вот-вот. В 2012–2014 годах много таких к нам из Украины и России приехало...

– А еще из Узбекистана и Киргизии... Но в этом случае нужно говорить о конкретных агломерациях: Алматы, Астана, Шымкент, Актобе, Атырау, Актау, Караганда, Усть-Каменогорск. Если есть ниши – они их занимают.

– Кстати, в прошлом году квоту по привлечению иностранной рабочей силы подняли до 63 тысяч человек. А реально зарегистрировали менее 30 тысяч. Остальные, получается, нелегалы?

– ЕАЭС предполагает свободное перемещение трудовых ресурсов. Кроме того, после девальвации тенге ситуация изменилась: до этого мы были более конкурентоспособными. Сейчас можно говорить, что отчасти мы теряем свой рынок труда. Идет давление и сверху, и снизу: неквалифицированная рабочая сила из Центральной Азии и профессионалы из ЕАЭС и СНГ. Пока все не так плохо. Поэтому нельзя говорить о том, что гастарбайтеры отнимают рабочие места у казахстанцев. Они не могут сегодня влиять на рынок труда и формировать его.

– В кризис рынок труда суживается. Перестанет ли комитет по статистике выдавать, что в РК 5 процентов безработных?

– Есть (улыбается) статистика народная. И есть официальная. Вспомните Сталина: “Не важно, кто голосует. Важно, кто считает”. В России тоже низкий процент безработицы. Но там очень сильная инерционная система – наследство от СССР. Ни там, ни у нас до сих пор не пришли к решению, как считать самозанятых.

• По итогам 2014 года Казахстан вошел в число 30 государств с самым высоким количеством трудовых мигрантов.

– А как, Султан Магрупович? Программу “Занятость-2020” разворовали. Вон сколько уголовных дел! Поэтому и рабочих мест не прибавилось. А человек без работы – потенциальный преступник.

– Ну, по уголовным делам я не специалист. Планы бизнеса и государства иногда трудно совместить. Если удалось трудоустроить хотя бы несколько тысяч человек – уже успех. А в сельской местности стабилизация уже произошла. И это подтвердили наши исследования. Кто хотел – тот уехал. А на селе, я вас уверяю, сейчас практически натуральное хозяйство: личный скот – это постоянно растущий капитал. Если хотите, там сейчас, по сути, мелкобуржуазная среда – те самые самозанятые. Это относится и к оралманам. Да, у некоторых есть проблемы с получением гражданства. Но если им выделили какие-то участки для строительства жилья и выпасы – они уже самозанятые. Им сложно конкурировать на более высоких уровнях в городах – по знанию языка, образованию, даже ментальности.

• Если в определенных регионах зарубежных стран, где наблюдается наибольшая концентрация населения, происходит экономический рост, то в Казахстане все с точностью до наоборот.

– Рынок труда в Америке и Европе достаточно мобильный. По программе занятости не так много казахстанцев перебрались из депрессивных регионов в перспективные. Мы – инертные?

– Наоборот! Классический пример – Текели. После закрытия рудника и комбината многие уехали в разные регионы. Люди готовы двигаться, готовы обучаться новым специальностям. Астана и Алматы – индивидуалистические города. Провинция – обратный пример. Снижение или повышение уровня жизни в разных регионах у нас происходит по-разному. Гастарбайтеры тоже считают, куда ехать. А наше население уже давно пришло к выводу, что уровень его жизни мало зависит от того, какие решения принимает правительство. Полагается на себя, а не на власти. Да, не все проекты, запущенные в рамках ФИИР, заработали. Были и дутые, есть откровенные просчеты. Это общая специфика постсоветского пространства. Но тут дуаль: либо искусственно создавать рабочие места, либо менять правила игры с учетом кризисной ситуации и поддерживать бизнес, чтобы он создавал эти рабочие места.

– Но денег-то сегодня у бизнеса не так много!

– Если честно, то в Казахстане сегодня денег хватает. Не хватает проектов, в которые их можно вложить. На Западе кредиты могут быть длинными и не очень дорогими. У нас ситуация обратная. Здесь важна институция, способная обеспечить их сохранность.

– Даже две легализации имущества и капиталов пока не привели к мощным инвестициям в экономику!

– Значит, люди не нашли объектов для инвестирования. При этом все же класс предпринимателей создан, “подушка безопасности” есть. Худо-бедно рабочие места появляются, поэтому считаю, что массового наплыва трудовых мигрантов нам ожидать не следует. И не забывайте: рынок сбыта у нас небольшой, расстояния – огромные, логистика – дорогая, рабочая сила – тоже. Вопрос защищенности собственности…

– Это вы уже про коррупцию?

– Ну, это как бонус-фактор (улыбается)… А Маркса еще никто не отменял. Мы все это проходили.

– Какие тенденции можно будет увидеть на рынке труда в ближайшие 2–3 года?

– Один из позитивных факторов – программа “Нурлы жол”. Там выделяют до 3 миллиардов долларов в год: это строительство коммуникаций, логистика и прочее. Второй – госпредприятия сократят закупки. Третий – продолжение инвестиционных проектов. Четвертый – китайские инвестиции на серьезные суммы. Пятый – нефтяные проекты на Каспии. Все это должно сказаться на частном бизнесе. В том числе и малом, и среднем… А программу занятости государство все равно должно расширять и продолжать.

– Заявление председателя Нацбанка Кайрата Келимбетова о том, что накопления Пенсионного фонда начнут инвестировать в реальные проекты, взбудоражило многих…

– Нужно внимательно смотреть, во что именно. И не наступать на грабли…

Отступление первое

– Цунами то ли трудовых мигрантов, погнавшихся за длинным евро, то ли бегущих от войны – это закат Европы? Конец ее традиционным ценностям?

– Думаю, Европа справится. Просто вызовов сейчас слишком много. Ситуация сложилась, как в поздней Римской империи, когда из-за высокого уровня жизни туда хлынули африканцы, иудеи, христиане, варвары. Они изменили облик городов, среду. Добавили свое в науку, культуру, ремесла. А потом изменилась и политическая система. Поздний Рим уже не был городом латинского населения. Люди всегда стремятся к лучшей жизни. Именно такая сейчас в Европе. Хотя, возможно, патернализм там сегодня слишком превалирует.

– Варвары захватили Рим, погрязший в коррупции и разврате. Сегодня Европа поощряет гей-браки, парады ЛГБТ и не способна бороться с коррупцией, один скандал в ФИФА чего стоит. Плюс банки Англии и Швейцарии, Франции, Германии, которые отмывали миллионы, нажитые преступным путем… И тут – орды мигрантов, многие из которых тут же занялись криминалом. Толерантность – это капут Старому Свету, как и Древнему Риму?

– Не все аналогии здесь верны. Нынешние мусульманские общины в Европе выступают сегодня тем же фактором, который покончил с “уставшим” Римом. Иначе надо либо строить свою Великую Китайскую стену, либо принимать новые правила игры. Но это тема для другой дискуссии.

Отступление второе

– Что скажете о новом Трудовом кодексе?

– Он выглядит более либеральным, хотя профсоюзам, конечно, не очень нравится. При нашей неолиберальной политике надо было все привести к общему знаменателю. Тот же бессрочный трудовой контракт: человек по факту уже пенсионер, но это не основание его уволить. По защите людей труда – тут никто не спорит. Одни говорят: всегда надо поддерживать человека труда. Другие – надо поддерживать конкурентоспособность.

– Была версия, что кодекс начали разрабатывать через полгода-год после событий в Жанаозене…

– Думаю, это случайное совпадение. Жанаозен – специфическая ситуация. Деталей этого трудового конфликта не знаю, поэтому мне трудно комментировать. Каждый случай надо разбирать в деталях. Спор между социал-демократами и неолибералами – это общий фактор. Одни требуют сокращения расходов на социалку, повышения пенсионного возраста и соблюдения рыночных правил игры. Другие – трезвого взгляда на нынешнее состояние общества.

– И как в этой “вилке” строить конкурентоспособность Казахстана?

– Либеральная политика выглядит более логичной. Хотя профсоюзы тоже должны отвечать за то, чтобы социал-демократическая часть не потерялась.

Алматы